Разная магия - Марина Владимировна Добрынина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В кого ты меня превратил? — возмущается Верлиозия.
— В нормальную женщину, — бормочу в ответ, производя с собой аналогичные манипуляции. Нет, пол я оставил тот же. Просто изменил цвет кожи, нарастил усы и короткую седоватую бородку. Заменил свой привычный наряд узорчатым, из богатой, переливающейся ткани, халатом, мягкими кожаными туфлями. Соорудил платок себе на голову. Сейчас бы еще вспомнить, как он повязывается. Ага, вот так.
— Ты по-шактистански разговариваешь? — спрашиваю у Веры.
— Нет! Как-то обходилась без этого.
— Вот и отлично. Значит, будешь больше молчать. Впрочем, не имеет значения. Женщина говорит — ветер воет. Ты — моя покорная и тихая сестра.
— А что не супруга? — спрашивает Вера с издевкой в голосе.
— Супруга дома должна сидеть. А ты… Скажем, замуж я тебя привез выдавать. И ты не расслышала, что я сказал про покорность?
Вера опускает ресницы и бормочет:
— Как скажешь… братец.
— Можешь звать меня господином, — ухмыляясь, сообщаю я. Ну не могу удержаться и не поддеть этого "всесильного дракона"!
— Сочтемся, господин, — фыркает в ответ Верлиозия.
Мне не слишком-то хорошо знаком этот район, но дорогу худо-бедно я помню. Где-то через час мы с моей "молчаливой и покорной" спутницей приближаемся к рынку. Рынок — центр города, рынок — источник информации. Но, главное, рынок — это то, куда волей-неволей стекается все странное, чудесное и чудаковатое тоже. Откуда же нам начинать поиски, как не отсюда?
Гостиница "Золотая пальма", насколько я помню, одна из самых дорогих в Даране. Сам я в ней не бывал, но, помнится, когда я развлекался, изображая из себя собственного слугу, люди говорили, что место это шикарное, и останавливаются там только очень богатые купцы и те государственные служащие, которых решили во дворцах не размещать. В Пальму нужно въезжать с помпой, на экипаже, со слугами, багажом. Мне некогда это все организовывать, а потому мы туда не идем.
Но неподалеку от "Золотой пальмы" есть небольшой постоялый двор для людей попроще. Называется он отчего-то "Морская дева". Там я, кстати, останавливался как-то. Под личиной, разумеется. Нет, это отношения к делу не имеет.
Нам с Верой, которая без нареканий изображает из себя мою тень, отводят две комнаты на втором этаже с окнами на глухую стену соседнего дома. Меня устраивает. Нравится ли это моей спутнице, по большому счету, плевать.
— Я спущусь в зал, — сообщаю я дракону, — пообщаюсь с людьми. Ты сидишь здесь и ждешь меня. Еду тебе принесут.
— Что значит, я сижу здесь? — рычит в ответ Верлиозия. Да, недолго я наслаждался тишиной.
— А смысл твоего присутствия? Во-первых, здесь не принято усаживать женщин за стол в присутствии мужчин. Даже сестер. Во-вторых, ты все равно не знаешь язык. А потому сиди здесь и пытайся нащупать Терина. Все, я сказал!
Не дожидаясь реакции, ухожу. Признаться честно, поворачиваться спиной к Верлиозии после тирады на тему "женщина, знай свое место", несколько боязно. Но ни заклинание, ни нож мне между лопаток так и не прилетели. И то счастье.
Общий зал "Морской девы" такой же, в общем, как и везде в этом мире. Разве что вместо привычных деревянных или каменных стульев и лавок здесь низенькие диванчики. Еще рано, посетителей почти нет. Купцы, ранние пташки, разбежались по делам, а бездельники еще не проснулись. Только за столиком в углу сидят два угрюмых чужестранца, судя по одежде, жители Арвалии. Далековато занесло подданных Вальдора.
Нахожу место и для себя. Не успеваю устроиться, как ко мне подскакивает местный разносчик пищи — хрупкий и вертлявый полуэльф Караэль. Помню его по предыдущим своим посещениям. Он хитер, предприимчив и все всегда знает.
Караэль окидывает меня быстрым взглядом, моментально вычисляет во мне небогатого торгового гостя и тихо проговаривает:
— Приветствую Вас, хадэ, что желаете?
— А что есть на Вашей кухне?
— К сожалению, еще рано. Но я могу предложить Вам мелкую рыбку в меду. Или, может, вы желаете бурлам?
Бурлам — местная каша, в которую намешаны сладости, курица и жители морских глубин. Сколько лет я прожил в Шактистане, но так и не научился получать удовольствие от употребления этого блюда.
— Попросите отнести бурлам моей сестре, а мне давайте рыбку, уважаемый. Еще холодного пива и свежих овощей. И не забудьте лепешку. Надеюсь, свежие?
— Конечно, хадэ, иных и не бывает.
Спустя сорок минут, когда и рыбка, и пиво, и лепешка вместе с овощами активно знакомятся друг с другом в моем желудке, я считаю возможным подозвать к себе полуэльфа.
— Передайте повару мою величайшую благодарность. И возьмите на пиво, друг мой, угодили.
Ладонью придвигаю к Караэлю серебряную монету. Тот забирает ее, слабо улыбаясь. Смотрит на меня выжидательно. Умный парень.
— Я сегодня сестру сюда привез. Замуж выдаю за своего партнера. Но, знаешь, так привязан я к девочке. Она у меня одна, к тому ж умница, а красавица уж такая, что луна стыдливо прячется за тучи, когда видит ее светлый лик. Так вот, хотел бы, прежде чем передать ее супругу, порадовать сестрицу чем-нибудь невиданным, чудесным. Что нового есть в Даране? Что могло бы и ее удивить и меня позабавить?
Караэль задумывается на минутку, после чего сообщает:
— Появился на рынке заклинатель змей невиданных. Алые, синие гады слушаются его дудки, как ишаки палки.
Смеюсь.
— То есть не всегда?
Полуэльф лукаво улыбается.
— Заклинатель же жив.
— А зрители?
— Почти все.
— А еще?
— Говорят, корабль прибыл из Тубрама. На носу у него женщина вырезана, и она поет.
— Красиво поет?
— Сам не слышал, но, якобы, сирены рыдают от зависти при звуках ее голоса.
— Скорее, от ужаса. Да и кто из живых слышал сирен, чтобы сравнить?
— Не знаю, хадэ. Но Вы могли бы убедиться во всем сами.
— Сестру вести в порт? Нет. Исключено. Не место это для благонравной девицы из хорошей семьи. Что еще?
— Еще? На рынке, это я сам видел, выступает группа бродячих циркачей. У них есть маленькая девочка, которая свистит, как соловей. Есть силач, что на каждую руку может посадить по два человека и ходить так. А еще есть у них пес, который…
Это происходит одновременно — я замечаю, как бледнеет Караэль и начинаю чувствовать рядом присутствие чего-то чужеродного. Оборачиваюсь и вижу у того входа в зал, что из улицы,
