Гордость Павлина - Виктория Холт

— Я так рада, Мириам! Тебе следовало так поступить несколько лет тому назад, но неважно. Наконец ты изменишь свою жизнь. Когда вы поженитесь?

— Эрнст говорит, что нет смысла ждать. Мы слишком долго медлили. Мы ожидали, что его назначат в приход святого Клиссолда, потому что тамошний викарий очень стар, но он все еще живет и проживет, вероятно, не один год.

— Это замечательно, и я считаю, что вы пришли к правильному решению. Надеюсь, вы будете счастливы.

— Мы будем очень бедны. Папа ничего не сможет дать нам, и мне надо еще объявить об этом маме.

— Не позволяй ей помешать тебе.

— Меня теперь ничто не остановит. Из-за того что мы обеднели, я научилась хозяйничать и многое делать самостоятельно…

— Уверена, что у тебя все будет хорошо, Мириам. А когда свадьба?

— В конце августа. Эрнст говорит, лучше сделать оглашение теперь же, чтобы никто нам не помешал. На территории церкви есть небольшой коттедж, где Эрнст живет один. Но там хватит места и для двоих.

Я была рада ее решению, оно удивительно изменило ее. Естественно, что бабушка рассердилась и скептически отнеслась к будущему событию. Она говорила о людях, которые собираются жить, как церковные мыши, питаясь крошками с барского стола. Я же утверждала, что она неправильно цитирует Библию, где говорится, что вовсе не мыши питались этими крошками.

— Ты стала невозможной, Джессика, — говорила она мне. — Не знаю, до чего мы дойдем. Все было совсем по-другому, когда люди серьезно относились к своим обязанностям. Вероятно, у нас не было тогда глупых старых дев, которые делают из себя посмешище в безумном стремлении выйти за кого угодно замуж, пока не поздно.

Мириам была оскорблена, но молчала. Она повторяла слова Эрнста, что она не только бабушкина дочь, но и его будущая жена.

Я была в восторге. Мы часто разговаривали с ней и подружились больше, чем когда-либо. Я считала, что она поступает правильно, восставая против тирании своей матери, и была уверена, что она будет счастлива.

— Что же будет здесь, когда я покину этот дом, — иногда спрашивала Мириам. — Что будет с тобой, Джессика?

— О чем ты говоришь?

— Ты очень часто бываешь в Оукланд Холле. Иногда мне страшно за тебя, ведь то же было и с твоей матерью.

— Мне нравится проводить там время. А почему бы и нет? Ты, должно быть, заметила, что жизнь не очень весела в Дауэр Хаузе.

— Ее горе началось там.

— У меня все будет иначе. Перестань беспокоиться, Мириам. Думай о своем будущем. Я знаю, ты будешь счастлива.

— Я постараюсь, — вызывающе сказала она, как будто отвечая своей матери.

Мириам вышла замуж, как она и сказала, в конце августа. Бабушка присутствовала на свадьбе только потому, что ее отсутствие было бы неприлично. Для нее это была единственно важная причина. Я была подружкой невесты. Это была скромная церемония, как сотни раз подчеркивала бабушка, из-за стесненных обстоятельств в нашей семье не было свадебного застолья.

— Что там праздновать? Только глупость старой девы, — возмущалась бабушка.

Она была жестока, но Мириам, казалось, не реагировала на ее оскорбительные слова, она была счастлива, что наконец приняла решение и вышла замуж. Когда бабушка обращалась к соединившейся паре, она не скрывала презрительную улыбку и называла их «церковные мыши», злорадствуя по поводу их будущей нищеты и предрекая еще худшее.

Не было и медового месяца.

— Медовый месяц, — иронизировала бабушка. — Знаете, каков будет их медовый месяц — кусок хлеба с сыром за деревянным столом, который моя дочь должна будет скрести дочиста. Тогда она поймет свое глупое своеволие. Медовый месяц в этом жалком домишке… ведь другого нет!

Мой дедушка возразил:

— Иногда счастья больше в скромном коттедже, чем в огромном доме. Что-то насчет этого говорится в Библии. Мне кажется, Мириам может поздравить себя с тем, что убежала отсюда.

Бабушка пристально посмотрела на мужа, а он сложил свою газету и вышел из комнаты.

В самом деле многое изменилось, если дедушка не уступил своей жене.

Спустя неделю после свадьбы Мириам произошел следующий инцидент. Однажды утром, когда Бен прогуливался по двору, его костыль скользнул по влажным листьям и он упал. Он пролежал на земле около часа, прежде чем его обнаружили. Мистер Вильмонт и Банкер принесли его в дом и пригласили врача. Оказалось, что повреждение от падения было очень серьезным. Так как открылась рана на ноге, ему необходимо было оставаться в постели, пока она не заживет. Он выглядел расстроенным и больным, когда я пришла.

— Только посмотри, Джесси, что наделал этот старый дурак, — проворчал Бен. — Я бегу на короткую дистанцию, вдруг костыль летит в сторону, а я качусь по траве, и моя старая нога, которую отрезали, напоминает мне, что ее давно нет. Почему тебя там не было, чтобы спасти меня и на этот раз?

— Как бы я хотела быть там!

— Тогда тебе придется навещать меня.

— Сколько захотите, Бен.

— Ты устанешь от больного старика. Но увидишь, я скоро поправлюсь.

— Конечно.

— Но это откладывает нашу поездку в Австралию. Как, разве это не огорчает тебя?

— Мне трудно даже подумать о том, что вы должны уехать.

— Даже если ты отправишься со мной?

— Не думаю, что я когда-нибудь верила в это на самом деле.

— Это не похоже на тебя, Джесси. Тебе хочется поехать, не так ли? Зачем оставаться в Дауэр Хаузе? Ты задохнешься там. Это не место для такой отважной души, как твоя. Ты хочешь жить, видеть мир, расправить крылья… Ты ведь азартна, Джесси. О, это так. Это в твоей крови, так же как и в моей. Это отсрочка. Смотри на мою болезнь так. Настанет день, и ты поедешь в Австралию, я обещаю.

— На этот раз ставкой в игре буду я? — засмеялась я.

— Это неплохая идея, — он состроил гримасу. — Но предположим, что я проиграю, а, Джесси? Что тогда?

— Вы игрок. Значит надо рискнуть.

— Бывают вещи слишком важные, чтобы рисковать.

Он крепко взял меня за руку.

— Ты поедешь в Австралию. Это решено.

— Хорошо, Бен. Все, что вы планируете, получается.

— Предоставь это мне. На следующей неделе я снова буду ковылять.

Но он не смог.

Прошел сентябрь, затем октябрь, а рана не заживала. Доктор настоял на том, чтобы он лежал в постели. Бен сердился, проклинал докторов, говорил, что они ничего не понимают, но ему было не по себе. Почему эта несчастная рана не заживала? Он не собирается лежать в постели. У него много планов. Он попытался встать, но не смог ходить, и ему пришлось признать свое поражение.

Я навещала его каждый день и знала, что в половине третьего он не сводит глаз с двери, поэтому я старалась не опаздывать и была счастлива, если уходя, видела, что он стал веселее.