Вермахт и оккупация - Норберт Мюллер

В действительности речь идет не о том, были ли фашистские военные круги посвящены в разбойничьи задачи специальных отрядов Гиммлера или Гейдриха при нападении на СССР. В этом нет никакого сомнения, если вспомнить их предшествующую деятельность в оккупированных странах Европы в связи с договоренностью между ОКХ и Гиммлером, а также подробные инструкции, данные войскам незадолго до начала агрессии против СССР. Скорее речь идет о том, что руководящие военные инстанции фашистской Германии при всей дифференцированности поставленных задач совместно с другими фашистскими исполнительными органами с самого начала принимали всестороннее активное участие в планировании и проведении массовых убийств советского населения и, таким образом, являлись полностью интегрированным орудием власти в машине человеконенавистнической общей системы немецкого фашистского империализма.

Нельзя при этом не вспомнить варварские планы относительно Ленинграда и Москвы. В соответствии с ними оба города подлежали полному разрушению. Эта позиция Гитлера и ОКВ была подробно изложена в письме, подписанном Йодлем 7 октября 1941 г.[116]. Еще раньше различные органы нацистского государства, среди них руководящие военные инстанции, занимались планами относительно Ленинграда. В проекте донесения от 21 сентября 1941 г. Варлимонт развивал различные варианты уничтожения города и судьбы его населения. Его размышления оканчивались предложениями полностью изолировать город и обречь его жителей на голодную смерть. В следующую весну Ленинград должен был быть захвачен и сравнен с землей[117].

Эти садистские планы разрабатывались в начале ноября 1941 г. в штабе армии, осаждавшей Ленинград. В качестве «преимуществ» плана Варлимонт в первую очередь выдвигал следующее: «а) большая часть коммунистического населения России, которая находится среди жителей Ленинграда, будет истреблена; б) нам не надо будет кормить четыре миллиона человек». Отрицательным моментом, наряду с психологическим воздействием на немецких солдат, а также отрицательным пропагандистским воздействием на другие страны и на население оккупированных советских областей считалось то, что из города нельзя будет извлечь никакой пользы.

Фашистские военные круги делали, как известно, все, что было в их силах, для осуществления этих планов. Но героическое сопротивление советского народа и его вооруженных сил сорвало эти намерения.

Новая эскалация акций военных властей против гражданского населения началась с наступлением зимы и связанным с этим кризисом снабжения фашистских войск. От этого особенно пострадало население прифронтовых областей. У людей отбирали последние запасы продовольствия, зимнюю одежду. Одновременно жителей изгоняли из домов и деревень, чтобы укрыть от непогоды солдат. И эти мероприятия характеризуют жестокие действия военных властей. Например, в директивах командования 59-го армейского корпуса по ведению войны в зимних условиях говорилось следующее: «Русская зима требует необходимых средств для защиты от холода… Их без промедления следует конфисковать у страны, отбирая у населения». В подписанном бароном Вреде приказе об эвакуации 290-й пехотной дивизии говорилось: «Каждый штатский (мужчина, женщина или ребенок), который будет находиться после 11 декабря 1941 г. в каком- нибудь районе расположения дивизии, должен рассматриваться как партизан и подлежит расстрелу на месте».

В результате подобных приказов улицы и дороги тыловых районов были наводнены толпами изгнанного населения, предпринимавшего отчаянные попытки найти где-нибудь пристанище. Подобные действия дополнялись разрушениями, произведенными фашистскими войсками при отступлении зимой 1941/42 г. Их начали еще до того, как после совещания с Гитлером 21 декабря ОКВ отдало приказ об их широком применении.

О том, как хозяйничал вермахт в оставляемых им областях, можно узнать хотя бы по отданным войсковым штабам распоряжениям о выполнении приказа ОКВ. Здесь уместно процитировать отрывок из такого распоряжения, отданного командиром 27-й танковой дивизии 29 декабря 1941 г.:

«4. Тыловым отрядам и арьергардам производить (при самом строгом руководстве со стороны соответствующих начальников!):

а) разрушение (поджог) всех населенных пунктов. Использовать специальные команды для поджога деревень, лежащих в стороне от путей отступления;

б) уничтожение наличных средств транспорта и имеющегося скота;

в) уничтожение или приведение в негодность всех имеющихся продуктов».

Специальные команды разрушения в полосе действия 39-го армейского корпуса под командованием генерала Арнима заботились о том, чтобы уничтожить каждый дом, каждое пригодное для жилья строение. В приказах предписывалось не обращать внимания на население. Советский гражданин, отказавшийся оставить свой дом и двор, расстреливался. Американский журналист Генри С. Кэссиди, посетивший оставленные 3-й танковой группой районы северо-западнее Москвы почти сразу после их освобождения советскими войсками, сообщает: «Ночной Клин был городом ужаса. Когда мы прибыли туда 9 декабря, город был окутан полнейшей темнотой, чернели сожженные домашние очаги, в оставшихся домах полностью отсутствовал свет… Шоссе на западе представляло собой еще более ужасную картину. В первой же деревне у шоссе еще дымились обуглившиеся руины. Там у немцев еще было время перед отступлением произвести поджоги. Следующая деревня Петровское не была разрушена… Там немцев застали врасплох».

В своем яростном стремлении к разрушениям фашисты не останавливались даже перед уничтожением всемирно известных памятников культуры. В Клину был полностью разграблен музей великого русского композитора П.И. Чайковского, в городе Истре был взорван построенный в 1654 г. и реставрированный Казаковым и Растрелли Ново-Иерусалимский монастырь… Рейхенау так сформулировал задачи войск в своем приказе «О поведении войск на Востоке»: ни исторические памятники, ни произведения искусства не должны приниматься во внимание… И действительно, варварская сущность германского милитаризма, основывавшаяся на антикоммунизме, особенно ярко проявилась в его первом большом поражении во Второй мировой войне. Битые фашистские генералы, отступая, превращали целые области в пустыню. В связи с неописуемым ужасом, который внушали мирному населению оккупационные военные органы, возникает вопрос, не было ли среди военачальников, ответственных за действия вермахта, каких-нибудь признаков протеста. На этот вопрос, так досконально исследуемый буржуазной историографией как повод для реабилитации вермахта, можно лишь в исключительных случаях ответить положительно, и только лишь говоря о начальном периоде Второй мировой войны.

Однако подобные протесты не получили какого-либо ощутимого резонанса в высших кругах военного командования, так как противоречили поддерживаемым верхушкой генералитета целям войны фашистского германского империализма против польского и других европейских народов.

Что же касается преступлений фашистов против первого в мире социалистического государства, то поиски признаков настоящего противодействия им со стороны представителей военного командования как в период планирования, так и во время их непосредственного осуществления напрасны. Гудериан, Манштейн и другие, готовые, по их же собственным высказываниям, выступить против Гитлера, когда речь шла о принятии спорных военных решений, и рассматривавшие это впоследствии как проявление военной ответственности и личного мужества, по-видимому, не только не усматривали в имевших место уже в первые месяцы агрессивной войны массовых преступлениях против советских людей никакого повода для протестов, но и, более того, активно выступали в их поддержку.

Этот факт признается лишь отдельными представителями буржуазной историографии, например К. Мюллером, Ю. Фестом и другими, и то с оговорками. К тому же они пытаются снять вину с генералитета и германского милитаризма в целом, объясняя причины такого поведения главным образом следствием проникновения нацистского режима и фашистской идеологии в вермахт, а не усматривая их в реакционной системе самого германского империализма и милитаризма, вызвавшей к жизни фашистское государство и сделавшей возможными его преступные агрессивные действия.

Буржуазно-империалистические интерпретаторы истории, говоря о военных преступлениях оккупантов против СССР, исходят преимущественно из «идеологизации ведения войны». За этой формулировкой скрывается стремление приспособить антикоммунизм к варварской военной идеологии германского милитаризма в целях устранения всех сомнений о характере этих преступлений, совершавшихся верхушкой генералитета.