В лесах (Книга 1, часть 2) - Павел Мельников-Печерский

- Грозен показался? - спросил Пантелей.

- Нет,- отвечал Алексей.- Светел ликом и добр. Только ласку да приятство видел я на лице его, а как вскинул он на меня глазами, показались мне его глаза родительскими: такие любовные, такие заботные. Подхожу к нему... И тут... ровно шепнул мне кто-то: "От сего человека погибель твоя". Так и говорит: "От сего человека погибель твоя". Откуда такое извещение - не знаю.

- От сряща беса полуденного,- строго сказал Пантелей.- Его окаянного дело, по всему видно. От него и страхи нощные бывают, и вещь, во тьме преходящая, и стрела, летящая во дни... Ты, Алексеюшка, вражьему искушенью не поддавайся. Читай двенадцату кафизму, а нет, хоть один псалом "Живый в помощи вышнего", да молись преподобномуНифонту о прогнании лукавых духов... И отступится от тебя бес полуденный... Это он шептал, и теперь он же смущает тебя... Гони его прочь - молись...

- Буду молиться, родной, сегодня ж зачну,- отвечал Алексей.- А не выйдет у меня из головы то извещение, все-таки буду бояться Патапа Максимыча.

- А от страха перед сильным слушай, что пользует,- сказал Пантелей."Вихорево гнездо" видал?

- Не знаю, что за "вихорево гнездо" такое,- отвечал Алексей.

- На березе живет,- сказал Пантелей.- Когда вихорь летит да кружит - это ветлы небесные меж себя играют... Невегласи, темные люди врут, что вихорь бесовская свадьба, не верь тем пустым речам... Ветры идут от дуновения уст божиих, какое же место врагу, где играютони во славу божию... Не смущайся что сказывать стану - в том нечисти бесовской ни капли нет... Когда ветры небесные вихрями играют пред лицом божиим, заигрывают они иной раз и с видимою тварию - с цветами, с травами, с деревьями. Бывает, что, играя с березой, завивают они клубом тонкие верхушки ее... Это и есть "вихорево гнездо".

- Видал я на березах такие клубы, не знал только, отколь берутся они,молвил Алексей.

- Возьми ты это "вихорево гнездо",- продолжал Пантелей,- и носи его на себе, не снимаючи. Не убоишься тогда ни сильного, ни богатого, ни князя, ни судии, ни иной власти человеческой... Укрепится сердце твое, не одолеет тебя ни страх, ни боязнь... Да смотри, станешь то гнездо с березы брать, станешь на себя вздевать - делай все с крестом да с молитвой... Ведь это не ворожба, не колдовство... Читай третий псалом царя Давыда да как дойдешь до слов: "Не убоюся от тем людей, окрест нападающих на мя", перекрестись и надевай на шею... Да чтоб никто на тебе "вихорева гнезда" не видал, не то вся сила его пропадет, и станешь робеть пуще прежнего. Лучше всего возьми ты самую середку гнезда, зашей во что ни на есть и носи во славу божию на кресте наузой... ' Науза, иногда оберег - привеска к тельному кресту, амулет.'. Носят еще от страха барсучью шерсть в наузе, не делай этого, то не от бога, а от злого чарованья. Кто барсучью шерсть носит, в того человека дьявол на место робости злобу к людям вселяет. Казаки, что в стары годы по Волге разбоем ходили, все барсучью шерсть на шее носили; оттого и были на кровопролитие немилостивы... Внимательно слушал Алексей Пантелея и решил с того же дня искать "вихорева гнезда".

Вдруг благодушное выражение лица Пантелея сменилось строгим, озабоченным видом; повернул он речь на другое.

- А скажи-ка ты мне, Алексеюшка, не заметно ль у вас чего недоброго?.. Этот проходимец, что у нас гостил, Стуколов, что ли... сдается мне, что он каку-нибудь кашу у нас заварил... Куда Патап-от Максимыч поехал с ним?

- В Красну рамень на мельницу,- сказал Алексей.

- Не ври, парень, по глазам вижу, что знаешь про ихнее дело... Ты же намедни и сам шептался с этим проходимцем... Да у тебя в боковуше и Патап Максимыч, от людей таясь, с ним говорил да с этим острожником Дюковым. Не может быть, чтоб не знал ты ихнего дела. Сказывай... Не ко вреду спрашиваю, а всем на пользу.

- Торговое дело, Пантелей Прохорыч. Про торговое дело вели разговоры,сказал Алексей.

- Да ты, парень, хвостом-то не верти, истинную правду мне сказывай,подхватил Пантелей...- Торговое дело!.. Мало ль каких торговых дел на свете бывает - за ину торговлю чествуют, за другую плетьми шлепают. Есть товары заповедные, есть товары запретные, бывают товары опальные. Боюсь, не подбил ли непутный шатун нашего хозяина на запретное дело... Опять же Дюков тут, а про этого молчанку по народу недобрая слава идет. Без малого год в остроге сидел.

- Не все же виноватые в остроге сидят,- заметил Алексей.- Говорится: "От сумы да от тюрьмы никто не отрекайся"... Оправдали его.

- Так-то оно так,- сказал Пантелей,- а все ж недобрая слава сложилась про него...

- Какая слава? - спросил Алексей.

- Насчет серебреца да золотца...- молвил Пантелей, пристально глядя на Алексея.

- Золота? - вспыхнул Алексей.- Из каких местов?.

- Пес их знает, прости господи, где они поганое дело свое стряпают, на Ветлуге, что ли,- молвил Пантелей.

- На Ветлуге?..- смутился Алексей.- Да они на Ветлугу и поехали.- То-то и есть... А давеча говоришь: в Красну рамень... Сам знаю, что они на Ветлуге, а по какому делу?.. По золотому?.. Так, что ли?..- порывисто спрашивал Пантелей.

- Не наведи только погибели на меня, Пантелей Прохорыч,- отвечал Алексей, побледнев и дрожа всем телом...- Не на погибель веду, от погибели отвести хочу... Отвести тебя и хозяина,- заговорил Пантелей.- Живу я в здешнем доме, Алексеюшка, двадцать годов с лишком, нет у меня ни роду, ни племени, ни передо мной, ни за мной нет никого - один как перст... Патапа Максимыча и его домашних за своих почитаю, за сродников. Как же не убиваться мне, как сердцем не болеть, когда он в неминучую беду лезет... Скажи мне правду истинную, не утай ничего, Алексеюшка, авось поможет господь беду отвести... Говори же, говори, Алексеюшка, словечка не пророню никому.

- Почитаючи тебя заместо отца, за твою ко мне доброту и за пользительные слова твои всю правду, как есть перед господом, открою тебе,- медленно заговорил вконец смутившийся Алексей,- так точно, по этому самому делу, по золоту то есть, поехали они на Ветлугу.

- Ахти, господи!.. Ох, владыка милостивый!.. Что ж это будет такое!..заохал Пантелей.- И не грех тебе, Алексеюшка, в такое дело входить?.. Тебе бы хозяина поберечь... Мне бы хоть, что ли, сказал... Ах ты, господи, царь небесный!.. Так впрямь на золото поехали?

- Да что ж тут неладного, Пантелей Прохорыч? - спросил Алексей.- В толк не могу я принять, какая беда тут, по-твоему...

- Дело-то какое? - отвечал Пантелей.- Сам дьявол этого шатуна с острожником подослал смущать Патапа Максимыча, на погибель вести его... Ах ты, господи, господи!.. Чтоже наш-от сказал, как зачали они манить его на то дело?

- Сначала не соглашался, потом решился. Выгодное, говорит, дело,- отвечал Алексей.- Выгодное дело!.. Выгодное дело!..- говорил, покачивая головой, старик.- Да за это выгодное дело в прежни годы, при старых царях, горячим оловом горла заливали... Номе хоша того не делают, а все же не бархатом спину на площади гладят...

- Что ты, Пантелей Прохорыч?.. Господь с тобой!.. - сказал удивленный Алексей.- Да ты про какое дело разумеешь? - Известно про какое!.. За что Дюков-от в остроге сидел?.. Увернулся, собачий сын, от Сибири, да, видно, опять за стары промыслы... Опять фальшивы деньги ковать.

- Окстись, Пантелей Прохорыч!.. Чтой-то ты? - воскликнул Алексей.- Каки фальшивы деньги? Поехали они золотой песок досматривать... На Ветлуге, слышь, золото в земле родится... Копать его думают... - Знаем мы, какое золото на Ветлуге родится,- отвечал Пантелей.-Там, Алексеюшка, все родится: и мягкое золото, и целковики, в подполье работанные, и бумажки-красноярки, своей самодельщины... Издавна на Ветлуге живут тем промыслом... Ох уж мне эти треклятые проходимцы!.. На осине бы им висеть - поди-ка ты, как отуманили они, окаянные, нашего хозяина.

- Сам видел я ветлужский золотой песок - Стуколов показывал. Как есть заправское золото,- сказал Ал скоси.- Знаем мы, знаем это золото,- молвил Лаптелей.- Из

него-то мягкую деньгу и куют. Ох, этот лодырь (Лодырь - шатающийся плут, бездельник.).

Стуколов!.. Недаром только взглянул я ему в рожу-то, сердце у меня повернулось... Вот этот человек так уж истинно на погибель...

Долго убеждал Алексея старик Пантелей и самому отстать от опасного дела и Патапа Максимыча разговаривать.

Не раз возобновлялся у них разговор об этом, и сердечными, задушевными словами Пантелея убедился Алексей, что затеянное ветлужское дело чем-то не чисто... Про Стуколова, пропадавшего так долго без вести, так они и решили, что не по дальним местам, не по чужим государствам он странствовал, а, должно быть, за фальшиву монету сослан был на каторгу и оттуда бежал.

- Гляди ему в лоб-от,- говорил Пантелей,- не знать ли, как палач его на торгу железными губами целовал.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

На шестой неделе великого поста Патап Максимыч домой воротился. Только что послышался поезд саней его, настежь распахнулись ворота широкого двора и в доме все пришло в движение. Дело было в сумерки. Толстая Матренушка суетливо зажигала свечи в передних горницах; Евпраксеюшка, бросив молебные каноны, кинулась в стряпущую с самоваром; Аксинья Захаровна заметалась из угла в угол, выбежала из светлицы Настя, и, лениво переваливаясь с ноги на ногу, как утка, выплывала полусонная Параша. Чин чином: помолился Патап Максимыч перед иконами и промолвил семейным: