Слуховая трубка - Леонора Каррингтон

Песня повторялась снова и снова, пока над круглым прудом не сгустилось облако, и тогда мы все в унисон закричали: «Зам Поллум! Аве, аве, Царица всех пчел!»

Облако обрело форму гигантского шмеля величиной с овцу. На нем была высокая железная корона, усыпанная кристаллами, звездами преисподней.

Возможно, это была коллективная галлюцинация, хотя мне так никто и не сумел объяснить, что такое коллективная галлюцинация. Чудовищная Царица пчел медленно кружила над водой и с такой скоростью взмахивала хрустальными крыльями, что они излучали бледный свет. Когда она посмотрела на меня, я невольно поежилась, увидев странное сходство между ней и аббатисой. И тут она закрыла большой, с чайную чашку, глаз и подмигнула мне. После чего не спеша растворилась, начиная с волосатого жала и кончая кончиками закрученных усиков. В воздухе остался восхитительный запах дикого меда.

По какой-то необъяснимой причине никто не услышал шума нашего действа, и мы, избежав наказания, разошлись по домам, спокойно улеглись в постели и спали долго, без сновидений. Но, прежде чем мы расстались, Кристабель назначила новую встречу — в полночь через три дня.

По общему молчаливому согласию мы не стали обсуждать явление Зам Поллум, Верховной царицы пчел. Но были полны мужества и решимости добиться нашей цели.

Конечно, было нелегко сидеть за столом и не съесть даже крошки хлеба. Под все более подозрительными взглядами доктора Гэмбита приходилось все сильнее мобилизовать волю. Нелегко было противиться и голоду, ведь два печенья в день — не слишком питательный рацион. Доктор Гэмбит ежедневно обращался к нам с наставлениями — и все без толку. Мы оставались непоколебимы.

Миссис Гэмбит не уставала, мучительно улыбаясь, отпускать едкие замечания. Никто из нас не разговаривал ни с Наташей, ни с миссис ван Тохт, и я со временем заметила, как они сильно осунулись. Держались постоянно вместе и появлялись из самых неожиданных мест, видимо, надеясь подслушать, о чем мы говорим. Но мы не теряли бдительности, и даже Анна Верц стала говорить вполголоса, короткими предложениями.

Еще одно обстоятельство осложняло нашу забастовку: внезапно похолодало и по утрам на ягодах боярышника в саду поблескивал иней. Удивительное дело для страны, расположенной ниже тропика Рака. К полудню иней таял на солнце, но дни становились холоднее, и наше печальное положение все больше усугублялось. Ни у кого из нас не было меховых пальто, и мы дрожали, завернувшись в одеяла. Но, несмотря на невзгоды, сияющий белизной мороз наполнял мое сердце странной радостью, и я вспоминала о Лапландии.

Несмотря на усилия миссис Гэмбит привлечь нас к работе, мы забросили все утренние дела. Раз ничего не ели, то и не обязаны были ей помогать. Появилось много времени — гулять, мечтать, иногда и думать. Я часто размышляла о предсказании в печенье. И чем больше ломала над ним голову, тем все настойчивее звучали в моей голове загадочные слова: «На помощь! Я узница в башне».

Я всегда подозревала, что в башне кто-то живет, но понятия не имела кто.

И вот однажды, собирая ветки, чтобы развести огонь, я встретила Кристабель. Приходилось разжигать костры, чтобы не замерзнуть за завтраком. Я воспользовалась случаем — вернула историю аббатисы и задала несколько вопросов. Как, например, портрет доньи Розалинды оказался в Америке?

— Это произошло во время гражданской войны в Испании, — ответила Кристабель. — Испанский беженец дон Альварес Круз де ла Сельва привез его сюда, когда спасался от фашистов. Он, видимо, был потомком доньи Розалинды. Прожил здесь несколько лет, а когда умер, дом перешел к Гэмбитам.

— Они его купили или сняли в аренду? — спросила я.

— Сняли у Альберто де ла Сельвы, сына первого владельца. Сейчас он содержит в городе продуктовый магазин.

— И башню тоже сняли? — неожиданно спросила я и заметила, что Кристабель, прежде чем ответить, на секунду замялась.

— Башней Гэмбиты никогда не пользовались. В половину ее помещений вообще невозможно попасть, поскольку ведущая наверх лестница замурована, оставлено только зарешеченное оконце в стене для вентиляции.

— Кристабель, — повернулась я к ней, — кто живет в башне?

— Я не вправе вам объяснять, — ответила она. — Вы должны узнать сами. Чтобы войти туда, надо отгадать три загадки. Вот первая:

Белые шапки ношу на темени и на хвосте,Круглый год не снимая, будь я хоть где.На толстый живот жаркий пояс надет,Кручусь все вокруг, а ног вот и нет.

Вторая связана с первой, и вот как она звучит:

Смотрю без звука, как ты кружишься вокруг,Застыв, наблюдаю, но вот ты вдругКренишься больше, чем нужно,И шапки в пояс превращаются дружно.Возникают новые шапки, а старые тают.Ты кружишься без ног, но кажешься хромоногой.Я замерла на месте, но кажусь в движении.Как меня зовут, подумай немного?

Отгадаешь первую загадку, должна отгадать и вторую. Третья посложнее, но тоже связана с двумя предыдущими. Вот она:

Пока одна кружится, другая сидит, никуда не бродит.Сколько шапки ни меняй, они все идеально подходят.Раз в жизни горы я взмываю ввысь, словно птица,Хотя птицей мне было не суждено родиться.Когда тебе новые шапки даны, стены рушатся у моей тюрьмы.И те, кто вчера еще спал, будут следить, как я опять над их землей пролетаю.Кто моя мать? И как меня звать?

Если разгадаешь эти загадки, поймешь, кто живет в башне.

Погода стала совсем пронизывающе-холодной, и мы спешили собрать побольше веток на дрова. Остальные из нашей группы, включая Джорджину, Веронику Адамс, маркизу и Анну Верц, уже развели на лужайке прекрасный большой костер и кипятили воду из теплого источника, слегка отдающую серой. Маркиза раздобыла немного чая, что было для нас огромной роскошью.

— Как в старые времена, — с довольным видом сказала она, — я подкупила садовника, чтобы он сходил нам за чаем. И уж коль скоро он согласился купить чаю, я заказала еще два килограмма сахара.

— Сахар! — хором воскликнули мы. — О, браво!

Два килограмма сахара могут спасти кому-то жизнь. Некоторые из нас так сильно страдали от недоедания, что возникло опасение, как бы эти несчастные не получили воспаление легких. Сахар даст нам сил и поможет согреться. Тот сладкий чай был самым восхитительным эликсиром, который мне приходилось пробовать.

Днем пошел небольшой снег, и большинство из нас сидели съежившись и укутавшись в одеяла, какие только смогли раздобыть. Миссис Гэмбит обошла наши бунгало и сообщила, что ее муж приглашает всех нас в гостиную — у него для нас есть важная информация. Она вела себя так непривычно вежливо, что некоторые перепугались.

— Пожалуйста, рассаживайтесь, — пригласил доктор Гэмбит, когда мы все собрались, и в том числе Наташа и миссис ван Тохт. — То, что я хочу вам сказать, много времени не займет. Но все равно устраивайтесь поудобнее, поскольку некоторые из вас могли за последние дни ослабнуть. Явно существуют какие-то причины, почему вы отказываетесь принимать пищу, как обычно, в столовой. Я сделал все возможное, чтобы убедить вас есть, но не добился успеха. Необычно холодная погода и недостаток еды подвергают вас риску, который вы до конца не сознаете. Ведя себя таким необъяснимым образом, вы изгнали из общества двух своих товарищей — Наташу и миссис ван Тохт, чем сильно их расстроили. Две замечательные, в высшей степени духовные женщины настолько оскорблены, что связались со своими родными, и те приезжают сегодня вечером забрать их домой.

Мы зааплодировали, но доктор Гэмбит, не обращая внимания, продолжал говорить:

— Прискорбный результат вашего отношения к двум женщинам, единственным из всех, кто извлек пользу из своего труда, обернется невосполнимыми потерями для нашего заведения. Остается надеяться, что угрызения совести заставят вас осознать, какую великую несправедливость вы совершили по отношению к своим соседкам. На этом все. Надеюсь увидеть всех за ужином на своих местах, и вы будете принимать, как положено, пищу.

Встала Джорджина и отважно, в качестве нашего спикера произнесла целую речь:

— Доктор Гэмбит, ни я, ни остальные дамы не испытываем ни малейших угрызений совести из-за того, что от нас убирают двух женщин, которых мы считаем социально опасными. Мы придем в столовую тогда, когда будем совершенно уверены, что в еду ничего не подмешано. Это произойдет через сутки после того, как они нас покинут, и при условии, что мы будем наблюдать за приготовлением каждого блюда. Как в дальнейшем будут проходить наши трапезы, мы проголосуем отдельно, поскольку нам надоело выслушивать во время еды ваши занудные проповеди.