Я умею прыгать через лужи. Это трава. В сердце моем - Алан Маршалл

— Нам пора, — сказал он, оборвав разговор с приятелем. — Мы еще увидимся, Том. — И отец помахал ему на прощание. Он взял меня за руку, и мы пошли к тому месту, где Питер Финли выстраивал мальчиков, участвовавших в состязании.

— Подайтесь назад, — то и дело повторял Питер, обходя выстроившуюся перед ним линейку и подравнивая ее. — Не толкайтесь, — приговаривал он, развернитесь пошире. Так уже лучше. И не надо спешить. Не торопитесь. Мы скажем, когда начинать. Еще назад!

— Вот вам еще одного в шеренгу, — сказал ему отец, подталкивая меня вперед. Питер обернулся.

— А! — воскликнул он, поглядев на меня с веселой улыбкой. — А он не заартачится сегодня?

— Нет, он прямо на дыбки становится, так ему хочется бежать, — ответил отец.

Питер посмотрел на дорожку, на которой нам предстояло состязаться.

— Поставь его у того кустика, Билл. Ему надо дать фору. — Он погладил меня по голове. — Покажи своему старику, на что ты способен.

Мне понравилась эта суматоха перед состязанием, из которого мне предстояло выйти победителем. Кое-кто из мальчиков подпрыгивал на месте, другие нагнулись, упираясь пальцами в землю. Отец сказал, что мне этого делать не надо. Я пошел следом за ним; мы продвигались между двумя шеренгами людей. Все, кого я знал, были тут, они смотрели на нас с улыбкой. Тут была и миссис Картер; когда-то она дала мне леденец. Теперь она помахала мне рукой.

— Старайся бежать быстро, Алан! — крикнула она мне.

— Вот здесь твое место, — сказал отец.

Он остановился и, нагнувшись, разул меня. Трава была такая, что стоять на ней босыми ногами было просто невозможно: так и подмывало скакать и прыгать. Я и стал прыгать.

— Стой смирно, — сказал отец. — Гарцующая лошадь никогда не завоюет приза. Стой спокойно и смотри на ленточку. — И он показал мне туда, где в самом конце шеренги двое мужчин держали поперек дорожки узенькую ленточку.

Мне показалось, что это страшно далеко, но, чтобы подбодрить отца, я сказал:

— Добежать туда ничего не стоит.

— А теперь слушай меня, Алан. — Отец присел на корточки, чтобы лицо его было рядом с моим. — Не забудь, о чем я тебе говорил. Как только выстрелят из пистолета, беги прямо к ленточке и не оглядывайся. Как только раздастся выстрел, беги. Беги изо всех сил, как ты бегаешь дома. Я буду стоять вон там. Мне уже время идти. Смотри на ленточку и не оглядывайся назад.

— А я получу приз, если приду первым?

— Да, а сейчас приготовься. Через минуту раздастся выстрел.

И он, пятясь, отошел к остальным зрителям. Меня это очень огорчало. Ведь надо было запомнить такое множество вещей, а его не было рядом.

— Приготовься! — вдруг крикнул он мне из толпы.

Я обернулся, чтобы посмотреть, почему не стреляют из пистолета. Все мальчики стояли на одной линии. Мне захотелось быть вместе с ними — здесь я стоял сам по себе, в одиночку, в стороне от общего веселья. Но вот раздался выстрел, и все побежали. Я испугался, увидев, как быстро они бегут. Соревнуясь между собой, они оглядывались назад, но мне не с кем было соревноваться. Ведь нельзя соревноваться, если рядом с тобой нет соперника.

— Беги! Беги! Беги! — кричал мне отец.

Теперь, когда все уже были рядом со мной, настало время вступить в состязание с ними, но они не стали ждать меня, н я в отчаянии побежал следом за всеми. Я был очень зол и чуточку растерян. Когда я добежал до финиша, ленточку уже опустили; я остановился и заплакал. Ко мне подбежал отец и взял меня на руки.

— Будь я неладен! — крикнул он, и в голосе его звучало раздражение. Почему ты не побежал, когда раздался выстрел? Зачем ты опять оглянулся и стал ждать остальных?

— Я ведь должен был подождать их, чтобы состязаться с ними, — говорил я сквозь слезы. — Я не люблю выигрывать один, сам по себе, ни с кем не состязаясь…

— Ну ладно, нечего плакать, — успокоил меня отец. — Мы все равно сделаем из тебя бегуна.

Все это было год назад.

Может быть, и он думал об этом, крутя колесо, в то время как я сидел в своей коляске и смотрел на него, а мои ноги были укутаны пледом.

— В этот раз ты бежать не сможешь, — произнес он наконец. — Но я хочу, чтобы ты смотрел, как будут бежать другие. Стой около ленточки, смотри на них и будь вместе с ними. Когда первый из бегунов коснется грудью ленточки, ты будешь вместе с ним.

— Но как, папа? — не понял я.

— Подумай сам, — сказал он.

И, пока он ходил в сарай за банкой колесной мази, я раздумывал над его словами.

Он вышел из сарая, поставил банку на землю возле брички, вытер руки тряпкой и сказал:

— У меня когда-то была сука-полукровка кенгуровой породы. Она бегала как проклятая. Могла угнаться за любой ланью, как бы та ни мчалась, и за сто ярдов могла поймать старого самца кенгуру. Она, бывало, вспугнет стадо, выделит одного, кинется за ним, схватит за хвост прямо в прыжке и опрокинет. Никогда не метила в плечо, Как другие собаки. И ни разу не промахнулась. Лучшей собаки у меня сроду не было. Один парень предложил мне как-то за нее пять фунтов.

— Отчего же, папа, ты ее не продал?

— Видишь ли, я ее взял еще маленьким щенком и вырастил. Я назвал ее Бесси.

— Как бы я хотел, чтобы она была у нас теперь! — сказал я.

— И я тоже хотел бы, но она наскочила на кол и пропорола плечо. На нем образовался твердый нарост, и она после этого уже ни на что не годилась. Но все же я брал ее с собой на охоту: она лаяла, а другие собаки бегали. Никогда я не видел собаки, которая приходила бы в такое возбуждение, когда гнались за зверем. А сама она уже в гоньбе не участвовала. Помню, как-то мы затравили старого самца кенгуру; он стоял спиной к дереву, и, когда Бриндл была у меня такая собака, тоже кенгуровой породы, — подбежала к нему, он разодрал ей всю спину — от плеча до бока, и тут Бесси как завизжит. Бог мой! Не видал я другой собаки, которая так любила бы ввязываться в драку и гоняться за дичью, как Бесси. Но она выражала это одним только лаем.

— Ты хорошо о ней рассказываешь, — сказал я отцу, потому