Красная карма - Жан-Кристоф Гранже
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так в чем же проблема? – спросил Мерш.
– Да нет никакой проблемы.
– В том-то и дело, что есть. Почему такие могучие умы продались душой и телом политической системе, о которой им ровно ничего не известно и которая имеет все шансы стать новой диктатурой с присущими любой диктатуре казнями и пытками?
С минуту Эрве молчал – он смотрел на дорогу и как будто раздумывал над этим вопросом.
– Честно говоря, я не знаю, как это объяснить, – сказал он наконец. – Ну чем люди левых убеждений могут руководствоваться в нынешние шестидесятые? О Советском Союзе и говорить нечего. После Сталина и московских политических процессов имидж русского коммуниста стал резко отрицательным. А кубинская революция – Че Гевара, Фидель Кастро… Все это, конечно, замечательно, но как модель не годится для европейских стран. Есть еще Вьетнам, но его государственный строй тоже никак не подходит Западу. И значит, что нам остается? Только Китай!
Жан-Луи слушал младшего брата и гордился им. Когда Эрве не находился в состоянии влюбленности, он был самым блестящим человеком из тех, кого знал Же-Эл. Братишка обладал ясным рассудком и способностью к анализу, был уравновешенным и спокойным, и при этом у него случались озарения, какие свойственны лишь гениям.
Увы, на улицу Гей-Люссака им тоже не удалось попасть, там шли все те же ремонтные работы. И Жан-Луи пришлось вывернуть на улицу Суфло, более или менее близкую к их цели.
– С начала тридцатых годов, – продолжал вещать его умник-брат, – Китай осуществлял нечто отдаленно похожее на эпическую революцию. Там было все – и Великий путь, и Великий кормчий… Не будем вдаваться в подробности наподобие голода, массовых казней и слишком долгого и зачастую неверного пути к победе. Китайцы все же сумели создать более или менее эгалитарную республику. И когда на Западе уже начали о ней забывать, в Китае вдруг произошла культурная революция – возникло новое движение, целью которого были коренные перемены в обществе, призванные уничтожить любые буржуазные пережитки… И внезапно Китай стал чем-то вроде земли обетованной для всех, кто исповедовал левые убеждения.
Мерш, не выпуская руля, замотал головой:
– Все это сплошные химеры.
– Возможно, однако они побуждают людей мечтать. Тамошние крестьяне трудятся с улыбкой на губах и не требуют ни увеличения зарплаты, ни профсоюзов. Китай создал равноправную, братскую, солидарную страну, в которой Новый Человек реализует себя в коллективе.
Мерш обогнул площадь Пантеона и наконец-то свернул на улицу Ульм.
– О черт, тут же одностороннее движение!
– Ну ничего, пройдемся пешком, здесь недалеко.
Припарковав машину, братья зашагали дальше, как простые гуляющие. Или как пара философов, переделывающих мир.
– Это чистый абсурд! – заявил Мерш. – Ведь там никто никогда не бывал!
– А вот и ошибаешься! Китайцы принимали у себя студентов «Эколь Нормаль»!
– Ну, воображаю, что это было, – организованная поездка, где им устроили показуху!
– Конечно. Но это позволило создать некий миф, легенду.
– И все-таки я никак не пойму: ведь эти парни – суперинтеллигенты, умники, напичканные знаниями, теориями и всякой информацией. Так как же они могут оправдывать отмену образования и уничтожение книг – а ведь именно в этом и состоит китайская культурная революция, разве нет?
– Ну, экстремисты всегда находят друг друга, и последователи Мао не видят в этом учении никаких противоречий. Большинство из них свято верят, что помидоры в Китае созревают благодаря гению Мао. Ведь теперь все их знания ограничиваются «Красной книжечкой».
Тут они подошли к «Эколь Нормаль» – красивому зданию девятнадцатого века в облицовке из тесаного камня. Разумеется, оно тоже было обвешано протестными плакатами, флагами и афишами, облепившими его, словно пластыри на ранах.
– Но есть еще одна загадка, последняя, – сказал Мерш.
– Слушаю тебя.
– Эти парни превозносят Революцию. Так почему же их не видно на демонстрациях и собраниях?
Эрве помолчал – он вытаскивал из пачки очередную «голуазку». На его губах играла легкая усмешка, словно предвосхищавшая откровение, которое он готовился озвучить.
– Тут есть одна проблема.
– Какая проблема?
– Их главные лидеры сейчас в больнице…
– И чем же это они больны?
– Они лежат в больнице Святой Анны[56].
– Ты хочешь сказать, что они…
– Вот именно: эти парни перегрелись. Луи Альтуссер, великий аналитик марксизма, проходит курс лечения литием. А Робера Линара, основателя движения, лечат сном. Его доставили туда, в психушку, после того как выловили в лесу, в бредовом состоянии.
Маоисты в психушке?! Да уж, полицейским и в голову такое не могло прийти!
– Но я уверяю тебя, – заключил Эрве, – что здесь, в «Эколь Нормаль», гуляет на свободе еще множество психов. Так что Сюзанне было кем заняться…
34Попав в дом № 45 по улице Ульм, Мерш сразу понял, что угодил не просто в «Эколь Нормаль», а в храм, в настоящее святилище всемогущего бога Мао.
Повсюду, куда ни глянь, плакаты, изречения и портреты Великого кормчего с его черными волосами а la Тино Росси[57]. Пройдя через холл, они вышли в просторный внутренний двор, и Мерш сразу изменил свое мнение: это не храм, а скорее аббатство…
Двор представлял собой настоящий сад, с деревьями, кустами и большим круглым бассейном в центре, обсаженным кустами в виде зеленых арок. Жан-Луи пришел в недоумение: заочно он ненавидел это место, но теперь вынужден был признать, что оно великолепно, – ни дать ни взять монастырь в цветущем саду. Эрве шепнул ему на ухо:
– Ну вот, «вечерня» уже началась.
Они наткнулись на группу студентов, расположившихся у фонтана; одни сидели на его бортике, другие прямо на газоне, вокруг долговязого парня, прямого, как древко знамени, произносившего пылкую речь.
– Давай подойдем, – с усмешкой сказал Эрве, – послушаем, что проповедуют эти «красные стражи».
Круглый бассейн и пышные кусты смутно напомнили Жан-Луи древний амфитеатр под открытым небом. И босоногих философов античной Греции, дававших уроки молодежи.
– Забудьте все, чему вас здесь учили! – вещал чернокудрый оратор в дешевых очках. – Забудьте даже свой университетский язык! Революция проста. Слова Мао просты. Важна только реальность! Возмущенным прогрессистским массам длинные речи не нужны. Мао говорит: «Коровий навоз важнее любых догм. Его хотя бы можно пускать на удобрения!» Вдумайтесь в это, товарищи! Навоз… Отбросы… Все это должно служить людям! Все важно для производительных сил! Все – кроме слов!
Жан-Луи с трудом удерживался от смеха. Вдобавок голос парня, довольно-таки пронзительный, не добавлял убедительности его речам. Ну что оставалось делать, как не смеяться?! Эти фразы, эти призывы бренчали, как игральные кости в стаканчике, и, падая в толпу, производили странный эффект.
Братья уселись в тени огромного дуба с пышной кроной и стали дожидаться конца речи.
– Слова, – продолжал оратор, – это буржуазный декаданс! Слова – это наш враг! Это отражение больного рассудка, диалектики, обреченной на фиаско! Их нужно забыть навсегда
