Черный свет (Рисунки М. Скобелева и А. Елисеева) - Виталий Мелентьев

Командир словно прочел мои мысли.

— Ничего, малыш. Ты крепкий парень. Поживешь один, перечтешь все мои записи и многое поймешь. Но помни — ни одного дня без труда. Пока у тебя молодой мозг — учись. Учись и думай. Думай и учись. И я верю, что ты сумеешь победить навалившуюся на нас беду.

— А если нет? — робко спросил я.

— А если нет, поступи так, как я. Отдай все тем, кто придет после тебя. Отдай все — себя, знания, жизнь, потому что настоящий человек отличается от всех остальных только одним — он умеет жить для других. Если же он живет только для себя, он еще не человек. Лишь жизнь для других делает человека человеком…

Он говорил это так спокойно, с таким сознанием высшей правоты своих слов, что мне вдруг стало нестерпимо жаль его, и у меня сами по себе впервые в жизни полились слезы.

— Перестань, малыш, — сказал он ласково и обнял за плечо. — Это не занятие для космонавтов. Будь стойким парнем — впереди слишком много всякого. Береги силы!

— Но почему именно вы? Ведь у вас знания и опыт. А у меня?…

— У тебя — молодость, а знания и опыт — дело наживное. И давай кончим разговор об этом. Это — приказ!

— Я подчиняюсь, но я еще не понимаю…

— А это просто, малыш. Очень просто. Когда излучения в открытом космосе сделают меня радиоактивным и я пройду в бункера, я сам стану для тебя горючим. Ты видишь — мы несемся неизвестно куда, потому что нас волочит поток взрыва. Но ведь рано или поздно он потеряет свою силу и тебя притянет какая-нибудь планета. Да, хорошо бы планета, а ну как звезда? Значит, гибель? Вот на этот случай и пригодятся мои радиоактивные останки — ты сможешь запустить двигатели, вырваться из силы притяжения и спокойно сесть на выбранную тобой или случайную планету. Кроме того, я надеюсь, что мои останки вызовут цепную реакцию в бункерах и постепенно, может быть слишком постепенно, горючее восстановится. Тогда ты сможешь спасти товарищей и начать с ними новую жизнь.

Я молчал. Да и что я мог сказать. Если рассуждать логически, Оор был прав. Может быть, он выбрал себе самую прекрасную смерть из всех существующих. Он отдавал себя общему делу, до конца растворяясь в нем, делаясь его частицей. Но ведь сердце, чувства не всегда подчиняются логике. И я не мог остановить слез.

— Ладно, малыш, я же не говорю, что сделаю это завтра. Помучимся еще вместе, поищем выхода, подождем случая. Но помни — приказ мой остается приказом!

Мы то спокойно летели в потоке взрыва, то кувыркались и падали в неизвестность. Но постепенно окружающее приобретало все более знакомые очертания. И именно в это время мы всё чаще и чаще словно проваливались куда-то, теряя сознание и волю. И именно в это время Оор привел в исполнение собственный приказ — он исчез.

Ни тогда, ни сейчас, в эти последние часы своей жизни, я ни на минуту не забывал его молчаливый, расчетливый подвиг, его умение отдать всего себя людям своей или иной галактики…

Корабль приостанавливал свой беспорядочный полет, и наконец его потянуло в одну определенную сторону. Я сел за пульт управления. Мне удалось избежать притяжения дальних от солнца планет и ворваться в самый центр системы. Без особого труда я определил, что именно в этом районе примерно на двух-трех планетах возможна жизнь.

И когда солнце явственно потянуло корабль к себе, я включил двигатели. Они заработали — натужно, вполовину, а может быть, и в треть своей мощности, но все-таки заработали. И я благополучно пробил облачный покров планеты Земля. Посадка тоже прошла спокойно — удалось сесть на краю огромного, кажется, единого для всей Земли материка, и, что меня особенно обрадовало, при этом оставался еще некоторый запас горючего.

Естественно, двигатели были немедленно выключены и произведена визуальная разведка. Судя по всему, на материке существовали довольно высокоорганизованные формы жизни, хотя разумные существа еще не появлялись.

Я вывел вездеход и сделал первую рекогносцировку в поисках радиоактивных материалов, но ничего не нашел. Пышная растительность, влажность воздуха, настоящая, текучая вода — все было для меня, скитальца Вселенной, настолько желанным, настолько заманчивым, что я не выдержал и вышел из машины.

Как будто бы и респиратор работал вполне исправно, и обеззараживающие устройства не были повреждены, и я с наслаждением дышал чистейшим, насыщенным кислородом воздухом, так что легкие, кажется, даже надрывались от радости. Но уже к вечеру я почувствовал недомогание и понял, что вместе с потоком воздуха ворвались какие-то бактерии, а скорее всего фильтрующиеся вирусы.

Сейчас мне очень плохо! Очень! Я все чаще впадаю в беспамятство и диктую это, уже не выходя из машины. Все, что я хотел сказать, я сказал. Расчеты привел. Тот, кто найдет наш корабль, поймет, что со мной произошло. Я не хочу прощаться с вами, люди Вселенной, но помните, мы сделали все, что могли…

Сейчас я соберу последние силы и пойду в рубку управления. Я отключу автоматы и роботы и поставлю реакторы на предохранительный режим. Если я умру, образовавшаяся затем энергия не повредит корабль. И еще — я задраю выходные люки, но не закрою задвижек. Тот, кто сумеет войти в корабль, войдет в него.

На всякий случай прощайте, люди Вселенной!…

Глава пятнадцатая

ДОРОГА ЧЕРЕЗ ОКЕАН

I

Вездеплав легко несся над волнами Тихого океана, который вспыхивал по временам светящимися полями, оставленными фосфоресцирующими рыбьими стаями.

Ребята молчали, не обращая внимания на эту быстро меняющуюся красоту. Они все еще жили рассказом человека, останки которого на их глазах превратились в пыль за пультом управления корабля.

— Трагическая история… — задумчиво сказал Ану. — Но они сделали свое дело — наша история донесла до нас известие о взрыве Черного мешка. Он натворил немало бед, но, кажется, некоторые цивилизации уцелели, потому что успели перебазироваться на другие галактики.

— Послушайте, — ни к кому особенно не обращаясь, спросил Вася, — выходит, на корабле по-прежнему лежат люди? В этом самом… обезвоженном анабиозе.

— Почему вы так думаете? — встрепенулся Ану.

— Но ведь голос издалека подчеркнул, что их не вернули к жизни. А потом, наверно…

Вася вдруг вспомнил что-то свое и поперхнулся.

— Значит, они в корабле!

— А где тот корабль? — каким-то неестественным голосом вдруг спросил Ану. — И как можно установить, что погруженные в обезвоженный анабиоз члены экипажа корабля все еще способны вернуться к жизни?

— Не знаю… Со мной, например, был случай, когда мамонт ожил через несколько тысяч лет.

— А это — миллионов.

— Но мамонт не обезвоживался…

И тут впервые в разговор вступил Юрий. Он сказал торжественно и громко:

— Вот это были люди!

— А если бы нашли корабль, — опять вмешался Ану, — и оживили членов его экипажа, мы бы сказали: «Вот это будут люди!»

Юрий недоверчиво посмотрел на него, но смягчился и усмехнулся.

— До чего же все странно — прошлое, оказывается, может быть будущим, а будущее — прошлым. Все может перепутаться. А вот как распутать?…

Все трое замолкли, раздумывая о тех событиях, которые произошли и с ними и с теми, историю которых они только что услышали. Таинственно лучился блестками океан, горели яркие звезды, ворочались и посапывали Шарик и крокодил.

Внезапно Шарик проснулся, тревожно поставил уши торчком и застыл. Вслед за ним по каким-то своим законам тревогу уловил крокодил и тоже приподнял голову и прислушался.

Машина неслась над водой, почти прижимаясь к ней. Шарик приблизился к окну, заглянул в него и нетерпеливо, испуганно взвизгнул. Юрий обернулся.

— Ты чего?

Собака опять ткнулась носом в окно, к ней подполз крокодил. Оба они заглядывали в окно и ерзали.

— Послушайте, в океане что-то происходит… — сказал Юрий.

— Что тут может происходить — такая тишина и такой покой! — махнул рукой Вася. — Давайте лучше обсудим…

— Подожди! — властно остановил его Ану. — Мне тоже не нравится поведение крокодила.

Он взглянул в окно и вдруг вскрикнул.

Там, за окном, медленно и неотвратимо как бы набухал и поднимался ввысь темный горизонт. Это было необыкновенно, странно и, должно быть, поэтому страшно. Горизонт несся навстречу машине, растекался по сторонам и тянулся к недобро изменившимся, словно поблекшим звездам.

— Черный свет! — в ужасе шепнул Вася.

— Ерунда… — не совсем уверенно процедил сквозь зубы Юрий и тут только заметил, как крепко он вцепился в сиденье.

Машина тоже среагировала на приближение опасности. На ее пульте вспыхнула и пробежала россыпь огней-сигналов, потом они погасли.

Машина приостановила свой размеренный лёт и заплясала над волнами.

— Ану! — закричал Юрий и бросился к пульту.