Сергей Павлович Королев - Ребров Михаил Федорович

— Когда думаете закончить? — строго спросил Королев.

— Плановый день сдачи… — начал было Дуров, но его оборвал тот, кто был главным.

— Плановый день меня не интересует. Я вам назову все плановые дни. Когда будет готова трасса?

Дуров подумал и назвал срок, который по его прикидке был вроде бы реален. По выражению лица Королева понял: его этот срок не устраивает. Тут же уточнил:

— Постараемся неделю сбросить, может, дней десять, если технику дадут.

— Дадут, — смягчился Королев. — Обязательно дадут, я похлопочу…

Помолчали.

— Как ваше имя и отчество? — спросил Королев.

— Георгий Дмитриевич.

— А я Сергей Павлович, главный конструктор. И скажу вам, Георгий Дмитриевич, что дороги в космос начинаются с дорог земных. Вот таких, как вы строите. Нельзя ли чуть пораньше закончить?

Дуров широко улыбнулся, вздохнул и, ударив себя в грудь, выпалил:

— Сделаем, Сергей Павлович! Только с техникой подсобите…

— Коль вы обещаете, я тоже слово даю. Подсоблю!

Вскоре отряд получил и бульдозеры, и скреперы, и экскаваторы, и свыше двухсот автомашин. Да и новую группу строителей прислали на подмогу.

В тот день Королев пожелал увидеть, как идет строительство гостиниц, которые предназначались для его товарищей, — к началу испытаний на полигон должны были приехать конструкторы, монтажники, другие специалисты. Сопровождавший главного конструктора Гурович замялся:

— Может быть, в другой раз, Сергей Павлович? Там еще работы не закончены.

— Вот и посмотрим, сколько осталось, — настаивал Королев.

Среди пустыни стояли пять бараков из деревянных щитов, разделенные на комнаты. Королев вошел, осмотрелся. Лицо его стало хмурым, глаза потускнели.

— Мои инженеры так жить не будут, — процедил сквозь зубы.

Его особенно возмутило то, что внутри помещений не было ничего похожего на комфорт — просто побеленные стены и голые лампочки на длинном проводе.

— Вы представляете, какую работу предстоит выполнять тем, для кого вы подготовили эти..?

Он не нашел нужного слова или постеснялся сказать нечто такое, что не вязалось с его должностным положением.

— В 46-м мы обустраивались в Капьяре, — продолжил Королев. — В 46-м, через год после войны, разрушительной, тяжелейшей войны, мы жили примерно в таких условиях. Не сразу, но жили…

Он помолчал, постучал кулаком по перегородке, подошел к окну, за которым виднелись кучи строительного мусора.

— И вот через десять лет вы предлагаете людям, которым предстоит решать сложнейшие задачи, общежитие имени монаха Бернальда Штольца. Так, кажется, писали Ильф и Петров в «Двенадцати стульях»…

Он не сказал больше ничего и вышел. В напряженном молчании поехали дальше. Когда приехали к монтажно-испытательному корпусу — громадному, светлому, очень красивому, хорошо отделанному, лицо Королева посветлело. А когда попали на строительство стартового сооружения, он совсем отошел, оттаял…

— Вижу, — сказал, не скрывая удовлетворения, — вы можете строить. В такие сроки соорудили такое. Вот уж спасибо вам сердечное.

Он обошел площадку, заглянул внутрь глубокого туннеля, внимательно выслушал объяснение. Потом повернулся к Шубникову:

— Георгий Максимович, ну что мы все-таки будем делать с гостиницами? Надо же их привести в порядок.

Шубников ждал этого вопроса.

— Сергей Павлович, помогите, мы сделаем. Поверьте, нам просто не из чего делать.

— Мне нужна ВЧ-связь, — заторопился Королев.

В Москву он дозвонился не сразу: то не отвечал номер, то не было на месте нужного человека. Королев был настойчив. Он не отходил от аппарата спецсвязи, пока не добился своего.

— Завтра утром вылетает самолет с линолеумом, хорошими обоями, абажурами, другими вещами.

Королев был доволен, что смог уладить все без проволочек.

— Люди у меня золотые! — сказал он Шубникову. — Здесь, в этих тяжелейших условиях, они должны работать, и не месяц, не два. Хочется ускорить все дело, ведь это будет такая замечательная ракета. Блестящие перспективы открываются…

Когда он это говорил, глаза у него светились, усталость сошла, и на лице появилось мечтательное выражение. В этот момент он совсем не был похож на того железного Королева, которого знали на полигоне, — кто лично, кто понаслышке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Стартовое сооружение для «семерки» разрабатывалось в конструкторском бюро специального машиностроения, которым руководил академик Владимир Павлович Бармин, человек интереснейшей судьбы, занимавшийся системой обустройства (поддержания необходимого климата) Мавзолея Ленина, созданием пусковых установок для реактивной артиллерии («катюш»). Работы по первым передвижным комплексам для пуска баллистических ракет Р-1, Р-5 и других позволили конструктору выбрать основные принципы и идеологию разработки больших стационарных стартовых сооружений. Королеву Бармин импонировал тем, что умел находить нестандартные и удивительно простые решения, которые долгие годы оставались на уровне того, что требуется именно сегодня.

Встречи двух главных конструкторов носили характер не столько согласований и увязок, сколько дискуссий с многочисленными «если».

— Володя, а если подпорки не удержат? — сомневался Королев.

— Удержат, Сережа. Мы все просчитали, запас по весу большой.

— А если начнет заваливаться при запуске двигателей?

— И это просчитано…

— Все у тебя просчитано, но ведь это на бумаге, — не унимался Королев.

— И на макете проверено, — успокаивал Бармин.

Когда многие системы стартового комплекса и самой ракеты были изготовлены, обоим главным стало очевидно, что сборка и наладка сложнейшего инженерного сооружения со всеми его составляющими вызовут необходимость их системной увязки и конструкторских уточнений. Выполнить эту сложнейшую работу можно только в заводских условиях.

Вторая проблема, которая терзала обоих, — ракета и стартовый комплекс, составляющие единую динамическую систему. Поэтому анализ динамики движения ракеты в момент пуска не мог быть проведен независимо от анализа динамики подвижных частей стартового сооружения. Теоретические исследования, как полагал Королев, не могли дать полной уверенности в надежности выбранной схемы и правильности ожидаемых динамических параметров.

— Нужен прямой эксперимент, — настаивал Королев.

— Нужен, — соглашался Бармин. — Но где его провести? Слишком габаритно все получается.

— Будем искать. — Королев перебирал в памяти возможные места: — ЦАГИ, Фили, Электросила… А может быть, где-нибудь на верфи?

— Я попробую посмотреть в Ленинграде, — предложил Бармин. — Поеду завтра же, времени у нас мало.

— Мало, — согласился Королев. — Очень мало…

Бармин побывал на Ленинградском механическом заводе. Один из цехов имел подходящую высоту, колодец большого диаметра, необходимые подъемные краны. Здесь в свое время производилась сборка орудий большого калибра для линейных кораблей.

Осенью 1956 года стартовая система вместо полигона была доставлена в Ленинград. Там, на механическом заводе, «семерка» впервые примерялась к своим стартовым устройствам. В гигантском по размерам цехе был произведен и первый «пуск». Только вместо двигателей ракету подняли со стартового стола заводские краны. По соображениям безопасности топливные баки ракеты были заправлены водой. Видимо, поэтому и родилась впоследствии полигонная песенка стартовиков-испытателей:

Заправлены ракеты, конечно, не водою, И кнопку пусковую пора уж нажимать. Давай-ка, друг, в сторонку мы отойдем с тобою, Эх, только б улетела, не дай нам Бог сливать…

Те испытания подтвердили правильность решения о контрольной заводской сборке. Неисправности устранялись тут же, удалось выиграть время и избежать неприятностей при полигонной сборке. Окупились и затраты, ибо с самого первого пуска стартовый комплекс работал без замечаний. А ведь это была сложнейшая система, в изготовлении агрегатов и узлов которой принимали участие более 50 крупнейших заводов страны.