Звенит, поет - Тээт Каллас

Фантомас сверлил меня немигающими красными глазами. Неподвижная фосфорически-зеленая маска была совершенно невыразительна, как всегда у Фантомаса, но вцепившиеся в руль руки в черных перчатках выдавали огромное напряжение и неистовую злобу. Опираясь на ушибленный локоть, я стал потихоньку подводить другую руку к внутреннему карману, ни на секунду не сводя глаз с машины.

— Ну, чучело, чего ты на меня уставился? — пробормотал я, неожиданно для самого себя выпучив глаза и скорчив рожу. — Примитивный цирковой трюк, эскимо на палочке! И совсем ты, фосфорный монстр, не такой уж страшный… значит… «Еще кое-что о Фантомасе»? Ну-ну, сейчас, сейчас… я вам дам жизни, голубчики, дорогой господин Фантомас, уважаемая госпожа Десподита и K°. Единственный, кто меня всерьез интересует, так это та самая К°, которая у вас на заднем сиденье развалилась… Так бормотал я, лежа на земле. Это должно было показать мою безмерную отвагу, а на самом деле было чем-то вроде аффекта. Те, кого, как я воображал, я обкладывал последними словами, все равно не могли их услышать. А мне никак не удавалось достать прижатую к груди коробочку. Наконец мои пальцы все-таки дотянулись до ее прохладной жестяной поверхности.

В тот же миг лимузин покачнулся, его перед с легким шлепком упал на асфальт, я увидел, как сидевший сзади мужчина наклонился к Фантомасу, тут же одна рука в перчатке отпустила руль, лимузин замер, словно изготовившись к старту, Десподита вдруг опустила боковое стекло, высунула свое прекрасное, но искаженное злобой лицо и выкрикнула непристойное ругательство, которое я никак не могу здесь привести. И тут автомобиль начал медленно двигаться задним ходом. Я встал и сделал три шага вперед. Десподита уставилась на меня, взгляд ее был, как принято выражаться, убийственный. Она обругала меня еще несколькими неприличными словами, половину из которых я даже никогда не слыхал. Склонив голову, словно собираясь бодаться, я тяжелой поступью сопровождал отступающую машину, левой рукой поглаживая гранитный осколок. Десподита убрала свою голову. Мне не было до нее никакого дела, я не сводил глаз с застывшей маски Фантомаса и старался правой рукой открыть жестяную коробочку.

И вдруг Фантомас, не выдержав, отвел взгляд. Он дал газ, и автомобиль неправдоподобно быстро понесся задним ходом к повороту, откуда несколько минут назад так резко выскочил.

— Хаа! Хаа! Хаа! — разорвал утреннюю тишину дьявольский неестественный смех, мне показалось, что он звучал как-то механически, у них, например, мог быть магнитофон, — самому Фантомасу, надо полагать, было не до смеха, ведь он же отвел взгляд.

Через мгновение черный лимузин скрылся из виду.

Я постоял несколько минут на опустевшей дороге.

Все-таки потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя. Совсем не шуточное это было дело, можете мне поверить.

Потом я вспомнил о Марге и побежал обратно. Но девушка уже сама шла мне навстречу, на лице ее было весьма задорное выражение. Я взял ее под руку, и мы направились к скамейке возле пограничного знака.

— Какой-то… — я откашлялся, голос у меня был хриплый, — какой-то алкаш за рулем…

Марге искоса посмотрела на меня.

— Проезжие забулдыги, шашлычники! Знаешь, ведь шашлык теперь в моде, шашлык и коньяк! Заложат за галстук и давай носиться на машинах… Ты здорово ушиблась, Марге?

— Никакие это не шашлычники, — спокойно сказала Марге. — Один из них был Фантомас.

— А-а? Что это ты плетешь? — деланно рассмеялся я.

Марге посмотрела на меня, как на малолетнего врунишку, тряхнула головой, отвернулась и сняла туфлю.

— Скажите лучше, Кааро, как мне каблук приделать? — деловым тоном спросила она, Сморщив носик, она поставила туфлю на землю и подула, на свои ладони. Они были в ссадинах, ободраны до крови.

— Ужасно сожалею, — пробормотал я с искренним раскаянием, — что мне пришлось так грубо обойтись с тобой…

— Ты словно дитя малое, — сказала Марге. Она впервые сказала мне «ты».

Я не знал, что ей ответить. Сидел и смотрел в землю. На крупном песке со вчерашнего вечера остались следы грабель. До чего же было интересно их рассматривать. Они, право же, заслуживали пристального внимания, эти следы грабель.

За поворотом, за деревьями, на слух примерно метрах в трехстах, примерно возле автобусной остановки Икла, заводили мотоцикл. Я прислушался. Вполне возможно, это был «Ковровец». Вскоре сквозь сосны поплыл удаляющийся треск, звук поднимался и опускался, повторяя подъемы и спуски дороги, еще долго и нудно верещал этот одинокий мотоцикл, пока наконец не смолк; по-моему, к тому времени он уже достиг густого сосняка возле деревни Метсапооле.

Я ощупал ушибленный локоть. Марге деловито обследовала свои чулки. Им опять досталось.

К нам медленно приближалась подвода, которую тянул апатичный гнедой. На телеге, заваленной мешками, восседала пожилая супружеская пара. В мешках, очевидно, были парниковые огурцы. Нас ощупывали две пары любопытных глаз.

Я щелкнул пальцами, — любопытство сменилось изумленным испугом, лошадь продолжала лениво кивать головой, — а мы с Марге почти в тех же позах уже сидели на продолговатом, очень похожем на скамью, прибрежном камне где-то неподалеку от мола Хейнастеской гавани. Море плескалось, шелестело, энергично звенело, и там, вдалеке, вокруг фундамента маяка, бились маленькие частые волны, над мелководьем скользили и взмывали вверх прожорливые чайки.

— Слушай-ка, твой зонтик остался там, — вспомнил я.

— Пускай остается, — сказала Марге.

Я встал, снял плащ, вытряс карманы, положил в жестяную коробочку все, что следовало, только один кирпично-красный осколочек сунул в карман брюк. Затем сбросил с себя и пиджак, стянул шапочку, развязал галстук, расстегнул верхние пуговицы рубашки, закатал рукава и поплелся по замусоренному и изрытому песку к воде. Присев на корточки, я подождал приближения прозрачной волны, опустил ладони в воду — она была обжигающе холодной — и принялся умываться. Защипало виски, щеки и подбородок. Я почувствовал себя гораздо лучше. Да что, право, ерунда это все, просто небольшое дорожное происшествие, совершенные пустяки, А, в общем, чертовская неразбериха, подумал я и, зачерпнув новую пригоршню воды, промыл ободранный, начинающий синеть локоть. Потом потянулся украдкой и взглянул на свои водонепроницаемые часы. Они показывали XII. Я потряс рукой, XII исчезло, стрелки перескочили в правильное положение. Было около четырех.

Сквозь редкие сосны прямо в глаза сверкал ярко-красный полукруг солнца. Сидящая Марге рисовалась на красном фоне тонким черным силуэтом.