Необыкновенный охотник (Брем) - Юрий Дмитриев

Но это сейчас. А как должен был поступить Геснер, если в его время никакой системы не было, а то, что имелось, было очень запутано? Ни разобраться в этой путанице, ни придумывать свою систему Геснер не имел, видимо, ни времени, ни желания. Пришлось ему расположить животных по алфавиту. Но от этого книга его не превратилась ни в словарь, ни в справочник. Внутри каждого тома, даже внутри каждой статьи, была своя система: сначала Геснер говорил, как называется это животное на разных языках — ведь в каждой стране или на каждом языке одно и то же животное называется по-разному. Уже это делало книги Геснера очень полезными. Но это было далеко не все. За названиями следовало описание животного, его распространение. Затем — следующий параграф — его образ жизни, потом — описание повадок. Следующий параграф — своего рода прикладная зоология: охота, дрессировка, использование мяса животных, и, наконец, в конце статьи говорилось о происхождении названия этого животного, о его месте в религии, приводились пословицы, стихи, легенды и басни о нем.

Такого труда еще не создавал ни один ученый. Геснер знал об этом. Возможно, он понимал, что человечество оценит его труд. И человечество оценило: два с половиной столетия зачитывались его книгами любители естествознания, два с половиной столетия воспитывались на них натуралисты.

Конечно, следующие поколения шагнули дальше. Но смогли они этот шаг сделать лишь благодаря Геснеру.

Иностранец или знатный провинциал, приезжавший в конце XVIII века в Париж и желавший познакомиться с его достопримечательностями, стремился в первую очередь повидать графа Бюффона. Еще бы! Ведь имя это известно во всей Европе, и как же можно было побывать в Париже и не повидать того, книгами которого зачитываются, как самыми популярными романами?

Однако повидать Бюффона удавалось далеко не каждому. Памятник — это пожалуйста, это смотрите сколько угодно (ему при жизни был поставлен памятник — шутка ли?!), а самого Бюффона — нет: граф уже стар, он дорожит каждым часом, он пишет… Вот уже почти сорок лет пишет Бюффон, и почти четыре десятилетия увлекается его книгами читающая публика Европы. Какой счастливый случай привел его на этот путь, кто надоумил его взяться за перо? Ведь он никогда не помышлял стать тем, кем стал в конце концов, — известнейшим писателем-натуралистом, одним из самых популярных людей не только во Франции, но и за ее пределами.

Большую часть жизни Бюффон именовался Жоржем Луи Леклерком. Лишь когда он уже был известен, король пожаловал ему графский титул и он стал графом де Бюффоном.

Романов и стихов он не писал, да и не собирался писать. Его привлекала наука. Он твердо решил писать научные труды. О чем? Для молодого Леклерка это не имело значения: он вспомнил свои занятия математикой и написал ряд математических трактатов, вспомнил про медицину и право — написал и на эти темы, описал свои наблюдения над природой, сделанные во время путешествий. И все это Леклерк аккуратно отсылал в Академию наук.

То ли академики не читали присылаемых работ и их поразило количество статей, исследований, мемуаров Леклерка, то ли действительно эти труды имели какую-то научную ценность (автор-то их был все-таки человеком далеко не заурядным), но так или иначе очень скоро академики приняли двадцатишестилетнего Леклерка в свои ряды, избрав его членом-корреспондентом Французской академии наук.

Вот теперь бы и заняться чем-нибудь всерьез. А вот чем — этого-то как раз и не знал Леклерк.

Помог случай — знакомый семьи Леклерков, бывший лейб-медик короля, заведовал в то время Королевским садом. Собственно, название не вполне отражало суть этого сада: тут были самые разнообразные растения, и правильнее было бы называть его Ботаническим садом (впоследствии он действительно превратился в Парижский ботанический сад). Заведующий, или, как тогда называли, интендант, был болен и предложил Жоржу (благо он же член-корреспондент академии) занять его место. Будущий граф согласился, и вскоре назначение состоялось. Это произошло в 1739 году, Леклерку шел тогда тридцать второй год.

Год вступления Леклерка в должность интенданта Королевского сада, в котором, кроме ботанического сада, был и неплохой зверинец, можно считать годом рождения натуралиста Бюффона. Тем более что, кроме интенданта сада, он был еще и заведующим «кабинетом короля» — музеем-кунсткамерой. Леклерк-Бюффон, кроме горячей любви к знаниям, от природы был наделен блестящими способностями — пытливым и острым умом, феноменальной памятью, колоссальной работоспособностью, умением сопоставлять факты, отбирать их, делать обобщения, к тому же он прекрасно писал. Все это в сочетании с богатым фактическим материалом, который был у Бюффона под рукой, дало прекрасные результаты. Впрочем, результаты стали видны далеко не сразу — прошло десять лет, прежде чем интендант Королевского сада и кабинета-музея выпустил свою первую книгу. Вышла она в 1749 году и называлась «Естественная история, общая и частная, вместе с описанием кабинета короля».

Наука в XVIII веке еще не вырвалась из паутины церковников, тем не менее уже делала большие успехи. Бюффон мог выбрать любое направление в науке, тем более что уже были такие ученые, как англичанин Гарвей и итальянец Реди, голландец Сваммердам и швейцарец Геснер… Можно было заняться анатомией или физиологией, микроскопом или систематикой. Но нет, все это не интересовало Бюффона. Ему нравился Геснер. Вернее, не то, что он сделал, а нравился тот путь, по которому шел швейцарец. И будущий граф решил продолжить и углубить дело, начатое Геснером. Тем более что за два столетия многое изменилось!

Бюффон оставил огромное литературно-научное наследие — он написал 44 тома (примерно 2 тысячи страниц большого формата). 36 томов вышли при его жизни, остальные — уже после смерти. Кроме книг по естествознанию, он написал ряд работ по геологии — науке, которая тогда только-только стала зарождаться, и высказал в них множество очень интересных и смелых мыслей. Так, например, Бюффон считал, что земля — это остывшая «капелька» солнца и в ее истории насчитывается семь периодов, каждый из которых, в свою очередь, насчитывает много веков.

Его интересовала проблема происхождения жизни, и этой проблеме он также уделял немало внимания, опять-таки проявив достаточную для своего времени смелость и прозорливость.

Наконец, его интересовала психология животных, и здесь он оказался на высоте.

Несомненно, на работах Бюффона сказалась общая обстановка тогдашней Франции. Ведь он был современником таких блестящих людей, как Монтескье, Вольтер, Руссо. Их мысли, их идеи владели тогда умами передовых людей Европы, воздух Франции был наэлектризован — надвигалась буржуазная революция 1789 года, а за ней уже вырисовывались грозные дни 1793 года.