Неистребимый. Трилогия - Сергей Зайцев

Со стороны могло показаться, что он разговаривает со мной о погоде – таким спокойным, ничего не значащим было выражение его лица. Но сердце мое тревожно сжалось, так как я уже знал, что умение контролировать себя внешне в этом Городе не гарантирует безопасности.

– Целитель, а ментаты? – нервно шепнул я.

– Все нормально, Никс. Сейчас я блокирую и свой, и твой мозг.

– Ты же не телепат?

– Да. Но моих способностей эмпата вполне достаточно, чтобы поставить блокировку. Пока я рядом, никому не будет известно о нашем разговоре. Проблема в том, что я не в состоянии находиться рядом с тобой все время, в Городе у меня есть свои дела и обязанности, и мне придется часто отлучаться. А ты свои мысли блокировать не умеешь, не так ли?

– Я могу ходить с тобой, – предложил я первое, что пришло в голову.

– Не выйдет, – коротышка отрицательно качнул головой. – У тебя тоже есть обязанности, которые тебе придется выполнять, хочешь ты того или нет.

– Ну, хорошо. Ты видел, как я справился с Бигманом, но что ты понял?

– Я уловил твои ощущения. Ты вдруг стал чем-то мощным, обладающим огромной силой… Бигман был перепуган до смерти, когда понял, что может умереть, но не понял почему. Фокус хороший, полагаю, этому непросто научиться, но что это даст тебе для ментальной защиты?

Я усмехнулся:

– Это не фокус. Это искусство, культивируемое на моей планете. При желании я могу на неопределенно долгое время перестать мыслить и чувствовать. В этом состоянии вряд ли кто сможет меня засечь. Но есть одно «но» – я должен быть в хорошей физической форме.

Он покачал головой:

– Нет, Никс, прекращение внутреннего диалога не избавит тебя от прослушивания. Разве что частично. Подсознательные процессы ведь ты погасить не сможешь, а хороший ментат всегда сможет их расшифровать. Настоящей же ментальной защите сразу не научишь… Да и сама попытка такой защиты будет подозрительна. Новичок не из шелтян, обладающий эмпатическими способностями…

– А как же тогда твое прикрытие? Разве оно не подозрительно?

– Я не просто прикрываю тебя, я еще создаю второй, ложный фон, – так, ничего особенного, мелкие мыслишки мелкого человечка. Что ж, придется подумать, как тебя отсюда вытащить поскорее.

– Кстати, – вздохнул я, несколько приуныв от сказанного толстяком, – спасибо за лечение. У тебя это отлично получается.

Он пренебрежительно отмахнулся:

– Прибереги свою благодарность для чего-нибудь другого. Эта работа доставляет мне огромное удовольствие, так что я имею с этого больше, чем ты.

– Не совсем понял, – я приподнял левую бровь. – Ты что, испытываешь удовольствие от чужой боли?

Явное неодобрение, проступившее в его глазах, заставило меня поспешно умолкнуть. Оскорблять его после всего, что он для меня сделал, я не хотел.

– Скажем так – от лечения этой боли, – сдержанно поправил он. – Чем больше повреждение живой ткани, тем большее удовольствие я испытываю при его устранении. Мои ощущения можно сравнить с работой реставратора, восстанавливающего древние, прекрасные произведения искусства. Особенно я кайфовал, когда вчера вечером заделывал дыру в твоей грудной клетке. Пришлось повозиться с твоим сердцем, оно напоминало раздавленное яйцо…

Я похолодел до кончиков пальцев, не веря своим ушам. Голова закружилась.

– Что?! О чем ты говоришь?

Он спокойно пожал плечами:

– Неудивительно, что ты этого не помнишь. Ты был практически трупом. Кенгш почти насквозь проткнул тебя своим излучателем. Чем ты его так разозлил?

Я уже вспомнил, уже вспомнил… Стоило Целителю только заикнуться об этом, и один из потерянных кусков памяти всплыл наружу.

Я вспомнил…

Страшную боль от удара прикладом, ввергнувшую меня в ад, а затем – мерзкую хватку шептуна… Меня передернуло от страха и отвращения, приступ неожиданной слабости заставил обессилено прислониться к стене за спиной и на минутку прикрыть глаза. Странная смесь чувств на мгновение стиснула сердце – благоговение перед способностями коротышки схлестнулось с инстинктивным ужасом. Минуты оказалось достаточно, чтобы я подавил и то и другое и снова открыл глаза.

– Так ты спас мне жизнь? – Я глубоко вздохнул, словно выбрался на поверхность со смертельной глубины. Если подумать, то так оно и было.

Его взгляд был каким-то странным:

– Возможно. Но речь сейчас не об этом. Тебе нужно как можно скорее покинуть Шелту…

– Я желаю того же.

– Это будет непросто.

– Догадываюсь. Недавно, кстати, ты предрекал, что мне придется привыкать к местной жизни.

– Не думал, что останешься самим собой. Как видишь, обстоятельства изменились. Да и потом, я уже давно не развлекался как следует. – Он добродушно усмехнулся.

– Не вижу в моем побеге ничего забавного.

– Для тебя, может, ничего забавного и нет… Ладно, теперь вот что. До вечера тебе придется просидеть здесь, делая вид, что ты себя очень скверно чувствуешь. После замены это будет выглядеть вполне естественно и никого не удивит. С толкучки в Город выходить не следует.

– Заметано.

– Так как у тебя есть банкос, ты автоматически попадаешь в разряд банконосцев, стоящих выше фаберов, поэтому в случае чего веди себя соответственно…

– То есть могу дать по зубам как фаберу, так и банконосцу? Кстати, мой банкос пуст, и я…

– Главное – сам факт, что он у тебя есть. Банкос здесь самая важная ценность после жизни. Без него шелтянин просто ничто – фабер, не имеющий никаких прав. В том числе и права отказаться от предложенной работы.

Я понимающе кивнул в ответ на его многозначительный взгляд.

– Этим же вечером мы двинемся отсюда.

– Те же мысли приходили и ко мне, – кивнул я. – Но хотелось бы знать, из каких соображений исходишь ты? Почему вечером? Не подумай, я не сомневаюсь, что здешнюю обстановку ты знаешь лучше…

– Приятно иметь дело с сообразительными людьми, – Целитель удовлетворенно хмыкнул. – Чем дольше ты будешь здесь оставаться, тем меньше шансов у тебя будет скрыть свою сущность, верно? Значит, даже вечер – уже большой минус. Логичнее было бы рвануть прямо сейчас, тем более что в день после замены новичка стараются оставить в покое, чтобы дать ему время акклиматизироваться в своем новом качестве уроженца Шелты.

– Что же нам мешает? – нетерпеливо спросил я, предваряя его вопрос.