Верь мне (СИ) - Jana Konstanta

Телефон на столе ожил, заливаясь музыкой Баха. Горский…

— Ты на месте? — раздался голос некогда родного человека, едва Арина приняла вызов.

— Да.

— Я подъезжаю, сейчас буду.

— Жду, Саш.

Короткий разговор, и снова холодные, равнодушные гудки в трубке… Двадцать лет назад он дал ей ясно понять, что больше им не по пути. Двадцать лет назад он единолично решил и их судьбу, и судьбы их детей. Двадцать лет назад, уходя из дома, где остались ее дети, Арина выла от бессилия и проклинала Горского, а теперь, спустя двадцать этих лет… «Мам, а ты ради отца так нарядилась?»

Прав был Горский — дура. Наивная, бестолковая дура, сумевшая простить то, что не прощают. А как не простить? У них дочь. Не вернуть ничего назад, да и Горский давно самой жизнью наказан — одна дочь в земле, другая знать его не хочет. А он изменился после смерти Карины. На похоронах плакал как ребенок, и не могла она, убитая горем мать, не понять, как больно ему было; не смогла ненавистью его добить и упреками злыми, когда к ней, жене своей выгнанной, в ноги упал, прося простить и дать Лику увидеть. А когда увидел — она думала, умом он тронется…

За дверью послышались голоса, а через пару секунд дверь распахнулась, и на пороге светлого кабинета показался мужчина — весь в черном, подтянутый, красивый…

— Привет, Ариш, — не дожидаясь приглашения, Горский проследовал к столу.

— Привет.

Права Лика — волнуется она, будто не взрослая женщина, а девочка-студентка, и каждая встреча для нее как экзамен на прочность. А как не волноваться, когда на пороге стоит тот, кого любила когда-то больше жизни? С кем старость счастливую встретить хотела? И кто так цинично ее любовь попрал. И все ж хорош, как прежде, черт! Другие уже пуза себе отрастили, обрюзгли, огрубели, а этот кровопивец все молодеет, все хорошеет.

— Вот, держи, — Горский положил на стол портфель с ноутбуком.

— Спасибо. Завтра постараюсь вернуть.

— Да не спеши, вернешь, когда сможешь. Что искать-то там собираетесь?

«То, что должен был искать ты, прежде чем парню приговор выносить», — мысленно ответила Арина, но вслух проговорила:

— Я не знаю. Лика просто попросила, и я…

— Арин, скажи, а отцу самой позвонить — это так унизительно, да?

— Саш, не дави. Мы, кажется, с тобой договорились, Лику ты не трогаешь.

— Да кто ее трогает?

— Чего ты хочешь от нее, а? «Отец»? Скажи, а если бы Карина была жива, тебе было бы дело до Лики? За что ей тебя любить? За то, что ты вычеркнул нас из своей жизни? Горский, уймись. Я понимаю твое желание обрести потерянную дочь, но и Лику пойми — ее отец слишком долго не интересовался ею. Было бы странно, если б она воспылала к тебе дочерними чувствами.

— Вы меня всю жизнь теперь казнить будете?

— Да никто тебя не казнит, — отмахнулась Арина. — От меня ты чего ждешь? Я на Лику давить не буду.

— Да ничего я не жду. Ладно, у меня дел еще много — я поехал. Если что нужно — ты знаешь, как меня найти.

Горский раздосадован, обижен — Арина это видит. Но что она-то сделать может? Не заставит же она Лику любить отца-предателя! На что он надеется? Пусть терпит теперь и ждет, как Лика когда-то ждала — может быть, дождется, если новых бед не натворит. Арина смотрела на спешащего к дверям мужа и едва не забыла, что хотела задать ему еще один немаловажный вопрос.

— Саш, — окликнула она его уже у двери. — Можно один вопрос? Это касается Карины.

Горский обернулся:

— Конечно. Задавай.

— Тот парень, — осторожно начала Арина, — Максим Власов… На каком основании его посадили?

— Почему ты спрашиваешь? — нахмурился Горский.

— Ответь, пожалуйста.

— Ты сама знаешь ответ на этот вопрос.

— Горский, какие у тебя были основания? Доказательства были?

— Арин, он изнасиловал мою дочь. Нашу дочь, — поправил он. — Этого недостаточно?

— Это Карина тебе сказала?

— Да, это Карина мне сказала. Арин, в чем дело?

— А доказательства?

— Какие доказательства? Карина была уже на третьем месяце. Она ж не сразу созналась…

— То есть, доказательств его вины не было. И ты посадил парня только лишь на основании слов Карины?

— А что мне нужно было делать? Искать ему алиби? Я тебе еще раз повторяю, какие могли быть доказательства спустя столько времени? Или мне нужно было спустить все на тормозах?

— Нужно было разобраться. Ты не допускал мысли, что Карина соврала?

— Моя дочь никогда не врала, — отрезал Горский. — Арин, почему тебя сейчас это так волнует?

— Просто интересно. Ты иди, Саш.

Вот только он уходить уже не собирался. Ноутбук Каринкин, эти странные вопросы… Заподозрив неладное, Горский вернулся к столу Арины.

— Нет уж, давай договаривай, — потребовал он. — Власов, что ли, объявился? Его же выпустить уже должны были… Арина?

— Да никто не объявился, успокойся.

Врать Арина так и не научилась. Почувствовала, как дрожь коснулась ее пальцев — только бы Горский не заметил! Пытаясь унять дрожь, женщина сцепила пальцы, да с такой силой, что кожа тут же побелела…

— Арин, не ври, — переводя взгляд на ее руки, проговорил Горский. — Рассказывай.

— Не вру.

— Арина, я приставлю к вам с Ликой охрану, вам нечего бояться. Я этого Власова на второй срок закрою, если посмеет приблизиться к вам, слышишь? Только не ври мне, Арина.

— Ну какая охрана? Горский, угомонись. Никто не объявился и никто ни мне, ни Лике не угрожает. Я просто задала вопрос, который давно не дает мне покоя, — соврала Арина.

— Ты нервничаешь, я же вижу.

— Да, я нервничаю! — выпалила со злостью женщина. — Я всегда нервничаю, когда речь заходит о Карине. Она все же тоже моя дочь, и от того, что ты ее отнял у меня, чужой мне не стала. И