История села Мотовилово. Тетрадь 6 (1925 г.) - Иван Васильевич Шмелев

скрип и визг композитору, то он непременно бы написал музыку и назвал бы ее «Колёсная симфония». В глубине Семионовой телеги лежала кормилица – соха, поверх ее вверх кривыми деревянными зубьями – старушка-борона, а на борону нахлобучено сплетённое из соломы рассевное лукошко. В завершение художественности Семионовой повозки между зубьев бороны змеей извивается вечная спутница курящего хозяина, мочальная веревка. Она своим хранящим огонек концом, свесившись из задка телеги, причудливо болтаясь, испускала тонкую струю сизого дыма, придавая всему этому художественному зрелищу дымовой эффект. Сам хозяин, обладатель этой достопримечательной кареты, с гордым видом восседал на правой стороне, держа в левой руке вожжи для управления лошадью, а в правой кнут. Правя лошадью, Семион постоянно поддёргивал вожжами, смачно чмокая губами, понукал: «Но! Но!». Семион только для виду помахивал кнутом в воздухе, выводя им причудливые и замысловатые неуловимые взором фигурки. Лошадь привыкла к этому и, зная, что хозяин редко, когда применяет в дело кнут, тихо плелась по дороге. Но голосом Семион часто понукал свою пеганку: «Но! Но! Вот я тебя, ленивая!», – попыхивая дымом из трубки, он покрикивал на нее. Лошадь слегка прибавляет ходу, и колеса кареты быстрее начинают вертеться, отмеряя невидимые версты и стыком обода делая пометки в колее.

Пока ехали и отец разговаривал с Семионом, Ванька от нечего делать погрузился в размышления. Его внимание привлекла лошадиная запряжка: и кто только ее придумал! Проста, надёжна и художественна. Лошадь, телега, оглобли, дуга, хомут, седелка, уздечка и вожже в руках седока. А колокольчик – это ли не прелесть?! Подъезжая к оврагу Рыбакову, дорога, чуть свернув с жесткого берега долины, пошла по мягкому зыбучему торфяному мякишу. Семион ехал так вяло, словно вез на базар яйца, и не вынуждал свою лошадь к быстрому ходу. Василию страстно хотелось обогнать Семиона, но из уважения к старшему и из боязни, в народе ходит слушок, что Семион колдун, он не позволял себе этого сделать. Он смирился с тихой ездой, а до Баусихи-то еще далеко, всего не переслушать, да еще его удерживало от быстрой езды и то, как только Серый прибавляет ходу, в задке Васильевой телеги начинает назойливо бренчать плохо укреплённая доска, изводит его нервы, а Семион начинал свой новый рассказ о бедах. Как в поле во время подъёма пара мужика громом убило, свидетелям этой трагедии стоит памятник на большой дороге, до которой они сейчас доехали, как при нарезке земли (после революции) межевого убили, а потом он начала перечислять свои беды. Василию невольно пришлось только слушать, да сочувственно ахать, хмакать, да хмыкать. А Семион повествовал:

– Только было я тогда оперился, хозяйство наладил, вдруг оп – беда: из мазанки все подчистую выгребли, и году не прошло – пожар случился, все дозвания сгорело. Ты, Василий, наверное, чуть помнишь тот наш пожар, ты в ту пору еще без портков бегал. Пошёл я тогда ночью с фонарем на двор, лошади замесить, да видно по оплошности заронил, а ведь сам знаешь, у нас во дворах-то одна солома. Мне тот пожар хорошо запомнился: дом с двором дотла сгорел, и сам-то едва выкарабкался, лапотная веревка на ноге запуталась, я обо что-то спотыкнулся, упал, руку себе сожёг, вот и страдай век-то. Видно, чему быть того не минуешь! – жаловался Семион Василию.

– Вот это да! – с удивлением отозвался Василий, – неужели все это правда! – явно невпопад переспросил он.

– Чай, я не хвастать стану, – во всю ширь разглагольствовался Семион, – ведь за вранье я с тебя не деньги беру!

Под долготекучий разговор старших Ванька, углубившись в свои размышления, он, устремивши свой взор на дорогу, молча увлёкся его. Он потупившимся взором глядел на уползающую под телегу, утоптанную лошадиными копытами и обрамленную колеями ленту земли. Ему казалось, что лошадь стоит на одном месте и переминается с ноги на ногу, а дорога сама ползет под телегу. А что такое дорога сама по себе? Это шириной в сажень опаханная плугом с обеих сторон полоса земли, затравленные две бровки по бокам лошадиной тропы, две колеи, проделанные колёсами, два травянистых рубежка по обочинам – вот и вся дорога. А сколько в ней силы, значения и красоты?! Сколько по дороге прошло пешеходов, сколько по ней проехало телег: пустых, с сеном, с хлебом по матушке по дороге езжено-переезжено. Её колесят и взад, и вперед. А сколько в дороге произошло несчастий, бед и знакомств. В дороге парень, шествуя, случайно повстречался с девушкой и, познакомившись, навеки подружился с ней. В дороге мужик познакомился с хорошим человеком, в дороге он познал дружбу и взаимную помощь в случившейся беде, в дороге мужик узнал о хороших и плохих качествах своей кормилицы-лошади, в дороге у него сломалась ось, или вывернулась оглобля, или слетело с оси колесо. В дороге от плохой смазки заскрипело колесо и от чрезмерного нагрева чуть не загорелась ось. В дороге телега колесом угодила в выбоину, и воз свалился на бок, придав мужика немало горя, хлопот, возни и труда, чтобы воз снова поднять, поставить на колеса и продолжить путь. В дороге у мужика по недоглядку с телеги свалился мешок с зерном – опять мужику горе, а хозяйству его значительный урон. Проехав развилку дороги, где на столбе было кем-то написано «вправо на колодезь, влево на Баусиху», дорога пошла под уклон.

Василий, не выдержав, крикнул Семиону: «А ты понукай лошадь-то, а то мы так-то к Баусихе-то только к обеду приедем! Ты огрей лошадь-то хорошенько! Видимо, она спит на ходу-то!». Семион вместо ответа, вынув трубку изо рта, смачно сплюнул в сторону. И вправду, Семионова пеганка, слушая людской разговор, поводила ушами из стороны в сторону, плелась по дороге, медленно подаваясь вперед. Семион вынужденно хлобыснул кнутом забывшуюся кобылу. Пеганка внезапно дернула телегу рывком, от чего Семион неудержимо наклонился всем станом назад. Лошадь побежала впритруску, телега загромыхала, колеса еще пронзительнее заскрипели. Симфония звуков приняла новый оборот. Во время кратковременного бега Пеганка как-то хлюпко и судорожно затряслась всем телом, ее острые моклоки игриво запрыгали, дуга как-то забавно запрыгала, борона, стуча об соху, усиленно забренчала. Сбавив свой бег, Пеганка снова перешла на хлюпкий шаг, и в завершение всей музыки при ее беге из-под ее хвоста на дорогу повалился жидкий помет, с высвистом. Видимо, быстрый бег вконец растревожил содержимое ее внутренности. Долго ли, коротко ли они ехали, а наконец-то все же приехали в самый задний угол мотовиловской земли, к самым выселкам Баусихи. Расположившись станом в долу Шишколе, Василий и Семион приступили