Три ступени вверх - Олег Юрьевич Рой

могла?!», а вовсе наоборот, скорее, «помоги, мне плохо!» – значит, о Мииных намеках на психушку Ален вряд ли проговорился. Ну а прочее – пустяки, разберемся.

– Мой папа… – простонала в трубке Янка. – Они говорят, что он… он…

– Не части, – скомандовала Мия. – Какие они и что – он?

– Г-г-гов-ворят, чт-то он… чт-то он… утону-у-ул!

Картина Репина «Приплыли», подумала Мия. Совсем недавно она читала, что картина такая действительно существует, только к прославленному живописцу никакого отношения не имеет. Принадлежит кисти художника, куда менее прославленного… как там его… А на холсте – лодка с монахами у берега, на котором – голые купальщицы. Заводь какая-то мелководная… В общем, неизвестно, куда направлялись иноки, но прибыли явно не туда, куда собирались. И находятся в очевидной растерянности (хотя и зыркают на прелести деревенских красоток весьма красноречиво, против природы не попрешь, хоть ты десять обетов на себя возложи). Приплыли, короче.

Как он мог утонуть? Зима же еще, лед везде, а на теплые моря Ален вроде бы не собирался… Если бы собирался, наверное, Мию с собой взял бы… Или уже нет? В последнее время Мия была осведомлена о планах недавно еще столь страстного и, казалось, чуть не намертво привязавшегося к ней Алена гораздо хуже, чем раньше…

– Ян, погоди, не рыдай. По-моему, это какой-то бред. Где утонул? Кто тебе об этом сказал?

– М-мам-ма… ей Д-дим з-звонил, они вместе рыба-ачили… Где-то в области… Там его место для подледной рыба-алки… они туда каждую зиму ездили… по несколько раз даже…

Она еще подвывала в трубке про полицию, почему-то про Джоя… Джоем звали собаку Гестов – здоровенное лохматое чудовище неясной породы. Из Янкиных рыданий получалось, что и пес тоже погиб.

Но так же не бывает! Чтобы вся жизнь в один момент вдруг, раз – и вдребезги?

– Ян, ты там вообще как? Может, мне приехать?

«Приехать» – это была чистая фигура речи. Квартиру для дочери Ален купил поближе к университету, и «гнездышко» для Мии подобрал с тем же расчетом. Заботливый.

Был. Был – заботливый.

Нет, наверное, это все-таки какая-то дурацкая ошибка.

– Так что? Чтоб хоть кто-то рядом с тобой был, а?

Топать к Янке, хоть и недалеко, минут пятнадцать быстрого хода, не хотелось. Но и не предложить помощь было, разумеется, нельзя.

Всхлипы в трубке стали потише:

– Не… не надо. Я к маме сейчас поеду…

Положив трубку, Мия сердито помотала головой.

Как же так? Какой сумасшедший сценарист написал этот сюжет?!

Бред.

Ну да, у них с Аленом в последние месяцы все было не слишком гладко. Но не безнадежно же! Это вполне мог быть естественный этап притирания. Привыкания. Прорастания друг в друга. Сперва – оглушающее и ослепляющее стремление быть рядом всегда, каждую мыслимую минуту. Но жизнь-то не только из любовных страстей состоит! И в какой-то момент приходится совмещать две эти ее части.

И вот вдруг – нате вам! Нечестно! Несправедливо!

* * *

За окном висела все та же невнятная мартовская хмарь, для зимы слишком серая, для весны слишком мрачная – такая же, как час или день назад.

Мия покрутила в руке телефон. Может, не было никакого Янкиного звонка? Но – нет, вот он, входящий, пятнадцать минут назад.

Как это все… некстати.

Она обернулась опасливо, словно кто-то мог подслушать ее мысль. Некрасивую, что и говорить. Разве можно так о чьей-то смерти? Неприлично даже.

Но ведь и в самом деле – некстати! Она уже… настроилась. А теперь, значит, снова ломать голову, что-то выдумывать, предпринимать…

Или… может, оно и к лучшему?

Ален ведь действительно в последнее время отдалился. Глупо было бы себя обманывать. Охлаждение началось после того, как Мия так неудачно заикнулась о «профессиональной помощи для Янки». Ей до сих пор было досадно: подумаешь, что такого она сказала?

Но, может, дело вовсе не в этом? Отдаляться он начал не сразу. Недели через две после того неудачного разговора. Так что Мия долго успокаивала себя тем, что он ведь не порвал с ней окончательно. Встречи и звонки стали реже, но не вовсе же прекратились! Значит, не все потеряно.

А вот теперь, кажется, уже все. Если то, что сказала Янка, правда…

И значит, едва только Мия решила, что жизнь начинает налаживаться, она, жизнь, – бемц по башке! Размечталась! Фиг тебе, а не благополучие. Давай опять – карабкайся, сдирай в кровь ногти, и никто не поможет взобраться.

Мия зачем-то открыла холодильник, постояла, глядя в чистое нутро: йогурты, сыры, овощи-фрукты – все по коробочкам, по баночкам. Ей очень нравилось, что у нее в холодильнике порядок. Совсем не то что дома, где Витек валил на полки все без разбора.

Вытащила пакет апельсинового сока, потянула через торчащую в клапане трубочку, сунула коробку на место. Достала из морозилки бутылку водки, открутила крышку, глотнула. Водка и апельсиновый сок по вкусу не отличались.

Что же делать-то? Нет, не сию минуту, сейчас понятно – готовить курсовую, сдавать сессию. А – дальше? Вообще?

Холодильник заурчал недовольно: ты чего меня так долго нараспашку держишь?

Она захлопнула белую чистую дверцу, опустилась рядом на пол. Что же делать?

Хорошо еще, мелькнула ехидная мысль, что не стала торопиться с беременностью. Обдумывала такой вариант, но в итоге решила, что для тяжелой артиллерии еще не время. А то вот сейчас был бы фокус: с пузом и без всяких перспектив… Хорошая девочка. Предусмотрительная.

Или… или наоборот? Именно сейчас…

Мия даже кулачок от неожиданности прикусила. Сперва явившаяся вдруг мысль про то, что именно сейчас подходящий момент для беременности, показалась полной дичью. Но уже через пару минут Мия, перебравшись на диванчик, подтянула колени к подбородку, забилась в уголок, нахмурилась… Задумалась…

Нет, в самом деле, это могла бы оказаться неплохая карта… Янкина мамаша, при всей Мииной к ней неприязни, тетка, по сути, добрая. Еще бы ей не быть доброй, когда никаких бед с ней никогда не случалось, все потенциальные неприятности моментально ликвидировались заботливым супругом. Вот и живет Леля в убеждении, что мир дружелюбен и люди должны вести себя так же, как она сама.

И если она узнает о том, что супруг мало того, что бегал налево, так еще и постороннюю девицу обрюхатил (Мия специально думала именно этими словами: вульгарными и неприятными, иначе на глаза начинали наворачиваться слезы), – что будет?

Интересно может получиться. На гуляку-супруга Гестиха, может, и рассердится (а может, и простит, раз его теперь нет, чего злиться-то), но Мие точно посочувствует. Не может не посочувствовать! Она же… благородная! И весьма вероятно, что не откажется помочь. Если все грамотно провернуть, даже и не