Тёплая птица - Василий Гавриленко

           -Гнида!

Надрывный крик, отразившись от стен, вылетел из кабинета и, угасая, помчался по коридорам школы. Прямо передо мной возник Джон, - на виднеющемся из – под шлема лбу – испарина, безумные глаза с расширившимися до предела зрачками и красными белками, точно когтями впились мне в лицо:

- Куда ты привел нас, гнида?

-Джон! – крикнул Белка.

Но стрелок уже размахнулся и его кулак, описав дугу, угодил мне в висок. В голове точно взорвалась граната; я поскользнулся и, стукнувшись обо что-то твердое, упал на спину, прямо в кровавое месиво на полу. Труп Самира, покачнувшись, сорвался с веревки и  придавил мне ноги.

-Что ты делаешь, ублюдок?! – в чудовищном реве трудно было распознать всегда ровный голос Белки.

Он и еще несколько стрелков скрутили Джона, кто-то вдавил в его лоб дуло автомата.

-Стреляй, гад, - бабьим голосом завизжал Джон.- Все равно всех тут перемочат!

-Отставить, - превозмогая боль, крикнул я.

Оттолкнув кинувшегося на помощь Киряка, выкарабкался из-под мертвеца.

-Отпустите Джона, - приказал я, левой рукой потирая висок.

-Но конунг, по Уставу…,- начал было Белка.

-Отпустить!

Хватит с меня уставов, инструкций и советов, - пусть ими пользуются те, кто их придумал.

-Заберите у него оружие и патроны, - бросил я, подобрав слетевший с плеча автомат. Дьявол! Приклад весь в крови.

-Киряк, Сергей, сожгите это,- я кивнул на трупы, - Через двадцать минут выступаем.

Но двадцати минут у нас не было.

Поначалу мне показалось, что автоматные очереди раздались в отдалении, в Нулевом районе или еще дальше; но посыпавшаяся с потолка штукатурка  подсказала: стреляют снизу, прямо со школьного двора.

-Питеры, - охнул Киряк, отступая в коридор. За ним последовали еще несколько стрелков.

«Западня», - вспыхнуло у меня в мозгу и тут же погасло.

Нужно действовать.

            Я метнулся к окну, за подвешенное тело. Звук пуль, врезавшихся в одеревенелое мясо, напомнил частый дождь.

            За снежным маревом, на другой стороне улицы, промелькнули  тени; выпустив  автоматную очередь, я с наслаждением услышал резкий вскрик.

            -Конунг, надо сваливать! - крикнул Белка. Он подполз к окну по-пластунски, и, упираясь головой в радиатор, смотрел на меня из-под шлема.

            Белка прав.

Расстреляв остатки обоймы, я опустился на липкий от крови пол, на четвереньках отполз от окна.

            Отряд ждал в коридоре. Я не увидел лиц своих людей, стрелки точно превратились в безликие фигуры, которые я обязан сохранить. Потные тела, оружие в руках, горячее дыхание, но лиц нет.

            -Конунг, что нам делать? – выдохнул Киряк.

            Я увидел лицо бойца - обыкновенно красное, а в это мгновение – белее снега. Стрелки моего отряда настороженно смотрели на меня. Снаружи  доносилась пальба.

            Внезапно все стихло, неотвязная, липкая тишина спеленала нас, точно муху паук. Мне показалось, что я слышу биение собственного сердца и неровный хор двадцати шести сердец доверенных мне бойцов. Когда тишина стала непереносимой, когда пот, струящийся вдоль позвоночника, стал ледяным, с улицы донеслось:

            -Эй, конунг, или кто там у вас главный?

            Голос тонкий нетерпеливый, какой может быть лишь у нервного, упивающегося властью человека.

            Я молчал. Стрелки смотрели на меня настороженными глазами.

            -Ты оглох, б… , обосрался от страху, москвитская падаль?

            Хохот нескольких десятков глоток.

            -Конунг, не отвечай, - шепнул Белка.

            Я махнул рукой: оставайтесь на месте – и шагнул обратно в кабинет. Присев неподалеку от распластанного на полу тела Самира, крикнул, стараясь перекрыть хохот снаружи:

            -С кем я говорю?

            За окном стихло. Через мгновение – тот же голос.

            -Не тебе вопросы задавать, москвит!

            Злость и отчаяние душили меня.

            -Тогда пошел на хер, питерская мразь.

            Мой собеседник вдруг засмеялся - противный, скользкий смех, как козявка, вынутая из носа.

            -Не кипятись, воробушек, - крикнул он, – гнездо уже разворошили. Я – конунг отряда Питерской Резервации Кляйнберг. Назови себя.

            -Ахмат, конунг отряда москвитов.

            Молчание.

            -Какого дьявола тебе надо, Кляйнберг? – в моей душе, непонятно почему, разгоралась надежда. – Мой отряд здесь со стандартной миссией.

            Тишина.

            -Зачем ты прикончил моих людей? Ваш отец Афанасий…

            -Срал я на отца Афанасия, - заорал Кляйнберг. – Ты мне зубы не заговаривай, гнида!

Он умолк. Я тоже.

-Твои люди сами притащились ко мне, - первым не выдержал питер: возможно, мне почудилось, что после упоминания отца Афанасия голос Кляйнберга стал не таким уверенным, - Они готовы были рассказать почти все; мы просто слегка помогли им снять одервенение языка. Они рассказали нам все.

            Снова хохот питерских глоток. 

-Я не хочу крови, конунг, - уже  совсем миролюбиво продолжал Кляйнберг. – Сложи оружие по-хорошему, и, клянусь, никто не пострадает.

Я засмеялся:

-Ты за дурака меня принимаешь, конунг?

-Знал, что так ответишь, Ахмат, - крикнул Кляйнберг. – Ты, похоже, веселый парень. Мы могли бы с тобой стать корешами, не будь ты вонючим москвитом.

-Тамбовский волк тебе кореш!

-Какой волк? – удивился питер.

Этот вопрос я оставил без ответа. За моей спиной затаился мой отряд, я слышал напряженное дыхание бойцов: никого не обманул миролюбивый тон Кляйнберга. Ветер врывался в комнату и покачивал тело Машеньки; веревки скрипели.

-Так что будешь делать, Ахмат? Пожалей своих людей!

-Так же и ты, Кляйнберг!

Наждачный смех питера был уже не столь неприятен, - привычка.

-Ты мне нравишься, Ахмат. На твоем месте я пустил бы пулю в лоб… Интересно, как ты выглядишь? Жирный, небось, боров, мускулы, мускус, - все дела! Вы, москвиты, любите обжираться…

-Поднимись сюда и посмотри.

-Повременю, - отозвался Кляйнберг. – Скоро вы сдохнете с голоду, и мы придем полюбоваться на вас. Как, конунг, много у тебя в запасе тварки?

-Хватает, - соврал я. Подумав, добавил. – Сними блокаду, конунг, и ступай с миром. Мы не враги.

-Я рад этому, - голос Кляйнберга был вполне искренен. – Но вокруг Джунгли, а значит, мы не друзья.

-В таком случае, закончим пустой треп.

Я повернулся к дверному проему.

-Постой, конунг, - крикнул Кляйнберг. – Ты кое-что запамятовал.

-И что же?

-Право на поединок! Или в Уставе москвитов оно не прописано?

 6  ПОЕДИНОК С ПАШЕЙ

Кляйнберг был прав. УАМР, параграф шестьдесят шесть:

«Конунг по договоренности с главой вражеского отряда имеет право выставить на поединок одного бойца по собственному усмотрению. В зависимости от результата поединка определяется расклад сил. Результат поединка – непререкаем; нарушивший параграф 66 подлежит всеобщему осуждению и, по возможности, скорейшей ликвидации».

-Я не знал, что питеры практикуют поединки.

-Ты многого о нас не знаешь, конунг, - отозвался Кляйнберг. – Вы, москвиты,  заносчивый народ.

-Послушай, - крикнул я. – Я хочу, чтоб ты прочел мне выдержку из твоего Устава, то место, где сказано о поединках. Ты должен знать это наизусть…

-Зачем тебе?

Я не ответил.

-Черт с тобой, слушай - донесся сквозь завывание метели голос Кляйнберга. - Конунг отряда выставляет на поединок одного солдата по своему усмотрению, – он умолк на мгновение, припоминая. – Результат поединка непререкаем и определяет окончательный расклад сил. Нарушивший условия поединка умерщвляется.

Ну, надо же, почти дословно совпадает с Уставом москвитов. Видать, не даром отец Афанасий посещал в Московской резервации отца Никодима.

-Эй, Ахмат. Так что ты надумал? Учти, я не из терпеливых.

-Если мой боец победит,  - заорал я. – Ты уводишь свой отряд. Я верно понял?

Молчание.

-Я верно понял?

-Верно, - откликнулся Кляйнберг. – Если твой боец просрет, вы все сложите оружие, и отдадите нам запас кокаина. Лады, конунг?

За этим странным и длинным диалогом я забылся, сделал шаг к окну. Несколько пуль врезались в подвешенное тело и в потолок. Посыпалась известка. Я отпрянул.

-Лады, конунг? - как ни в чем ни бывало повторил Кляйнберг.

-Я должен посоветоваться со своими стрелками.

-Надо же, - вполне искренне, если судить по голосу, восхитился питер.- Да ты, конунг, демократ, – он грязно выругался. – Хорошо, покудахчи со своими цыплятами… Недолго, у меня дел полон рот.