Счастливых бандитов не бывает - Данил Корецкий

Вот только убийств пока «Волки» не совершали. Особенно преднамеренных, спланированных и хладнокровно исполненных. Не их это почерк… А если примерить их к делу Омара и Лыжника? Тех могли убить по пьянке: поссорились в кафе, вышли, подождали… Дело обычное. Если бы не одно «но»: Омара с Лыжником расстреляли из автоматического оружия иностранного производства (из трупов были извлечены «натовские» пули 5,45). Трудно представить, чтобы юные отморозки разжились каким-нибудь «хеклер-кохом» или американской штурмовой винтовкой…

Кстати, похожий почерк был у залетных московских киллеров Мячика и Скворца. Два года назад, еще при губернаторе Лыкове, они участвовали в операции «Экспансия» (да, были и тогда трупы в Тиходонске, зря Войцеховский на себя наговаривает!). Эти вполне могли убрать четырех человек прямо перед подъездом жилого дома, «хеклер-кохи» у таких вполне могли водиться. Но операция провалилась, Мячик и Скворец мертвы…

Лис переключил волну приемника.

В салон тут же ворвалась упругая, пахнущая морским бризом песня из давнего фильма «Пятнадцатилетний капитан». Теперь взволнованные и энергичные строфы звали вперед, к захватывающим дух приключениям, к берегам Южной Америки и Австралии, на поиски пропавшего капитана Гранта, хорошего парня и любящего отца. Да, поиски, поиски…

Только вместо капитана, однофамильца основателя марки виски Grant’s (неплохого, кстати, виски), искать приходится обычных убийц и подонков. И песню об этом никто не сложит, можно быть уверенным. Хотя с пятнадцатилетними отморозками, вполне возможно, придется иметь дело…

А снаружи, за автомобильным стеклом, проходили чередой нагруженные покупками люди. Некоторые с любопытством оглядывались на серый «БМВ» последней модели, за рулем которой сидел стриженный под «ноль» мужчина, чем-то похожий на актера Гошу Куценко. Но подойти и спросить автограф никто не решился. Слишком холодные глаза, слишком жесткий рот. И едва ощутимое чувство опасности, словно сигнал детектора радиоактивности: не подходить, опасная зона! Наверное, все-таки не Гоша Куценко — у актеров, говорят, совсем другая аура…

Через полчаса Лис оставил машину в районе порта, вытащил из салона грубый серый сверток и неспешно двинулся по узенькой кривой улочке. Отойдя подальше от людских глаз, он развернул сверток, который оказался брезентовым плащом, длинным и широким. Надев плащ, извлек из кармана бесформенную кепку, нахлобучил по самые брови и совершенно преобразился, превратившись в бомжа. Случайный наблюдатель вряд ли мог поверить, что этот тип только что вышел из роскошного автомобиля.

Тем же неспешным шагом он вышел на пустырь за рыбозаводом, огороженный двухметровым забором в преддверии новой стройки. Его хищный лисий нос сморщился. Над рыбозаводом стояла густая вонь, отгоняющая любое разумное живое существо. Сейчас же она служила «колпаком», который надежно защищал этот пустырь даже от привычных к любым запахам бомжей.

Впереди высилась гора строительного и прочего мусора — шоферы тоже пользовались «колпаком» и тайком вывозили сюда всякую дребедень, вместо того чтобы тащиться на загородную свалку. Обойдя кучу, Лис увидел сидящего на ящике тщедушного мужичонку. Судя по чистой одежде, это был не бродяга. Лис свистнул. Мужичонка нервно повернулся и снова отвернулся, резко махнув рукой: то ли показал «проходи мимо», то ли послал по известному на Руси адресу.

— Здоров, Петруччо! Не признал, что ли? — спросил Лис, подойдя поближе.

Тот дернулся, вскочил, вгляделся.

— Ну, ты даешь, Михалыч… Прямо артист… Не жарко?

Они крепко пожали друг другу руки. Лис улыбался.

— Ну, как твоя база отдыха? Как ты вообще? Что-то не зовешь к себе на рыбца да тараньку — зазнался совсем?

— Да какая база, Михалыч! — отмахнулся мужичонка, сверкнув тусклой стальной фиксой. — Месяц уже как уволился! Я сейчас клуб охраняю…

— Сельский? — усмехнулся Лис. — Берданку выдали?

Мужичонка бросил быстрый косой взгляд.

— Берданка мне без надобности. Там охрана, с волынами. Это ночной клуб — вроде борделя, только с рестораном, песнями и гулянками. «Мелехов», — слыхал? Там же, кстати, неподалеку от базы, на берегу…

— Ну, ты даешь… А живешь где? Мост ведь не починили.

— У кореша кантуюсь. Он подсел недавно, а я вроде за его хатой смотрю, — неопределенно высказался мужичонка.

Лицо у него одновременно нервное, зыбкое, как студень, и, опять-таки как студень, только подмерзший, — малоподвижное. Вероятно, это как-то связано с нелегкой жизнью и вредной профессией. А также с постоянной необходимостью перевоплощения. На нынешней работе его знали как Петра Васильевича Клищука, в данный момент он выступал как Леший, тайный агент-осведомитель подполковника Коренева, которого тот дружески называл Петруччо, а вообще-то, по жизни, он — Клоп, правильный жулик. В том смысле, что воровал всю сознательную жизнь, с двенадцати лет, и в этом году мог бы отметить 35-летие профессиональной деятельности, при этом всегда соблюдал воровской «закон». По крайней мере так считалось. Несколько раз его «правильность» ставили под сомнение, но он каждый раз «отмазывался». А в последний раз «на разборе» даже заколол обвинителя.

Трудно было выпутаться, трудно остаться в живых. А главное, все время надо помнить, кто ты в данную минуту. Потому Леший никогда не живет наружу лицом и глазами. Он всегда внутри. Даже сейчас, когда говорит с Лисом, к которому — единственному, пожалуй, человеку на свете — питает по-настоящему теплые чувства.

— Ты как-то даже поправился, что ли, — заметил Лис. — Шашлычки, кебабы, уточка по-пекински, все с пылу с жару небось? Вижу, прикормили тебя в клубе этом!

— А то стал бы я за просто так зад себе отсиживать! — веско проговорил Леший. Махнул рукой.

— Да, Михалыч, чего уж… Годы мои не те, чтоб килькой в томате питаться. Внутрях иногда такой кипеж случается, хоть на стенку лезь…

— А сколько ж тебе лет?

— Да сорок семь будет, — мрачно признался Леший.

Выглядел он при этом как минимум на шестьдесят. Но Лис ободряюще похлопал его по плечу.

— Ерунда, Петруччо! В твои годы мужики любовниц заводят, детей рожают, глупости всякие творят! А если бы ты был политиком, то считался бы еще молодым да ранним!

— Так я ж не политик, — равнодушно заметил Леший. Отвернулся, уперся взглядом в дощатый забор.

— Хрен знает кто я вообще… Как жаба болотная — не зверь, не рыба, так — что-то между, что-то склизкое… Тьфу, одним словом.

— Ну, брось! — Лис нахмурился. — У нас с тобой такая работа, что любить да по коленке гладить нас никто особо не станет. Я ж не плачусь!

— Это у тебя работа, Михалыч… Работа! — повторил Леший. — Я не в том смысле, что деньги и квартира… А в том, что ты живешь этим и уважаешь себя. А вот у меня так не получается.

— Так ты уважай! — Лис посмотрел на своего агента, словно ожидая, что тот сию минуту начнет себя уважать.

Леший тоже посмотрел на многолетнего куратора и отвел глаза.

— Ладно. Говори, чего вызывал.

Лису не нравился этот разговор. Обычно Леший никогда не затрагивал тему своей двойной жизни, не жаловался. И он не проявлял жалости к агенту. Работа есть работа. Заботиться об агенте можно и должно, жалеть — нельзя. Может, Леший в самом деле стареет? Но гадать было некогда.

— Дело важное, Петруччо, — сказал Лис. — Про Джаваняна слыхал, конечно?

— Слыхал, — кивнул Леший. — Батона тоже под это дело положили с дружками. Только говорю сразу: темняк здесь кромешный. Хотя откуда вонь идет — ясно: его увольняли, увольняли, москвича ставили, ставили… По закону не вышло, так по-другому решили… Вартана в землю, а москвич все одно на его место сел…

— Кончай, Петруччо, мозги полоскать. Сейчас все философы. Меня конкретная тема интересует: кто сработал, кто что знает, ну и так далее…

Агент махнул рукой.

— Откуда? Я без понятия. О таких делах никто не болтает…

— А по Омару с Лыжником?

— Омара знавал, он у Карпета в охране… Этих что — тоже завалили?

— Тоже.

Леший покачал головой.

— Я давно в обществе не вращался, Михалыч. Видишь — от тебя стал новости узнавать.

— Вижу, — сказал Лис. — А ты повращайся. Предложи тему, обнови знакомства. Если надо — подкину чего… Хватит тебе кебабами объедаться, Петруччо! От размеренной жизни меня самого тоска точить начинает, а это вредно!

Он помолчал.

— Если ты сам не против, конечно.

— Я в последний раз аж в мае со своими кентовался, — с сомнением проговорил Леший. — С Круглым «бобра» одного московского ощипали… И разбежались. С тех пор много воды утекло.

— В мае, говоришь? Это на базе, что ли? — Лис поднял бровь. — Поэтому и уволился?.. Впрочем, ладно, я этого не слышал. А в клубе этом твоем, в «Мелехове», — кто там собирается?