Трое уцелевших. Наковальня времени. Открыть небо - Силверберг Роберт

— Тебе было больно оставлять его, не так ли, Глэйр?

— Так. Но я нашла в себе силы. И ты найдешь. А боль через некоторое время пройдет… Я сейчас уйду. Машина будет стоять на улице. Когда будешь готов к тому, чтобы уйти, включи на крыльце свет. Можешь не спешить. Мы подождем, сколько надо.

Кэтрин словно окаменела, только теперь полностью осознав постигшую ее утрату. Она еще старалась убедить себя, что ничего не теряет, поскольку ничего не имела — Ворнин никогда не принадлежал ей. Это был просто гость. Г-о-с-т-ь! Посетитель. П-о-с-е-т-и-т-е-л-ь! То, что между ними произошло, было мгновением — любовью бабочек, гибнущих от первого дуновения зимы.

Глэйр снова обняла ее. Начала что-то говорить, но слова застряли в горле. Кэтрин попыталась унять слезы.

— Я не буду задерживать его слишком долго — прошептала она.

Дирнанка вышла. Кэтрин закрыла за ней дверь и вошла в спальню. Ворнин стоял у окна. Она молча подошла к нему, обняла…

Им нужно было так много сказать друг другу.

И так мало осталось для этого времени…

21

— Зайдете? — спросил Том Фолкнер.

— Пожалуй — пожала плечами Кэтрин Мэйсон.

Он открыл дверь своего дома, и она вошла.

Они изъездили за полдня почти весь Альбукерк. Она оставила свою маленькую дочку у соседки и не уставала напоминать себе, что пора возвращаться домой, но все откладывала и откладывала… И вот они в его доме.

Он только теперь смог ее рассмотреть. В машине, когда она сидела рядом, не было возможности сделать это. И сейчас он смотрел на нее, не отрываясь.

— Думаю, нам следует хранить все происшедшее в тайне — нарушила затянувшееся молчание Кэтрин.

— Вы правы. Ведь не хочется, чтобы нас посчитали лунатиками? — сдержанно улыбнулся он.

— Зато теперь мы можем основать новую религию — улыбнулась в ответ она — В качестве конкурентов Фредерику Сторму. Заложим храм и начнем проповедовать евангелие от Наблюдателей…

— А кого объявим богом? Миртина или Ворнина?

— Том, не надо…

— Я пошутил. Хотите что-нибудь выпить?

— Не возражаю.

— У меня довольно скромный выбор: эрзац-виски, кое-какое вино и…

— Мне все равно — перебила его Кэтрин — Главное — с пульверизатором.

— Едва ли самый элегантный способ пить спиртное — заметил Фолкнер.

— А я вовсе не претендую на элегантность — отпарировала она.

Он улыбнулся и предложил ей поднос с пульверизаторами. Она, не глядя, взяла один, он, чтобы не показаться невежливым, последовал ее примеру.

— Ваш муж, насколько я помню, служил в ВВС?

— Да. Теодор Мэйсон. Он погиб. В Сирии.

— Извините. Я не знал его. Он служил в Киртлэнде?

— До своего перевода за океан.

— Это большая база. Очень жаль, но я действительно не был с ним знаком.

— Почему вы так говорите?

— Не знаю — смешался он — Просто потому что… ну, потому что он был вашим мужем и… было бы очень приятно, если бы я… о, черт! У меня просто язык заплетается, не так ли? А как это выглядит со стороны? Перезрелый юнец сорока трех лет! Еще выпьем?

— Не хочется.

Он тоже воздержался. Она достала фотографию. Рука его слегка дрожала, когда он протянул руку за глянцевым стереоснимком голой девчушки двух-трех лет, улыбающейся ему из высокой травы.

— Бесстыжая девчонка, а?

— Я по мере возможности пытаюсь привить ей скромность, но пока что не слишком преуспела в этом. Может быть, лет за пятнадцать…

— А сколько ей сейчас?

— Три года.

— О, тогда у вас еще масса времени впереди — засмеялся Фолкнер.

Она не ответила. Разговор зашел в тупик. Они старались не вспоминать людей со звезд, хотя понимали, что рано или поздно должны будут коснуться этой темы.

После нескольких минут молчания Фолкнер не выдержал.

— Думаю, они уже достигли своей базы отдыха и начали курс лечения. Как вы думаете, вспоминают ли…

— Уверена, что вспоминают.

— Но как? Как добросердечных волосатых обезьян, которые так трогательно о них заботились?

— Это нечестно! Вы же знаете, что они более высокого мнения о нас!

— Почему? Разве мы ровня им? Опасные обезьяны с атомными бомбами!

— В массе своей — может быть — кивнула Кэтрин — Но не по отдельности. Не знаю, как было у вас с Глэйр, но Ворнин уважал меня как личность. Понимая, что я только человек, он все же никогда не смотрел на меня свысока, никогда в душе не насмехался надо мной.

— У меня с Глэйр было то же самое. Так что беру свои слова назад.

— Они — весьма своеобразные существа — задумчиво сказала она — Но я уверена, что независимо от того, какие чувства питали к ним мы, они отвечали нам взаимностью. Были сердечными… добрыми…

— Интересно, а каковы краназойцы? — сменил тему разговора Фолкнер.

— Кто?

— Их галактический соперник. Разве Ворнин не рассказывал вам о холодной войне в космосе?

— О, да!

— Вот ведь что забавно, Кэтрин. Мы даже не знаем, какие они, как вы бы выразились, в массе своей. Двое, которых мы повстречали, были очень хорошими, но они — только солдаты в войне, которую затеяли правительства. И, может быть, краназойцы в действительности имеют больше прав на нашу Землю, чем дирнанцы… Нам приоткрыли щелочку в космос, мы заглянули в нее чужими глазами, и до сих пор не знаем причин и целей этой вселенской борьбы. Наше небо кишит космическими кораблями, с которых другие расы следят за нами, плетут хитроумные заговоры, стараясь переиграть друг друга…

— Ворнин уверял, что когда-нибудь срок действия соглашения закончится, и тогда они смогут открыто вступить с нами в контакт.

— Глэйр тоже говорила об этом.

— Но когда же истечет этот срок?

— Может быть, через пятьдесят лет. А может — через тысячу. Не знаю.

— Будем надеяться, что скоро.

— Почему, Кэтрин?

— Чтобы Ворнин вернулся — Она опустила голову — И ваша Глэйр. И чтобы мы встретились с ними…

— Это опасное заблуждение, Кэтрин. Даже если соглашение отменят на следующей неделе, вы никогда больше не увидите Ворнина. А я — Глэйр. Разрыв был окончательным. Любовная связь между существами разных планет не может иметь будущего. Они мудры и сделают все, чтобы мы никогда больше не встретились. Когда любовь обрывают таким образом, сердце истекает кровью, но они намерены дать этой ране зажить и больше не открываться.

— То есть, вы считаете, что надеяться глупо?

— Послушайте! — воскликнул он — Сохранить любовь достаточно трудно даже для двух человеческих существ. А если другой не является человеком?

— Не думаю, что это так трудно — полюбить — покачала головой Кэтрин — Или сохранить любовь. Даже если этот другой — дирнанец… — Она запнулась — Ладно. Я, кажется, говорю глупости. Их больше нет. Остались мы с вами, люди, которым было дано пережить нечто необычное и замечательное, и которые обречены всю жизнь хранить в душах осколки разбитого счастья…

Фолкнеру послышался в ее словах намек. Нет, не так скоро. Когда-нибудь, возможно, они с Кэтрин склеят эти осколки. Но сначала нужно постараться понять не только ее — понять себя самого, нового себя, возрожденного из пепла дирнанкой по имени Глэйр. Еще раз открыть душу другому человеку… Рано. Еще рано.

— Стемнело — сказала Кэтрин, поднимаясь — Мне пора домой. Джил будет капризничать.

— Я отвезу вас.

Выйдя на улицу, они оба непроизвольно взглянули на небо. На звезды. Потом взгляды их встретились, он улыбнулся, она ответила ему улыбкой, и оба рассмеялись.

— С нашей стороны будет не очень хорошо, если мы их забудем, правда? — спросила Кэтрин.

— Конечно. Но мне кажется, что мы просто не сможем этого сделать. На несколько недель нашей жизни к нам снизошли звезды. Такое не забывается. Но они вернулись на свои орбиты, а мы остались…

Он открыл перед ней дверцу автомобиля.

— Спасибо за этот чудесный день — улыбнулась Кэтрин.

— Вам спасибо. Думаю, такое неплохо было бы повторить.

— И как можно скорее.

— Очень скоро — твердо пообещал Фолкнер.