Светоч Русской Церкви. Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского - Александр Иванович Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, то была странная дружба, в которой один выступал крайне требовательной стороной, настаивая на своих мнениях и взглядах и понуждая другого принимать их. А другой лишь предлагал свои оценки, высказывал свое отношение… Первым был Муравьев, вторым – митрополит Филарет.
Но благодаря этой дружбе Андрей Николаевич, обладавший немалым литературным даром и неустанно пополнявший свои знания о Церкви, превратился в плодовитого и интересного христианского писателя. В свет выходили одна за другой его книги: «Путешествие по святым местам русским», «История Российской Церкви», «Первые четыре века христианства», «Жития святых Российской Церкви, также иверских и славянских» в 12-ти томах, «Русская Фиваида на севере» и многие другие. Святитель терпел трудный и властный характер Муравьева, питая к нему самые добрые чувства и с очевидностью желая поддержать и укрепить на верном церковном пути талантливого литератора, который своими книгами помогал тысячам русских людей стряхнуть духовную вялость и лень, обратиться к истинным духовным ценностям.
То же благословение Московского архипастыря на труды духовные получил и Иван Васильевич Киреевский, принявшийся за издание в русском переводе трудов святых отцов, на что никак не решались синодалы. Со стороны Московского митрополита то была не дерзость, не вызов своим собратьям, придавленным тяжелым гнетом обер-прокуратуры. Он был убежден в своем праве и обязанности вершить дела, полезные для Церкви. Вот эта внутренняя свобода, ограниченная лишь верностью Богу и Церкви Его, и позволяла святителю Филарету действовать. Рамки Священного Писания и Предания вовсе не казались ему тесными, как не были они тесны и для великих отцов Церкви – святителей Василия Великого и Григория Богослова. И, подобно этим великим мужам, святитель стремился отражать угрозы Церкви и вере, которые в XIX веке усилились.
В Европе в то время широкое распространение получили сочинения немецкого либерального богослова Фридриха Шлейермахера, стремившегося заменить христианство некоей романтической религией. Сам Шлейермахер был глубоко религиозной натурой, но своей жизненной задачей он поставил критический пересмотр христианской доктрины. В 1830 году вышло второе издание его главного труда «Христианская вера», в котором, как и в других книгах, ярко выражен либеральный критицизм автора, предлагающего для понимания христианства отказаться «от всех притязаний на то, что принадлежит науке или нравственности… Идеи и принципы чужды религии… Если идеи и принципы и представляют собой что-то, то принадлежат они знанию, которое является совершенно иной сферой жизни, нежели религия». Он сводил всю религию только к чувствам и опыту, для Церкви вообще не оставалось места в его умопостроениях. Откровение Шлейермахер толковал в качестве религиозного опыта каждого человека: «Каждая интуиция, каждое оригинальное чувство проистекает из Откровения». Библия рассматривалась им как летопись человеческого религиозного опыта, а не как Откровение Бога или летопись действия Бога в истории. Иисус Христос, по его мнению, явился не для того, чтобы искупить наши грехи, а чтобы стать нашим учителем, учить нас на Своем примере и только, поэтому Его Крестная жертва, Воскресение и Вознесение, равно как и второе Пришествие, просто излишни.
Утверждения о безгневном Боге, безгрешных людях и бескрестном служении Христа были опасны, но в России наряду с либеральным подходом к вере утверждался и чисто атеистический подход. В 1845 году в популярном журнале «Отечественные записки» стали печататься «Письма об изучении природы» за подписью «Искандер» (автором их был Александр Иванович Герцен). В них, видимо по цензурным соображениям, еще упоминались христианские темы, но основной пафос автора, увлеченного философскими идеями Шеллинга и Гегеля, в целом был направлен на утверждение материалистического понимания мира. «Ни природа, ни история никуда не ведут и потому готовы идти всюду, куда им укажут, если это возможно», – утверждал Герцен.
В те же годы отдельные сочинители утверждали в своих трудах в качестве нового мировоззрения эстетический гуманизм, призванный потеснить христианство, а то и вовсе заменить его. Святитель Филарет слышал о кружке «любомудров», в котором молодые высокообразованные дворяне И. В. Станкевич, В.П. Боткин, М.А. Бакунин и другие, отвергавшие «оказененную Церковь» своих отцов, равно как и «мистический романтизм» своих дедов, искали истину. Молодые люди штудировали книги И. Канта, Г. Гегеля, Ф. Шеллинга, И. Фихте, но мистико-теософские идеи Фридриха Шеллинга или поворот к религии Иоганна Фихте их разочаровали. Одни из них никак не могли оторваться от Бога, а другие отказывались с легкостью. Тот же Бакунин рассуждал в 1836 году: «Цель жизни – Бог, но не тот Бог, Которому молятся в церквах, но тот, который живет в человечестве, который возвышается с возвышением человека». В. Г. Белинский, внук православного священника, также входивший в кружок Станкевича, был натурой глубоко религиозной, но его религиозные запросы не питались духом Церкви – он настойчиво отделял христианство от Церкви и этот свой подход проводил (насколько позволяла цензура) во всех статьях, пользовавшихся в силу таланта автора немалой популярностью.
Необходимо было противопоставить этому опасному течению в русской общественной мысли что-то еще, помимо обычной церковно-проповеднической деятельности. Объективно перед Церковью встала задача просвещения русского народа, его верхов и низов, в новых исторических условиях. Не все ее осознали, иные поняли, да побоялись делания, не указанного начальством. Святитель же Филарет не мог сидеть сложа руки.
«Христианство не есть юродство или невежество, но премудрость Божия», – утверждал святитель. Он не боялся испытывать веру, страшась в то же время и отхода от веры, и дремоты в ней и предостерегая от таких искушений свою паству. «Недостаточно иметь веру и хранить ее, – говорил он, – может быть сомнение в том, точно ли ты ее имеешь и как имеешь». По словам протоиерея Георгия Флоровского, он был убежден, что христианская вера «во всей полноте своего догматического содержания должна стать живым началом и средоточием жизни».
Свт. Филарет. 2-я четв. XIX в.
Вот почему, как ни был Московский митрополит по необходимости осторожен и сдержан, люди думающие из круга московского дворянства и профессуры всегда тянулись к нему, не страшась его репутации «церковного охранителя». Он не был и не мог стать среди них своим, но не был и чужим.
За благословением и за советом к митрополиту Филарету обращались профессора Московского университета
