Швейцарский Робинзон - Йоханн Висс

Строительство начали следующим образом. В нижней части ствола дерева, обращенной к морю, вырезали отверстие, соответствующее по размерам двери капитанской каюты на погибшем корабле, которую мы давно перевезли к себе. Аккуратно подогнанную дверь теперь можно было закрывать и, следовательно, ограждать себя от непрошеных посетителей и незваных гостей. Внутри ствола были убраны остатки древесной трухи и выровнены по возможности боковые стенки. А в середине мы поставили прямой столб толщиною в один фут и высотой от десяти до двенадцати футов, чтобы вокруг него возвести лестницу: по зигзагообразной линии делали надлежащие надрезы на столбе и, соответственно, на стенках дерева на расстоянии в полфута, чтобы вставить в них доски, выполняющие роль ступенек. Так я добрался до верхушки столба.

Выдолбленное окно, через которое мы прогнали пчел, хорошо пропускало свет. На определенном расстоянии от него было пробито второе окно, а по мере того как лестница поднималась вверх, еще и третье; в результате получился светлый, ведущий прямо к нашему Воздушному замку коридор, в конце которого мы прорубили входное отверстие. Затем изнутри наверх был поднят еще один гладко обструганный столбик, его укрепили на главном, сделали снова надрезы и вложили в них доски как ступеньки — получился своеобразный порожек, у которого винтовая лестница закруглялась и вела прямо к входу в наши хоромы на дереве. С моей точки зрения, сооружение винтовой лестницы нам удалось, хотя оно, безусловно, не отвечало полностью высоким эстетическим нормам и архитектурным требованиям.

На строительство лестницы ушло целых четырнадцать дней. Правда, в этот период приходилось исполнять и другие обязанности. Постоянно возникало то одно, то другое, порою совершенно не предвиденное.

К примеру, несколько дней спустя после начала работы Билли принесла шесть милых и симпатичных щенков чистокровной породы. Однако в силу нашего бедственного положения оставили себе из всего помета двух щенков разного пола и подложили к Билли еще молодого шакаленка. Получилось неплохо, животные прекрасно уживались.

Почти в то же самое время две козы принесли козлят, а овца — четырех ягнят. Мы, разумеется, радовались увеличению поголовья нашего стада. Чтобы никто не вздумал следовать примеру осла, каждой взрослой особи повесили на шею по колокольчику с погибшего корабля. Очевидно, колокольчики эти предназначались для обмена товаров с дикарями.

Лично я уделял много внимания пленному буйволенку. Рана у него полностью зажила. Я протащил через ноздри тонкую палочку, как это делали готтентоты,[32] которая, подобно удилам у лошади, торчала в обе стороны. Теперь мы могли управлять буйволом как хотели.

После нескольких неудачных попыток удалось в конце концов запрячь его, правда, только тогда, когда корова была рядом в упряжке. Ее невозмутимость действовала успокаивающе на молодого буяна. Но вот с перевозкой груза и верховой ездой дело обстояло сложнее. Буйволенок протестовал как мог. Требовалось терпение и время, чтобы сделать его послушным.

Для начала мы положили на спину недоверчивому упрямцу большую попону из парусины и слегка перетянули ее широким ремнем из шкуры буйволицы; потом постепенно стали затягивать его все крепче и крепче. Прошло несколько дней, и наш воспитанник прекратил реветь и мотать головой, пытаясь сбросить с себя нежеланную ношу. Время от времени мы клали на попону небольшие вещи или предметы, а на четырнадцатый день буйволенок получил переметные сумки осла с грузом.

Труднее всего пришлось с верховой ездой. Но я, пользуясь знаниями и жизненным опытом, хотел добиться своего во что бы то ни стало. Кроме того, для нас было архиважно иметь в хозяйстве такое сильное животное, как буйвол. И вот что мы придумали.

В первый раз посадили на него обезьянку. Господин Щелкунчик был легким и цепко держался в седле, ни разу не упал несмотря на выкрутасы оскорбленного буйволенка. Потом обезьянку сменил Жак, и снова животное не смогло совладать с ловкостью и верткостью мальчика. Другим ребятам было уже проще, поскольку буйволенок, очевидно, понял, что умнее уступить и не сопротивляться, подчиниться судьбе, которая оказалась для него в общем-то милостивой.

Фриц проводил почти все время с орлом, подстреливая каждый день маленьких птичек для пропитания взрослеющего птенца, причем подавал еду на дощечке, положив меж рогами буйвола или козы, иногда на спине дрофы или фламинго, но всегда на дощечке, чтобы его питомец привык к такого рода живности и позже, подобно соколу, охотился на нее.

Хищник постепенно привязался к мальчику, послушно откликался на его зов, особенно на посвистывание. Оставалось выяснить, будет ли орленок, если его отвязать и отпустить на свободу, охотиться, как мы его учили, или улетит, следуя инстинкту, зову своего естества.

Эрнст тоже занялся педагогической работой. Он дрессировал подаренную ему обезьянку. Забавно было наблюдать, как флегматичный, медлительный, но рассудительный наставник прыгал и вертелся вместе со своей изворотливой, подвижной и легкомысленной воспитанницей, желая подчинить ее себе. Разумеется, он преследовал еще и свои личные интересы: помощь обезьянки оказалась бы очень кстати при тяжелых физических работах. Эрнст решил приучить господина Щелкунчика таскать тяжести. Вместе с Жаком сплел из камышинок корзину, приделал к ней два ремня и приладил на спину своему подопечному, сначала без груза. Но такого рода шутка обезьянке пришлась не по вкусу; она скрежетала зубами, валялась на земле, выделывала невероятные пируэты, яростно грызла ремни и пыталась освободиться либо хитростью, либо силой от ненавистного короба. Но ничто не помогало. Наконец Щелкунчика удалось усмирить, тут помогли и ласки, и применение силы, и лакомства. И скоро обезьянка научилась носить довольно большие тяжести, естественно, в меру своих сил, но с пониманием и ответственностью.

Жак тоже решил не отстать от других в педагогике. Для практической проверки своей методики он выбрал шакаленка, которому дал имя Поспешилка. Поспешилка, согласно замыслу хозяина, обязан был находить и приносить охотничью добычу. Но, как ни бился Жак, как ни повторял снова и снова, что должен делать шакал, успеха он не достиг даже после шести месяцев дрессировки. Зато хорошие результаты были в другом: Поспешилка охотно приносил любые брошенные вещи; эта черта его характера могла нам очень и очень пригодиться в будущем.

Занятия с животными продолжались недолго, в основном в перерывах в работе. Например, при строительстве винтовой лестницы. Но иногда, честно говоря, мы настолько уставали, что просто сидели сложа руки и отдыхали. По вечерам собирались вместе и в тесном семейном кругу обсуждали насущные проблемы, предстоящие работы; тон задавала матушка, она подавала идеи, доказывала пользу того или иного дела.

Как-то в одно из таких вечерних заседаний мне вдруг захотелось проявить себя с наилучшей стороны и продемонстрировать прилежание и изобретательность. Я заявил, что желаю сделать пару сапог из каучука, а ребятам рекомендовал между тем заняться изготовлением разных охотничьих инструментов.

Для проведения задуманного в жизнь я наполнил свои старые чулки крупным песком, обмазал их тонким слоем глины и поставил сушиться — сначала в тени, а потом на солнце. Затем вырезал по своему размеру пару подошв из шкуры буйволицы, отбив ее предварительно хорошенько молотком и обработав как полагается. Прикрепив подошвы к чулкам, кисточкой из козьего волоса я смазывал каучуком чулки, по возможности равномерно, нанося слой за слоем до тех пор, пока сапоги не обрели надлежащую плотность. Сушились они на дереве. Когда каучук окончательно затвердел, я снял их, высыпал содержимое, то бишь песок, потом, конечно, не без страха и опаски, осторожно вытянул чулки, сломал глинистую корку, смахнул пыль и приступил к примерке: на ногах у меня оказались мягкие, гладкие и не пропускающие воду сапоги, одно сплошное удовольствие, да и только! Сидели они как влитые. Ребята радовались, удивлялись, восторгались и, конечно, наперебой просили «сшить» поскорее для них точно такие же.

Однажды с нами приключилось неслыханное.

Желая как можно скорее произвести последние отделочные работы на лестнице, мы специально встали очень рано. Вдруг откуда-то издалека донеслись странные и страшные звуки — жуткий рев перемежался с храпом и стенаниями. Что сие могло означать? Откровенно говоря, я побаивался узнать правду; но собаки забеспокоились, насторожились и ощерили зубы, готовясь достойно встретить опасного врага. Тогда мы тоже зарядили ружья и пистолеты и выстроились в боевом порядке на дереве, чтобы отразить удары невидимого противника.

Когда рев на мгновение прекратился, я с оружием в руках спустился вниз, надел на собак ошейники с шипами, подозвал ближе скотину, чтобы была на виду, и снова поднялся на дерево, пытаясь обнаружить противника.