Планета-мечта - Лилия Баимбетова

Но главное — для того, чтобы буль-буль обрел свою неведомую чародейскую силу, нужен, как ни странно, аульв. Да-да, тот самый аульв, который, скорее всего сидит себе где-то в норе и возиться с щипцами и молоточками, делая брошку или кувшинчик на заказ. И вот десять дней перед варкой все свирепое, хоть и маленькое племя угрюмчиков с чириканьем и писком носиться по лесам, охотясь на аульвов. Случается, что со всех краев Иллирийского леса притаскивают трех, четырех, а то и десять аульвов, и приходиться придирчиво отбирать лучшего. Все аульвы знают, что в это время лучше не появляться на улице, а надо затаиться в своих норах, а норы лучше замаскировать. А то однажды папашу Рраздри вытащили прямо из мастерской, вместе с молоточком и заготовкой для кастрюльки, так он и провисел над буль-булем в рабочем фартуке и с инструментом в лапах.

Не так давно жил один молодой аульв, племянник того самого несчастного папаши Рраздри, которому угрюмчики сорвали выполнение заказа, а это не шутка, ведь пришлось платить неустойку. Так вот, племянник этого самого папаши был большой лоботряс и лентяй, делать ничего не желал, в семейной кузне не работал, а знай себе прохлаждался и воровал коврижки с кухни. В самом начале лета, в канун дней Аум Бу-Бу папаша Рраздри говорят:

— Пойди помоги мне.

А молодой аульв в ответ:

— Вот еще, не хочу я. Устал.

Папаша Рраздри страшно разозлился.

— Ах, так, — говорит, — Ты, такой-сякой, никому не помогаешь, только и знаешь, что прохлаждаться. Нам, — говорит папаша Рраздри, — такой аульв не нужен. Уходи, — говорит, — отсюда.

Молодой аульв тоже озлился и выскочил из норы, как был, в одних только тапочках, даже без фартука, да и то сказать, фартук он сроду не носил, ведь работать-то он отказывался, а так зачем ему фартук, отдыхать ведь в фартуке не принято.

— Ну, и провалитесь, — говорит аульв, — И без вас проживу.

И пошел по лесу. В лесу хорошо, птички поют, солнышко светит. Идет аульв и не думает о том, что скоро дни Аум Бу-Бу. И тут со всех сторон — щебет, топот, писк! Аульв туда-сюда, так пустился вскачь, что даже тапочки потерял, но куда там! Угрюмчики по деревьям его догнали, накинули на него сверху сеть, запутали, обмотали и еще сверху сели, чтобы уж наверняка. Лежит несчастный аульв и от страху трясется: такие ужасы рассказывал папаша Рраздри про свое пленение и висение над буль-булем. А угрюмчики расчирикались, гордые своей удачей, ведь не так-то легко поймать аульва. Так громко они чирикали, что несчастный аульв от страха потерял сознание.

Пришел он в себя и видит: лежит он в подземелье, и подземелье это больше самой большой аульвской норы. В подземелье было темно и холодно, но аульвы не зря живут под землей, к темноте и холоду они привычные. Лапы у аульвы были связаны, и передние, и задние. Вначале он ужасно испугался, зубы у него застучали, хвост затрясся, но вот время идет и идет, а ничего не случается. Аульв осмелел и стал грызть веревки.

А надо сказать, что буль-буль еще не варили, потому что поймали аульва слишком рано. Вот он грыз и грыз, а веревка была жутко невкусной, просто отвратительной. И слышит он за стеной ужасающий шум и стук, а это волокли котел для варки. Испугавшись, стал он грызть быстрее.

Наконец, веревки порвались. Молодой аульв, даже без тапочек, с веревкой во рту заметался по подземелью, а оно было такое большое и темное, что даже аульву, привычному к подземельями и норами, ничегошеньки не было видно. Пригорюнившись сел он на пол и заплакал горючими слезами, припомнил он папашу Рраздри и его наставления и поклялся щипцами и молоточками, что никогда он больше не уйдет из дома и не станет уж лентяйничать, только бы выбраться ему отсюда!

Долго так аульв причитал и плакал, сжимая лапы и взывая к наковальням и кузнице, к молоткам и металлам, да только аульвские боги ничем не могли помочь несчастному. Видно, суждено ему было испить эту горькую чашу!

Никто не приходил в подземелье, никто не принес бедняге поесть. Миновало время обеда, а за ним прошел и ужин. Несчастный аульв не находил себе места, он метался по своей темнице, но скоро силы оставили его, и он упал на земляной пол, горюя о том, что ему суждено умереть на голодный желудок.

Наконец, буль-буль был сварен, и свирепые угрюмчики, покрытые белой шерстью, пришли за пленником. Почти бездыханного притащили его на поляну, где вокруг чудовищного котла, места пыток аульвов, собрались кучи и кучи ужасающих белых угрюмчиков. Они чирикали хором, и это чириканье так напугало аульва, что он немедленно упал в обморок и не чувствовал уже, как накрепко его привязали за хвост и подвесили на дереве над котлом с зелено-бурой жидкостью, от которой поднимался горький жуткий запах. Стоило аульву прийти в себя, как, почувствовав этот мерзкий запах, он снова потерял сознание.

Под утро несчастного аульва отвязали и выбросили в лес. Там, промокший от утренней росы, он пришел в себя и, весь дрожа, без тапочек, отправился домой. Папаша Рраздри отхлестал его кожаным фартуком за утерю тапочек и после целый год держал на подсобных работах, заставлял мести мастерскую, так что у несчастного аульва нос был забит пылью. Однако ж наука не прошла для него даром, никогда он больше не смел лениться, помня, какое постигло его наказание, и позже стал великим мастером Трразди, который и выстроил знаменитый мост через Анд. А буль-буль, которому несчастье Трразди дало никому непонятную силу, разлили по бутылочкам, и каждый из угрюмчиков получил свою и с благоговением подвесил на ремешке через плечо.

12. Дневник-отчет К. Михайловой.

Алатороа, Иллирийские леса, день шестой.

Всю ночь я проболтала с угрюмчиками на нижней площадке. Я не ложилась, но мне и не хотелось спать. Варка, действительно, уже началась, но аульва еще не поймали. Здесь угрюмчики караулили как раз аульвов. Они рассказывали мне всякие новости о своей маленькой жизни, изображали, махая лапами и подпрыгивая, какой пожар случился в прошлом году в деревне на том берегу Дэ. Они так расшумелись, что мне пришлось их успокаивать. С трудом я перевела разговор на случившееся с воронами (то, что случилось с Альверденом, угрюмчики наверняка вообще не заметили; люди бесконечно далеки от них).

— Черные большие умерли, да, жуть, — говорили угрюмчики, — Раз, и все как умерли! Мы испугались, ух, как испугались!.. да, они хотели воевать. Им не нравилось, что еще кто-то прилетел с неба. Разве ты не знаешь, Ра, что они прилетели с неба? Давным-давно. Мы думали, что вы прилетели из одного места. Что вы еще там поссорились. Вы с ними не ссорились? Нам их очень жалко.

— Мне тоже, — сказала я в темноту, прижимая руки к груди, — Мне тоже.