Фронтовые будни артиллериста. С гаубицей от Сожа до Эльбы. 1941–1945 - Сергей Стопалов

– Лейтенант, постеснялся бы.

Старший на батарее медленно поднял голову, посмотрел на стоящего Малахова близорукими глазами и спокойно своим обычным тонким голосом ответил:

– Вшей надо не стесняться, а уничтожать.

Неожиданно пришло спасение. Недалеко от артиллерийских позиций расположилась кавалерийская часть. Вечером мимо батареи проскакал отряд конницы, затем потянулся длинный обоз. К нескольким подводам были привязаны двухсотлитровые металлические бочки, такие же, как те, в которых привозили бензин для наших машин.

На другой день ребята пошли знакомиться с кавалеристами. И первое, что они увидели, – железную бочку на костре. Сначала подумали, что готовят корм для лошадей. Но все оказалось гораздо проще. В бочке на высоте 25–30 сантиметров от дна была установлена деревянная решетка, под которой кипела вода – ведра два. На решетку клали нижнее белье, брюки и другую верхнюю одежду, а сверху бочку плотно закрывали деревянной крышкой или обвязывали старой плащ-палаткой.

Вошебойки работали безотказно. И вскоре на батарее забыли про этих тварей. Правда, еще долго вспоминали случаи, когда кто-то из дежуривших у костра вовремя не долил воды и вместо одежды из бочки вынули обгорелые рукава и воротник шинели. А в другой раз Малинина пришлось укутывать в одеяло, так как при срочной смене позиций бочку впопыхах опрокинули, забыв вынуть его одежду. Но все это было мелкими неприятностями, о которых вспоминали со смехом. А вшей больше не было. До самого конца войны. Вот уж поистине все гениальное – просто.

Среди солдат часто встречались умельцы, способные выполнять различные и достаточно сложные работы. Мой наводчик Гарош вырезал из полена деревянные ложки, пользовавшиеся постоянным спросом, а солдат из второго расчета, кузнец по гражданской специальности, отливал даже металлические ложки из крыла сбитого самолета. Подносчик снарядов Егоров ремонтировал обувь и шил вполне приличные сапоги. Заряжающий Малинин, как я уже говорил, стриг товарищей. У многих солдат в особой коробочке, всегда хранившейся в вещмешке, находились иголка и катушка с нитками для починки верхней одежды, а дивизионному артмастеру Касаткину всегда помогал ремонтировать личное оружие цыган Фатеев из четвертого расчета. И все эти и многие другие солдаты постоянно были заняты своими делами.

На фронте рядовой солдат сравнительно редко видел женщин. Разве только девушек-санинструкторов, оказывавших первую помощь на поле боя.

По моим наблюдениям, подтвержденным многими фронтовиками, на передовой, несмотря на очень тяжелые условия – голод, холод, большие физические и нервные нагрузки, солдаты болели много реже мужчин примерно такого же возраста в мирное время. Наиболее часто медицинская помощь нужна была при зубной боли, во время цинги, обострявшейся зимой, и при появлении фурункулеза. А вот расстройства желудка, головные боли, простуды и другие широко распространенные болячки бывали относительно редко. Анализируя роль фронтовой медицины, нельзя, разумеется, сбрасывать со счетов ранения, от которых страдало множество фронтовиков. Врачи и медсестры в первую очередь старались оказать первую помощь тяжелораненым и как можно лучше подготовить их к отправке в тыловые госпитали. Но они никогда не отказывались и от лечения наших бытовых болячек и легких ранений.

За полтора года пребывания в артиллерийском полку я всего один раз был в санбате, где молодая врач-стоматолог удалила у меня зуб, и два раза в санроте мне делали переливания крови в связи с обострением фурункулеза. Другие ребята из нашей батареи пользовались услугами медиков не чаще. Одна из главных причин редкого посещения врачей, даже при обычных заболеваниях, чаще всего объяснялась тем, что они, как правило, размещались в нескольких километрах от батареи и для похода туда требовалось довольно много времени. Наиболее просто вопрос решался, когда полк находился вблизи от санбата.

Раз в два-три месяца наш полк отправляли на отдых. Как правило, это было заранее подготовленное место, на котором размещались бытовые помещения, хозяйственные службы со специальным оборудованием, ремонтные мастерские, медицинские части и подразделения, баня, столовые, в которых нас кормили во время ремонта полевых кухонь, помещения для занятий, библиотека и другие.

Во время такого отдыха постоянно шли занятия по строевой, политической и артиллерийской подготовке, приводили в порядок наше тело, душу и оружие. На очередном отдыхе уже в Польше у нас даже родился свой лозунг: «Вперед на Запад! Впереди женщины и вино, а позади подъем и строевая». Насчет женщин и вина было некоторое преувеличение, а насчет подъема и строевой – истинная правда.

Вот и получалось, что, находясь на боевых позициях и даже на отдыхе, солдаты-артиллеристы практически совсем не имели свободного времени, и называть их лодырями было никак нельзя.

Наказания за преступления и проступки

В нашем полку не было шпионов и диверсантов. По крайней мере, мы ничего такого не слышали. Не было и злостных дезертиров. Однако случаи, когда тот или иной бравый солдат исчезал на несколько часов в поисках самогона, оставался на ночь у какой-нибудь деревенской красавицы или просто допускал грубые нарушения дисциплины, конечно же были. И виновного обычно наказывали. Иногда серьезно, а иногда и не очень.

В обязанности старшины дивизиона входила раздача денежного довольствия солдатам и сержантам. Сумма ежемесячных выплат была ничтожно мала: от 5 до 15 рублей, и практически она никого не интересовала. Этим и воспользовался старшина первого дивизиона Пушков. Принося очередной раз деньги, он каждого просил расписаться в двух местах – в официальной ведомости и в ведомости пожертвований на «танковую колонну». Разумеется, мифическую. Таким образом, он ежемесячно приобретал довольно крупную сумму, а его частые пьянки многим были известны. И вот как-то раз, когда нашу часть отвели в тыл на очередной отдых, командир полка перед строем сорвал с него погоны и на три месяца отправил в штрафную роту.

Рассказывали, что там он несколько раз успешно ходил в разведку, а однажды привел в штаб языка, который двигался на карачках, а на его спине был привязан патефон, играющий веселую музыку.

Через некоторое время после выполнения очередного боевого задания Пушкова помиловали, и он досрочно вернулся в часть. Наказание закончилось благополучно.

Старший сержант Юргин любил хороший инструмент. В его расчете всегда были лучшие на батарее лопаты, остро заточенные топоры, хорошо разведенная пила. К нему часто обращались ординарцы, когда надо было нарубить дров для отопления офицерской землянки или сделать какую-либо другую хозяйственную работу. Однажды ординарец Малахова не вернул командиру орудия топор, который потеряли при переезде с одной позиции на другую. А через несколько дней Малахову понадобилась пила и он снова направил за ней ординарца. Однако Юргин отказал: