Восхождение на Фудзи (Репортажи из Японии) - Всеволод Овчинников

В предновогодний вечер по всей Японии бойко раскупаются картинки с изображением семи богов удачи на борту сказочного корабля "Такарабунэ". Эти картинки принято класть под подушку, чтобы увидеть сон, предвещающий исполнение заветных желаний.

Каждый из семерых на сказочном корабле хорошо знаком японцам. Бога удачи Эбису сразу отличишь по удилищу в руке и окуню под мышкой. Иным и не может быть бог удачи в стране, где все жители заядлые рыболовы и даже сам император пристрастен к рыбалке. За помощью к Эбису обращаются те, кому, помимо снасти и сноровки, требуется еще и везение: рыбаки, мореходы, торговцы. Изображение толстяка с удочкой найдешь почти в каждой лавке. Эбису, однако, вместе с удачей олицетворяет еще и честность. Так что один день в году торговцы обязаны пускать товары в полцены, как бы извиняясь за полученные сверх меры барыши.

Может быть, именно поэтому в деловом мире больше, чем Эбису, уважают Дайкоку - дородного деревенского бородача, восседающего на куле с рисом. Когда-то его почитали лишь крестьяне как бога плодородия, способного вознаградить за труд хорошим урожаем. Но с тех пор, как в руках у бородача оказался короткий деревянный молоток, Дайкоку стал к тому же покровителем всех тех, кому требуется искусство выколачивать деньги: торговцев, биржевиков, банкиров; словом, из бога плодородия превратился в бога наживы.

Наконец, третий толстяк - улыбчивый и круглолицый бог судьбы Хотэй. Его приметы: бритая голова и круглый живот, выпирающий из монашеского одеяния. Нрава он беззаботного, даже непутевого, что при его служебном положении довольно рискованно, ибо не кто иной, как Хотэй, таскает за спиной большущий мешок с людскими судьбами. Богу судьбы поклоняются прорицатели и гадалки, а также политики и повара (те и другие иной раз заварят такое, что сами не ведают, что у них получится).

Впрочем, как торговцы вывешивают в лавке Эбису, чтобы убедить покупателей в своей честности (хотя сами бьют челом богу наживы Дайкоку), так и политики вместо Хотэя любят публично называть своим кумиром бога мудрости Дзюродзйна.

Это ученого вида старец с длиннейшей бородой, который держит в руке еще более длинный свиток знания, то и дело дополняя его. Философы, судьи, изобретатели, учителя, журналисты, как и упоминавшиеся уже политики, считают Дзюродзйна своим покровителем.

Бог долголетия Фуку-рбку-дзю - это маленький лысый старичок с непомерно высоким лбом (считается, что с годами череп вытягивается в длину). Его неразлучные спутники - журавль, олень и черепаха. Не в пример богу мудрости бог долголетия отличается тихим нравом. Он любит играть в шахматы и считает превеликой добродетелью умение зрителей молча сладить за чужой партией. Таких людей встречается, впрочем, так же мало, как достойных бессмертия, которое он может даровать.

В силу личного пристрастия бог долголетия опекает шахматистов, а также часовщиков, антикваров, садовников - людей труда тихого, имеющего отношение к настоящему, прошедшему или будущему.

Особняком стоит на палубе Бишамон - рослый воин с секирой, в шлеме и доспехах, на которых написано: "Верность, долг, честь". Бишамон не любит, когда его называют богом войны, доказывая, что он не воитель, а страж, отчего и наречен покровителем полицейских и лекарей (военных, кстати, тоже).

И, наконец, единственная женщина в обществе семи богов - это покровительница искусств Бентен со своей неизменной лютней в руках. Девушки, игравшие на такой лютне, не решались выходить замуж, боясь, что разгневанная богиня лишит их музыкального дара. Бентён действительно не в меру ревнива к чужим талантам, к чужой славе, к чужим почитателям, что, впрочем, отличает служителей искусства отнюдь не только в Японии.

О чем же мечтали люди, желая увидеть в новогоднюю ночь богов удачи на "Драгоценном корабле"?

Самая, казалось бы, бесхитростная мечта была у мальчугана из горного селения в префектуре Иватэ. Ему хотелось, чтобы на праздники домой непременно вернулся отец и помог ему сделать большущего новогоднего змея.

Отец еще с жатвы уехал в Токио на какую-то стройку. Мать послала мальчугана на почту получить очередной перевод, а заодно узнать, ходят ли автобусы после вчерашней метели. На беду, оказалось, что перевал опять закрыт.

Дома мать с бабкой смотрели по телевизору новогодний концерт. На экране отплясывали девицы в немыслимо коротких юбочках.

И тут, как всегда, начались сетования, что вот хоть и нет войны, а жить приходится, как солдатке, что муж больше в отъезде, чем дома, а в городе, мол, на каждом шагу соблазны.

Но не только крестьянки занесенного снегами северо-востока хмурились при виде мини-юбок на телевизионном экране. С таким же враждебным чувством смотрел на них и председатель ассоциации торговцев жемчугом.

- Всему виной нелепости современной моды. Треть взращенных с превеликими трудами жемчужин не находит сбыта. Приходится свертывать промыслы. Если уж чего и желать в новом году, так чтобы у японок вновь пробудилось их врожденное чувство меры и художественного вкуса.

Торговец жемчугом был несправедлив, огульно обвиняя своих соотечественниц в забвении национальных традиций. Если бы он мог видеть тех самых девушек, руками которых был собран стоящий перед ним цветной телевизор!

Неделю назад начальник сборочного цеха не узнал своих работниц, когда они повязали головы красными лентами, остановили конвейер и завели речь о прибавке наградных в таких повелительных выражениях, которые на японском языке прямо-таки немыслимы в устах женщин.

Но он тем более не узнал бы их в новогодний вечер. В комнате заводского общежития, украшенной сосной, бамбуком и ветками сливы, чинно сидели кружком ожившие красавицы с картин Утамаро. В каждом их жесте, в каждом повороте головы была та же изысканность и подлинная женственность, которую прославил когда-то великий художник.

На первый взгляд могло показаться, что в руках у девушек две колоды карт. Но это были не просто карты. Рабочее общежитие состязалось в знании древней поэзии. Семьсот лет назад были отобраны сто лучших стихов ста лучших поэтов за семьсот предыдущих лет. Они обрели такую популярность, что доныне остались у молодежи темой излюбленной новогодней игры. На одной колоде из ста карт целиком напечатано каждое четверостишие, имя и портрет поэта, на другой, которая раскладывается на столе, - лишь первые строфы. Выигрывает тот, кто, услышав начало стиха, первым найдет и прочтет его окончание.

Молодая пара медленно двигалась по тротуару в потоке гуляющих. Гинза, Серебряный ряд - центральный торговый квартал Токио - сверкал в новогодний вечер куда ярче своего старинного имени.

Молодожены шли восхищенные неоновым пожарищем. Оба они редко бывали здесь с тех пор, как сняли комнатку на окраине.

Возле прозрачной цилиндрической башни остановились. Молодой муж с увлечением рассказывал, чем объясняется странная конструкция здания без этажей, с полом, опускающимся по спирали. Башня из стекла и металла построена на самом дорогом в Японии участке земли. Он обошелся владельцам в многие миллионы иен.

- Заплатили, так хоть владеют. А нас в любое время могут выселить, грустно заметила жена, нарушив зарок не касаться под праздник этой темы.

Молодая пара без всяких гадалок и прорицателей знала, что новый год сулит им прибавление семейства. А домовладелец включил в двухлетний контракт условие: пока не будет ребенка. Пугали не только поиски, но и необходимость вновь платить при въезде две месячные ставки в качестве "благодарственных", да еще четыре - как залог.

По настоянию жены решили купить домовладельцу новогодний подарок (может быть, он не такой уж бессердечный человек, как говорят соседи).

Долго выбирали, пока не остановились на трех деревянных мартышках, одна из которых закрывает себе руками глаза, другая - уши, третья - рот. Купили их как намек на обывательскую добродетель: "Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю".

Перед праздником хотелось гнать от себя заботы. Впереди было три выходных дня. Они взяли экскурсионный тур на остров Кюсю с заездом на вулкан. Асо - место паломничества молодоженов и самоубийц, как говорилось в проспекте.

Возле кратера вулкана Асо, куда собирались приехать молодожены, коротал новогоднюю ночь полицейский патруль. Он был выставлен на сей раз не затем, чтобы в случае извержения сгонять экскурсантов под похожие на доты бетонные колпаки с надписями: "Укрытие на 60 человек".

Вулкан был безлюден. Но охранять его в новогоднюю ночь приходилось от тех, кто не хочет класть себе под подушку картинку с "Драгоценным кораблем", от тех, кто, не рассчитавшись в положенный день с долгами, вздумает свести счеты с жизнью. Не каждый из обанкротившихся предпринимателей кончает с собой столь старомодным способом. Но лучше уж не допустить самоубийства, чем лазить потом в кратер за телом, задыхаясь от сернистых газов.