Планета Ка-Пэкс - Джин Брюэр

Как только я увидел Стива, тут же рассказал ему, что описание орбиты КА-ПЭКСа – в виде восьмерки – вокруг его солнц-близнецов Чарли Флинна отличается от версии прота, напоминающей скорее путь движения маятника. А потом показал ему календарь и вторую звездную карту, составленную протом для той части небосвода, которая видна с КА-ПЭКСа со стороны, противоположной Земле. Стив покачал головой в изумлении и, растягивая слова, сказал, что профессор Флинн только что уехал отдыхать в Канаду, но как только вернется, он ему обо всем этом расскажет. Я спросил Стива, не слышал ли он о каком-нибудь физике или астрономе, исчезнувшем в последние пять лет, в частности 17 августа 1985 года. Насколько ему было известно, таких исчезновений не было, хотя, шутливо заметил Стив, он бы не возражал, чтобы кое-кто из его коллег взял бы и незаметно исчез.

Фредди прилетел из Атланты, явился прямо в своей летной форме и, как всегда, один. Все они собрались вместе впервые после Рождества. Однако Фишка счел, что у него есть дела поинтереснее, и вскоре ушел куда-то с приятелями.

Сразу после этого пришла Бетти с мужем, профессором английской литературы и заодно обладателем черного пояса в айкидо. Они привели прота и одного из наших практикантов, которого я пригласил главным образом потому, что он был превосходным борцом-любителем и тоже мог пригодиться, если вдруг прот проявит признаки буйства. Белая Ромашка, взволнованная наплывом гостей, лаяла на всех вновь пришедших из-под заднего крыльца, своего обычного убежища.

Прот принес с собой подарки: еще три звездные карты, изображавшие небо с трех различных мест, которые он «посетил», а также копию перевода «Гамлета» на КА-ПЭКСо. Но не прошло и пяти секунд после того, как прот вышел из машины, как случилось нечто невиданное. Ромашка выскочила из-под крыльца и бросилась прямо к нему. Я вскрикнул от страха, уверенный, что она вот-вот на него набросится. Но Ромашка встала перед ним как вкопанная, замахала хвостиком из стороны в сторону так, как это умеют делать только далматинские доги, и распласталась у его ног. Прот же со своей стороны тут же упал на землю и принялся по ней кататься, точно собака, время от времени даже лая, и вдруг оба они принялись носиться по всему двору; вдогонку за ними понеслись и мои внуки, а ветер в это время гнал по двору «Гамлета» и звездные карты. К счастью, нам удалось поймать все, кроме последней страницы пьесы.

Прошло немного времени, и прот уселся на траву, а Ромашка, совершенно теперь успокоенная и довольная собой, опустилась рядом с ним и стала кататься по траве. А чуть позже впервые в жизни затеяла игру с моими внуками Дождем и Звездой. И ни разу больше за весь день не забралась под крыльцо, даже когда в соседнем частном клубе со страшным грохотом началось празднование. В тот день, Четвертого июля, Ромашка словно переродилась.

И надо сказать, не она одна.

В тот вечер, когда фейерверки уже отгремели, а гости разъехались, ко мне в подвальную комнату, где я играл сам с собой на бильярде и одновременно слушал на нашей старенькой стереосистеме «Летучего голландца», спустился Фрэд.

Уже много лет подряд у меня было такое чувство, будто Фрэд хочет мне что-то рассказать. Во время наших с ним бесед вдруг наступала пауза, и мне казалось, что он вот-вот облегчит передо мной свою душу, но он так ни разу на это не решился. Я никогда не нажимал на него, считая, что, когда он будет готов, он расскажет мне или жене о том, что его тревожит.

Хотя это не совсем так. Я не нажимал на Фрэда потому, что боялся, что он признается мне, что он гомосексуалист. А это не то, что хоть какому-нибудь отцу хотелось бы услышать – большинство отцов гетеросексуальны, – и я уверен, его мать, которая рассчитывает по крайней мере на восемь внуков, того же мнения.

Явно вдохновленный своей беседой с протом, Фрэд решил наконец нам признаться. Но как выяснилось, речь шла вовсе не о его сексуальных наклонностях. То, в чем он пытался нам признаться все эти годы и не мог, был животный страх перед полетами!

Я знал дантистов, которых трясло от одного вида бормашины, хирургов, с ужасом идущих на операцию. Иногда именно поэтому люди и шли в эти области – подавить в себе страх. Но ни разу в жизни я не встречал пилота, который боялся летать. Я спросил Фрэда, с какой же стати он выбрал именно эту профессию, и вот что он мне ответил: как-то раз, довольно много лет назад, сидя за обеденным столом, я упомянул о том, что страхи лечатся постепенным привыканием к условиям, которые эти страхи вызывают, и привел несколько примеров, в том числе боязнь змей, кладовок, и… да, да, именно боязнь полетов. Когда он был ребенком, я как-то взял его с собой на конференцию в Калифорнию, неподалеку от парка «Диснейленд», понятия не имея, что он страшно боится летать. Вот почему на следующий день после окончания школы Фрэд отправился в аэропорт учиться водить самолеты – он решил сам справиться со своей проблемой. И хотя учебные полеты не помогали, он продолжал летать, пока не получил разрешение на самостоятельный полет, и, перелетев через всю страну, сдал летный экзамен. Но и после всего этого страх не прошел. Тогда он решил, что помочь ему может одно: поступить в летную школу и стать профессиональным пилотом. Фрэд получил диплом коммерческого пилота, стал инструктором, развозил по всему Восточному побережью банковские чеки, как правило, летая среди ночи и в плохую погоду, но через пару лет с не меньшим ужасом, чем прежде, думал о каждом предстоящем полете. Тогда он получил свой, как он выразился, «пассажирский билет» и стал работать на «Юнайтед эйрлайнс». Теперь же, пять лет спустя, после короткой беседы с протом, он пришел ко мне за помощью.

Мы провели в нашей подвальной комнате не один час: играли в пинг-понг и бильярд, метали стрелки в мишень и долго-долго говорили. После девяти лет работы пилотом Фрэду все еще снились ночные кошмары: то он, спускаясь с неимоверной высоты, врезается в землю, то до бесконечности долго летит в пустоте, то нескончаемо падает и падает и никак не достигнет земли.

За четверть века моей практики у меня перебывало множество пациентов, боявшихся полетов. Надо сказать, этот страх среди людей необычайно распространен по очень простой причине: наши предки обитали на деревьях. Поэтому страх падения имел эволюционную ценность – те, которые не падали, выживали и плодились. Большинство людей способно преодолеть этот страх. По крайней мере, он не мешает им жить. Но есть и такие, которые, как бы это ни усложняло им жизнь, ни за что не отправятся туда, куда нельзя добраться на автобусе, поезде или машине.

Я рассказал обо всем этом Фрэду и предположил, что он относится именно к этой последней группе.