Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера - Джордж Фрекем

На самом деле германские «военные цели» (Kriegsziele), сформулированные канцлером Бетман-Гольвегом в сентябре 1914 года, а затем дополненные пангерманцами и лоббистами от немецкой тяжелой промышленности и банков, были гораздо более масштабными и жестокими, чем Версальский договор. Они состояли в следующем:

1. Германия должна расширить свои владения в Центральной Европе и занять доминирующую политическую и торговую позицию в отношениях с Францией, Бельгией, Голландией, Данией, Австро-Венгрией и Польшей, а со временем – с Италией, Швецией и Норвегией.

2. Франции придется расстаться с угольными бассейнами и месторождениями железной руды в Лонгви-Брие, а также с атлантическими портами, находящимися напротив южной Англии. Она также должна будет платить репарации «столь высокие, что не будет способна финансировать свое перевооружение в течение последующих пятнадцати-двадцати лет». Она должна попасть в постоянную зависимость от Германии в торговом отношении, потребляя германские товары.

3. Бельгия должна уступить район вокруг Льежа, а также Антверпен – в те времена самый крупный и активный порт Европы; в торговом отношении она должна стать германской провинцией.

4. Некоторые французские колонии и большая часть Бельгийского Конго должны перейти под контроль Германии.

5. Территориальные завоевания на востоке должны дать Германии доступ к пшеничным полям и рудным бассейнам России и нефтяным месторождениям Ближнего Востока. (Эта военная цель ставилась уже в мирное время – строилась железная дорога Берлин-Багдад)266.

Такова была программа-минимум, на которую опиралось германское руководство и которую надлежало реализовать в случае победы в войне. Условия Брест-Литовского договора составляли лишь ее часть. Необходимо отметить, что эта программа очень редко, если вообще когда-либо, упоминается в исторической литературе, ориентированной на массового читателя. Но она с великолепной ясностью демонстрирует цели, которых Германия пыталась достичь дважды и которые дважды приводили к смерти и разрушениям в ужасающих масштабах. Гитлер прекрасно знал об этих целях и почти буквально реализовал их на практике.

Историческое сознание Германии, а также и всего мира должно было дождаться 1961 года, чтобы ему напомнили о намерениях Германии в начале XX столетия – именно тогда Фриц Фишер опубликовал свою работу Griff nach der Weltmacht («Борьба за мировое господство»). Этот же гамбургский историк сообщил немцам – по прошествии пятидесяти семи лет и еще одной мировой войны – что в 1914 году Германия действительно «была главным виновником развязывания всеобщей войны»267. Поэтому статья 231 Версальского договора «об ответственности за войну», формально утвердившая виновность Германии, вовсе не была беспочвенной. Смелые разоблачения Фишера, спокойно сформулированные и документально обоснованные, были очень неприятны. Они вызвали шум, который не утихает до сих пор.

Унижение непобежденной нации, удар в спину, мучительный, бесчеловечный договор и лживые обвинения в ответственности за начало войны – вот набор из лжи, заблуждений и оскорбленных патриотических чувств, который обеспечил Гитлера боеприпасами. Он использовал их, обрушиваясь на «врагов Германии», реальных и воображаемых, внешних и внутренних. И все же Франция была его любимой мишенью. Эта страна стала «победителем не по праву», ибо несправедливо, «что немцы, такой высокоразвитый в культурном отношении народ, проиграли войну»268. Для Гитлера Франция «была и продолжала оставаться непримиримым врагом Германии», «смертельным врагом нашей нации». «Французская нация, которая медленно вымирает, – писал он, – не столько из-за снижения численности населения, сколько вследствие исчезновения ее лучших расовых элементов, может продолжать играть в мире важную роль лишь при условии уничтожения Германии. Французская политика движется к своей неизменной цели сотней окольных путей, но разрушение Германии является ее конечным пунктом, ее путеводной звездой. Именно уничтожение Германии несет в себе реализацию глубинных желаний и тайных умыслов французов»269.

Фанатичного расиста Гитлера взбесило то, что в 1923 году французы разместили в оккупированных рейнских землях «цветные» сенегальские войска. Для него это было прямым ударом по чистоте крови арийской Германии, цель которого – расовая деградация. Он никогда не простит французам этого подлого деяния. (В 1937 году дети немецких женщин и этих африканских солдат будут одними из первых, кого стерилизуют в соответствии с евгенической программой Третьего рейха270.) «И пока извечный конфликт между Францией и Германией будет проходить лишь в форме германской защиты против французской атаки, он не может быть разрешен. Столетие за столетием Германия будет утрачивать одну позицию за другой… Лишь когда немцы ясно поймут все это, они перестанут растрачивать национальную волю к жизни на пассивную оборону. Тогда они объединят все силы для последнего решающего поединка с Францией. В этой борьбе мы будем сражаться за неотъемлемое право германской нации. Только тогда можно будет положить конец вечному франко-германскому конфликту, который все это время оставался неразрешенным»271.

Оценивая шаги Гитлера, современные исследователи порой считают войну в Западной Европе второстепенной и незначительной в сравнении с завоеванием Восточной Европы. В действительности же, подавление и унижение Франции с ее «цивилизацией» нордическими германцами с их «культурой» было заветной мечтой немцев и личным желанием Гитлера. Придет день, и он, человек, проведший на французской земле четыре года в пыли и грязи траншей, аннулирует «позорное» перемирие, подписанное 11 ноября 1918 года в знаменитом вагоне в Компьенском лесу, и ранним июньским утром 1940 года победителем проедет по улицам Парижа.

Когда Гитлер писал или говорил о правительстве Веймарской республики, он использовал обороты еще хлестче тех, что он приберегал для ненавистных французов. Выражение «ноябрьские преступники», обозначавшее всех левых и евреев, якобы ответственных за прекращение огня и последовавшие за этим события, использовалось им постоянно и стало выражать некую идеологическую концепцию. Но были и другие выражения, посильнее, употреблявшиеся в том числе и в «Майн Кампф». Дело в том, что война с Францией ожидалась в перспективе, а борьба с левыми и их партнерами-центристами в правительстве происходила в настоящем. Лишь победив в этой борьбе, можно было захватить власть, без чего нельзя было и думать о том, чтобы подготовиться к удару возмездия против смертельного врага Германии.

Социал-демократическое правительство Гитлер называл «иудео-демократическим рейхом наших дней, истинным проклятием германского народа». Правительство – это «мерзавцы-евреи, пришедшие к власти в 1918 году и разоружившие нацию», это просто «шайка разбойников»272. «Принимая во внимание законы, управляющие ходом истории, совершенно немыслимо, что германский народ может вернуть себе достойное место под солнцем, не отомстив прежде всего тем, кто был как причиной, так и условием краха, приведшего к разрушению нашего государства. Перед судом грядущих поколений ноябрь 1918 года будет считаться не просто мятежом, но предательством и государственной изменой»273.

«Под самыми жалкими предлогами эти парламентские холопы своей партии вырвали из рук нации оружие, необходимое для поддержания существования нашего народа, а также для защиты его свободы и независимости». Версальский договор запрещал Германии иметь флот и военно-воздушные силы, урезал ее армию до 100 тысяч человек и серьезно лимитировал возможности ее вооружения. «Откройте могилы на полях Фландрии! Оттуда поднимутся тысячи кровавых обвинителей, сотни тысяч лучших представителей нашей молодежи, брошенных в руки смерти этими бессовестными парламентскими мерзавцами, которые либо вообще не готовились к своей должности, либо знали все лишь наполовину. Эти юноши и миллионы других убитых и покалеченных были потеряны для отечества просто потому, что несколько сотен мошенников, обманувших народ, стремились совершить нужные им политические маневры, набить карманы или даже просто изменнически протащить в жизнь свои схоластические теории»274.

Что же на самом деле произошло в том роковом ноябре 1918 года? Нам известно, что Гинденбург и Людендорф осознали, что война проиграна, что Германия должна прийти к соглашению со своими врагами, и потому Кайзер должен уйти. Нам также известно, что эти двое, Верховный главнокомандующий и Генерал-квартирмейстер, умудрились свалить с себя ответственность, переложив ее на плечи бездарного и бессильного правительства, канцлером которого на тот момент был Макс фон Баден. Затем «принц Макс подал в отставку, передав руководство умеренному лидеру социал-демократов Фридриху Эберту, сорокалетнему шорнику и главе профсоюза.