Мертвецы сходят на берег - Берхард Борге

- Бог ее знает... Откровенно говоря, меня сейчас интересовало бы Совершенно иное, - признался я. - Почему ты не хочешь сказать, что тебе понадобилось в Лиллезунде?

- Пожалуйста, я скажу... - он откинулся в кресле. - Прежде всего, я послушал, о чем говорят люди. Вот например, меня интересует Рейн. В нашей задачке это "х", одно из неизвестных. Оказывается, о нем здесь никто ничего не знает. Ой вовсе не местный рыбак, никогда здесь не жил. И людям вообще неведомо, где он живет.

- Любопытно! И это ты выяснил в Лиллезунде?

- Нет, конечно. Но и там тоже. А сперва я нашел рыбака с моторкой, он и отвез меня в город. В городе я попытался найти стекольщика, которого Арне нанимал поставить стекло и который тут, якобы, чуть не вывалился из окна. Такового я не обнаружил.

- Иными словами, твое расследование не принесло никаких результатов?

- Почему же? Наоборот. Ну, и еще я получил телеграммы в ответ на свой телефонный запрос.

Он достал из кармана три сложенные телеграммы и протянул мне. Я развернул первую:

"ПАНИЧЕСКИЙ ОТТОК КАПИТАЛА БАЛТИЙСКИХ СТРАН ТЧК ВЕРОЯТНЫ ИНВЕСТИЦИИ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АМЕРИКЕ ТЧК КАСПЕРСЕН".

Текст второй телеграммы, по-видимому, был как-то связан с первым сообщением:

"ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ ВПОЛНЕ ОБОСНОВАНО ТЧК КРИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ МЕКСИКЕ ТЧК ПРЕДПОЛАГАЮ ПОТЕРЯНО ДЕВЯНОСТО ПРОЦЕНТОВ ТЧК САСТАД".

Я с удивлением посмотрел на Танкреда.

- С каких это пор ты интересуешься мексиканской революцией? И зачем тебе знать, как идет движение капитала? Ты собираешься играть на бирже?

- Ничего подобного. Я заинтересовался этим недавно. Точнее, позавчера, около десяти утра. Будешь смотреть третью телеграмму? На мой взгляд, она очень любопытна, в ней содержится ключ ко всему, что происходит в этом доме. Во всяком случае, если моя гипотеза верна.

Я буквально пожирал глазами телеграфный бланк. Нет, похоже, он вешал мне на уши длинную развесистую лапшу: телеграмма состояла из одного довольно бессмысленного слова и подписи:

"ПОЛТОРА ТЧК ХАЙДЕ".

- Что это значит? - недовольно буркнул я. - Полтора? Мне это ничего не говорит. И кто такие Састад, Касперсен и Хайде?

- Три хороших специалиста. Они помогли мне сориентироваться в делах, где я ничего не смыслю. Как ты понял, я заинтересовался некоторыми новыми для себя сферами.

- Стало быть, ты не хочешь мне ничего объяснить? Танкред наклонился к доске и сделал длинную рокировку. Потом он опять развалился в кресле.

- Пауль, по сути, я сейчас играю в шахматы с неким невидимым противником. Партия развивается весьма напряженно и теперь входит в эндшпиль. Я, был бы слишком плохим стратегом, если бы рассказал о своих планах. Согласен? И позволь тебе сказать: в воздухе запахло новыми комбинациями.

- Надеюсь, ты не причисляешь к своим противникам меня?

- Разумеется, нет. Однако с моей стороны было бы неразумно посвящать в свои планы и зрителей. К сожалению, зрители и сочувствующие имеют обыкновение вмешиваться в игру... Смотри-ка! Наша новая приятельница идет. Видно, ей не сидится в собственном доме.

Действительно, через двор шла Лиззи - в знакомом белом плаще и опять без зонта. Она подняла воротник и втянула голову в плечи. Словно бездомная собачонка, подумалось мне. Наш вчерашний безобразный визит со взломом оставил у меня на душе крайне неприятный осадок и вызвал массу горьких раздумий: Как помочь бедной Лиззи, не навредив еще больше? Как повел себя Пале после нашего ухода? Его лицо, при всей сдержанности и благовоспитанности, не сулило ничего хорошего, было в нем что-то неуловимо грозное, когда он все с той же улыбкой провожал нас к дверям.

Поднимаясь с кресла, Танкред многозначительно посмотрел на меня.

- Плохи дела! Пойдем послушаем, что она расскажет. Войдя в гостиную, мы нашли всех в сборе. Лиззи была заметно возбуждена, щеки ее горели, а худые, бледные руки ни секунды не оставались в покое. Арне помог ей снять плащ. Эбба усадила ее в кресло и, обняв по-матерински за плечи, спросила:

- Ну, что случилось?

Лиззи беспомощным жестом убрала со лба мокрые волосы, пальцы ее заметно задрожали. Чуть слышно она проговорила:

- Я больше так не могу... Я... не могу с ним больше оставаться...

- Он был с тобой... груб?

В лице Эббы появилось особое выражение, характерное для борцов за права женщин.

- Нет, что ты! Вовсе нет. Он никогда не бывает грубым! Наоборот, он очень внимателен, он все понимает, но в этом есть что-то ненормальное! Лучше бы он накричал, рассердился! Это было бы так по-человечески. А он... нет! Я не могу объяснить... Мне так страшно! Да, я его просто боюсь! Вот что... Очень! Очень боюсь... Моника принесла кофе и добавила в чашку полрюмки коньяку.

- Выпей, Лиззи, - сказала она ласково и спокойно. - Выпей кофейку, успокойся. Здесь тебя все любят. Тебе надо согреться, просохнуть... И мы все обсудим и обдумаем. Ты не расскажешь, как вы поженились?

Лиззи выпила полчашки и поперхнулась. Она прокашлялась и с явным усилием посмотрела Монике прямо в лицо. Мне показалось, что этот вопрос для нее неприятен. Она с трудом сделала еще глоток и, не отрывая глаз от Моники, произнесла:

- Дело в том... Да, дело в том, что мы не женаты.

- Что ты говоришь? Не женаты?

В голосе Моники звучало искреннее недоумение.

- Священников он презирает, и поэтому о церковном венчании не могло быть и речи. А чтобы зарегистрировать гражданский брак нужны всякие документы... Он еще не получил норвежское гражданство. Он пока еще американец. И чтобы жениться, ему нужно получить какое-то разрешение американских властей. Он ждет, пока придет разрешение... Вообще-то он считает все это пустой формальностью. Он хотел, чтобы все нас считали законными супругами, потому что в нашей стране так принято, здесь у людей свои понятия - к чему их раздражать?

- Многие не в восторге от наших порядков, - бросил Танкред. - Твой муж не одинок.

- Но ты действительно хотела стать его женой? - спросила Эбба.

У Лиззи как будто снова ком стал в горле.

- Это... так трудно объяснить! Для меня было очень важно стать независимой, самостоятельной, когда я жила у родственников в Лиллезунде... Я была ему благодарна, я чувствовала себя обязанной за все добро, которое он для меня сделал. И он необыкновенный человек. И очень сильный. А я... я такая безвольная, слабая... И мне кажется, я теперь целиком в его власти. Раньше я думала: он такой добрый, хороший, а теперь я его боюсь... Я ведь его совершенно не знаю. Он закрыт, он сам по себе. Я даже не знаю, что он делает! И не представляю, чего он хочет, и как он жил раньше - я ничего не знаю!.. Я иногда как лунатик... брожу... Я не знаю, кто он? Вы понимаете? И что он от меня хочет? И я боюсь... Мне нужно от него уйти. Сейчас же! Немедленно!

- Но почему ты принимаешь такое решение именно теперь? - спросил Танкред, не отводя от нее внимательных глаз, - Что происходило вчера, когда мы ушли?

- Ничего особенного... Вы ушли... Я чувствовала себя преступницей... Конечно, с его точки зрения, я совершила преступление, показав вам его чердак. Знаете, как он меня наказал? Он молча заперся в библиотеке! И все! И не сказал мне с тех пор ни слова! Я - пустое место! И я сидела в этом мрачном, холодном доме, в чужом доме, понимаете? Там каждая вещь меня ненавидит... Я думала, я с ума сойду, мне было так плохо, так страшно... Но я боялась выйти, уйти из дома, я боялась, что он еще больше рассердится. Я знаю, он не любит, когда я ухожу. Он, правда, никогда ни словечком об этом не обмолвился, но я знаю. Я сижу там как взаперти - при открытых дверях, как в тюрьме! Как в могиле! Он меня не любит, Но держит... ах, как крепко он меня держит! И сегодня опять пришел этот ужасный Рейн, и они пошли вместе с ним в подвал. И я поняла: или я сейчас убегу, или сойду с ума... И я убежала... Но я побоялась пойти к Карстену: он такой милый, но он про меня не все знает... И вот, пришла к вам...

- И правильно сделала, - поспешила успокоить ее Эбба. - Этот Пале тебе не пара. Надо подумать, что можно сделать. Мы постараемся тебе помочь.

В глазах Лиззи блестели слезы. Еще немного - и она бы расплакалась. Моника налила ей коньяку, и мы заставили ее выпить, а потом стали обсуждать возможности ее устройства в Осло. Вроде бы, Лиззи понемногу приходила в себя. Она дышала ровнее, и глазки просохли. Наконец она с решимостью в голосе произнесла:

- Я все-таки пойду к Карстену. Мне надо все же с ним поговорить...

С легкой улыбкой она встала и пошла за своим плащом. Арне пошел за ней. Одевшись, Лиззи вернулась в гостиную и сказала:

- Огромное вам спасибо! Мне очень совестно, что я вас дергаю со своими проблемами, но я очень, очень вам благодарна! Я пойду! До свидания!

И в этот миг в дверь постучали - три раза, отрывисто и решительно. Лиззи переменилась в лице.

- Это он! - прошептала она. - Не говорите ему, что я здесь! Выпустите меня через заднюю дверь...

- Успокойся, Лиззи! - сказал я. - Это, наверное, наш Карстен! Он часто заходит в это время... Подожди, я открою.