Над волнами Балтики - Александр Пресняков

Так они не за нами приехали? Оглядываюсь на Кистяева и Голенкова. Они наблюдают и ждут моего сигнала. Солдаты продолжают погрузку бревен и даже не смотрят на лес. Пригнувшись, перебегаю к ближайшему дереву...

Через минуту мы удалились настолько, что поляна уже не просматривалась. До нас доносились лишь удары топоров да отдельные громкие выкрики.

- Еще бы немного - и не удержался, - с досадой сказал Кистяев. - Уж очень хотелось снять офицера. Он, как назло, все время на мушке крутился.

- Офицера и я хотел подстрелить, - усмехнулся в ответ Голенков, - да в бой нам вступать не с руки. Земля, голубчик, не наша стихия...

* * *

Солнце перевалило уже за полдень, когда над нами с ревом пронеслись самолеты.

- Кажется, наши! - крикнул Кистяев.

В тот же момент в стороне послышались взрывы и частая трескотня пулеметов.

- Наши! Фашистов штурмуют! - подхватывает Голенков и, ломая мелкий кустарник, бросается в сторону бомбовых взрывов.

Бойкая трескотня пулеметов смешивается с гулом моторов, беспорядочными винтовочными выстрелами и автоматными очередями. Лес постепенно редеет. Разгоряченные бегом, мы чуть не выскакиваем на большое, покрытое низкорослым безлистным кустарником поле. В его середине, на узкой дороге, полыхают опрокинутые взрывами фургоны. Около них, увязнув в глубоких сугробах, сгрудились орудия и повозки. А сверху, в лазурном небе, летают по замкнутому кругу шестеро краснозвездных "бисенят", как называли у нас самолеты И-15бис. Стреляя из пулеметов, они с ревом проносятся над макушками деревьев и энергичным боевым разворотом снова вписываются в воздушную карусель.

На центр поляны пикирует маленький верткий "ястребок". С его крыльев срываются огненные трассы. Проскочив над дорогой, он покачивает крыльями и исчезает за лесом. Штурмовка кончается. Пора уходить. Не оглядываясь, короткими перебежками мы быстро отходим в лесную чащу.

...Лес онемел. Вокруг нас давящая, осязаемая, действительно мертвая тишина. Война распугала не только зверей, но и птиц. Сквозь глухую лесную дрему лишь изредка прорывается дробный стук одинокого дятла, да притаившийся снегирь вдруг с шелестом взовьется над потревоженными ветвями заиндевелого кустарника. Все более удлиняясь, теневые полосы ложатся на снег узорной причудливой сетью. А фронта пока не слышно. Неужели мы уклонились или движемся слишком медленно? Наверно, придется прокоротать еще одну ночь на захваченной врагом территории. Тогда дотемна разогреем три банки консервов. Ночью костер разжигать опасно - его свет виден издали.

Монотонное поскрипывание снега саднящей болью отдается в натруженных, потертых ступнях. От мороза слезы застилают глаза. Нужно, пожалуй, сделать привал и готовить ночлег.

- Мины! - вскрикивает Кистяев, хватая меня за ремень.

Протерев глаза, напряженно всматриваюсь в припорошенные снегом круглые металлические лепешки. Их много разбросано прямо по снежному насту.

- Противотанковые, - присев на корточки, констатирует Голенков. Ставили второпях. Даже не замаскировали.

- Похоже, действительно торопились, - кивает головой Кистяев. - Но осторожность не помешает. Здесь могут стоять и противопехотные.

Медленно, сантиметр за сантиметром, оглядываем снежную целину, присматриваемся к каждому бугорочку в вмятинке.

- Вот они! - шепчет Петр побелевшими губами. Чуть в стороне, подвязанная к сучьям стелющегося кустарника, уходит под снег почти незаметная проволочная паутина.

- Маскировочка-то того, на три с плюсом, - нервно смеется Дим Димыч. Мы не саперы и то разобраться сумели. А пехота наверняка разглядела бы с ходу.

- Тут расчет по-другому строился, - цедит Голенков сквозь зубы. Увидит пехота только противотанковые и ринется дальше без предосторожности...

Медленно опуская гудящие от напряжения ноги, осторожно переступаем через чуткие смертоносные струны. Только одно неверное движение и...

Впереди показался лесной завал. Огромные, сваленные друг на друга деревья вместе с зубчатым частоколом высоких уродливых пней образуют почти непроходимую преграду.

- Мы где-то около фронта, - шепотом говорит Голенков. - Главное, не торопиться.

Словно в подтверждение его слов издалека доносится грохот, и макушки деревьев пугливо вздрагивают. Искрясь в лучах заходящего солнца, медленно оседает потревоженный иней...

За завалом наст кончился, и мягкий пушистый снег доходит почти до пояса. Чтобы сделать хоть один шаг, мы из последних сил разгребаем сыпучую рыхлую массу.

Так где же проходит фронт?.. Мины, завал, грохот отдаленного взрыва это же верные признаки его близости...

И опять наш путь преграждает дорога с четкими отпечатками автомобильных шин и наезженной колеей от сапных полозьев. Снова мощная взрывная волна проносится по вершинам деревьев. Гулкое эхо, будто перекликаясь, раскатывается по лесу и затихает вдали. Толстые снеговые пласты с загадочным шорохом срываются с распластанных еловых ветвей. Значит, рвануло уже где-то рядом. Но не хочется уходить с колеи в сыпучую снежную целину, в затемненную сумерками лесную чащу.

Дорога уводит нас чуть правее. Огибая деревья, она все время петляет и просматривается на коротких отрезках, от поворота до поворота. Темнота постепенно сгущается.

- Нужно сойти с дороги. Это же риск! - настойчиво шепчет штурман.

Он прав. Сейчас мы сойдем, углубимся в лес на полкилометра и сделаем остановку...

- Тихо. Смотри. Человек на обочине, - чуть слышно шепчет Кистяев.

Отпрянув назад, из-за поворота почти в упор рассматриваем незнакомца. Узкоплечий, небольшого росточка, в длинной солдатской шинели, сидит он на корточках спиной к нам. Перед ним куча хвороста.

Фашист! Костер разжигает. Кажется, влипли. И дернул нас черт тащиться по этой дороге!..

От снежного скрипа солдат поворачивается и вскакивает. У него морщинистое лицо и круглые испуганные глаза.

- Хенде хох! - зловещим шепотом командую я, наводя на него пистолет.

Выскочив сбоку, Голенков наступает ногой на лежащий рядом топор, а Кистяев бежит к повороту дороги.

Солдат уже опомнился. В его глазах появляется злоба. И чего он так смотрит? Можно подумать, что не он стоит на нашей земле, а мы ворвались в его Германию... Конечно, он не эсэсовец. Шинель без знаков различия. На голове ушанка из мелкой цигейки с темными пятнами опалин и... звездочкой...

Левой рукой протираю глаза и внимательно вглядываюсь. Действительно, самая настоящая фронтовая зеленая звездочка...

От радости спирает дыхание.

- Ты не немец? - спрашиваю по-русски. - Опусти руки.

Хочется кинуться к этому злобному на вид солдату, расцеловать его в морщинистые щеки. Растирая ладони, он исподлобья, с недоверием разглядывает нас. Конечно, ему трудно сразу понять, почему все вдруг переменилось. Косясь на маузер и на нарукавные нашивки, он медленно нагибается и поднимает топор.