Унесенные страстью - Джилл Барнет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ты там делаешь наверху?
– Кто-то стащил клетчатые пледы Мак-Лакленов, дядя Калем, я их видела. – Голос девочки упал до взволнованного шепота: – Это воры?
– Иди-ка ты в постель, малышка.
– А почему мы не спим в наших кроватках?
– Ваши комнаты не убраны. А теперь иди спать.
– А где папа?
– Он занят. Иди ложись.
– А чем?
– Это тебя не касается.
Девочка подбоченилась, вздернула свой маленький подбородок и сердито посмотрела на Калема.
– Я тоже из рода Мак-Лакленов.
«Ага, – подумал Калем. – Истинная упрямая шотландка».
– Ты что же, забыла, кто глава клана, моя маленькая Мак-Лаклен? Ты ведь не станешь поступать столь опрометчиво, чтобы ослушаться приказа вождя твоего клана?
Девочка, казалось, призадумалась; она с минуту смотрела на Калема, как будто взвешивая возможные последствия своего решения. Потом медленно повернулась и поплелась вверх по лестнице, словно волоча за собой тяжкий груз. На полдороге она остановилась и оглянулась на Калема; взгляд ее, пожалуй, был слишком серьезен для ребенка.
– Ты прав, дядя Калем. Мне пора спать.
Кирсти вскинула голову, вздохнула поглубже, так что детская грудка ее выпятилась, что должно было придать этой сцене достаточно драматизма, и, поднявшись по лестнице, исчезла за углом.
Калем услышал, как тихонько захлопнулась дверь наверху, и бросился вниз, в комнаты брата. Он распахнул дверь.
Эйкен сидел в большом кресле, среди обычного, месяцами создававшегося хаоса. Он скрючился, руки его были прикручены к ногам, а рот заткнут яблоком.
Калем не стал говорить того, что в первую очередь пришло ему в голову при виде брата в таком положении: с яблоком во рту, связанного, точно цыпленок для жарки, сидящего в этом бедламе. Хотя, пока он шел через комнату, в голове его вертелось, что Господа Бога на мякине не проведешь.
Калем выдернул яблоко у брата изо рта. Эйкен застонал, потом подвигал онемевшими челюстями, пока Калем, нагнувшись, развязывал ему руки и ноги.
– Ты не ранен?
Калем распутал один из тридцати, как ему показалось, а может быть и больше, тугих узлов.
– Нет.
Эйкен посмотрел на лоб Калема.
– А ты?
– Это так, пустяки. – Калем развязал еще один узел, потом проверил, сколько их осталось. Приподняв эту путаницу, он заметил: – Сдается мне, она неплохо потрудилась, чтобы ты не смог выбраться отсюда, а?
Похоже, оставалось еще не менее двадцати замысловатых узлов.
– А как тебе удалось освободиться?
– Эта белокурая девчушка сделала всего один узел. – Калем усердно трудился, распутывая шнур. – И завязала на бантик.
Он посмотрел на Эйкена и покачал головой. Эйкен быстро поднялся, потирая запястья, и, нахмурившись, взглянул на дверь.
– Ты слышал?
Калем обернулся.
– Что?
– Мне что-то послышалось.
Калем замер, прислушиваясь.
– Да нет, ничего.
Эйкен поднял руку.
– Погоди!
Они стояли, не двигаясь, однако вокруг было тихо.
– Да нет, мне, наверное, показалось. – Нахмурившись, Эйкен добавил: – Мне послышалось, будто входная дверь только что захлопнулась.
– Не думаю, чтобы девушки вернулись, – они не так глупы.
Пройдя через комнату, Эйкен взял со стеллажа пистолет и бросил его Калему.
– Вот, держи. А я возьму фонари.
– Пистолет?
Калем посмотрел на оружие, потом поднял глаза на Эйкена.
– Ты что, рехнулся? Я не стану стрелять в несчастных перепуганных женщин, даже если одна из них и треснула меня по голове стаканом из-под виски.
Эйкен рылся в шкафу; оторвавшись от этого занятия, он взглянул на брата.
– Мы не можем выйти отсюда безоружными. Твоя невеста взяла пистолет.
Он отвернулся и принялся выбрасывать вещи из шкафа.
– Она не будет в нас стрелять. И она не моя невеста. Я вообще не собираюсь жениться, но с этим мы с тобой разберемся позднее.
– Нечего тут разбираться. Твоя невеста...
– Она не моя невеста.
– Девушка, которая связала тебя и завязала шнур бантиком, взяла с собой заряженный пистолет, и этого достаточно, чтобы мы тоже вооружились; она к тому же перепугана и бродит где-то там, в тумане.
Калем решил, что брат прав.
– Вот он! – Эйкен ткнул ему в грудь фонарем. – Бери его и пойдем, – Он прошел через комнату широким, решительным шагом. – Мы должны их найти, прежде чем они успеют сверзнуться с какого-нибудь обрыва и мы останемся без жен.
– Я ни на ком не собираюсь жениться. Эйкен! Эйкен!
Но Калем обращался к пустым дверям.
Входная дверь гулко хлопнула.
Калем покачал головой; не прошло и минуты, как он вышел вслед за братом, тяжело ступая и томясь от предчувствия нависшей беды.
Глава 15
Две старые вороны сидели на ограде,
Толкуя о зерне и о погоде,
О сорных травах и цветах
И как разумно все в природе.
Одна из них моргала, одна из них икала,
Для выраженья мыслей столь глубоких
Слов у обеих не хватало.
Рейчел Линдсей– Ты думаешь, здесь безопасно?
Эми оглядела темную и сырую пещеру. Джорджина тем временем поставила фонарь на блихайший выступ скалы.
– По крайней мере безопаснее, чем быть запертой в комнате с верзилой и его братцем.
Чем больше Эми осматривалась, тем менее безопасной казалась ей эта пещера. Но как бы там ни было, а все-таки сидеть тут, пусть даже в сырости и в темноте, было лучше, чем пытаться найти дорогу в густом тумане.
– Пожалуй, ты права.
Эми окинула взглядом низкие каменные своды пещеры; туман, проникавший снаружи, дымными клубами плавал над головой, в темных расщелинах. За спиной у нее слышалось неумолчное журчание воды, с плеском стекающей в небольшое озерцо под камнями.
Краем глаза Эми заметила, как мелькнула какая-то тень. Внутри у нее все сжалось, дыхание перехватило. Девушка быстро обернулась. Тени оказались совсем не страшными – всего лишь черные морские крабы, торопившиеся укрыться меж влажных камней. Девушка с облегчением вздохнула, однако еще несколько долгих мгновений ей казалось, будто в сердце у нее трепещет крыльями пойманная бабочка.
Издалека до нее доносился шум прибоя; в нем слышалась угроза. Но здесь, в пещере, на мелководье, волны лишь тихонько плескались, как это бывает летним дремотным полднем, когда они накатывают на берег. Туманная мгла снаружи была такой белой, густой, что совершенно невозможно было что-либо разглядеть. Казалось, пустой и черный мир обрывается именно здесь, у самого входа в пещеру.
Эми посмотрела на Джорджину. Она казалась такой спокойной. Лицо ее было единственным, что оставалось нетронутым. Платье страшно измято, так же как и у Эми, а длинные черные волосы свисали из ее замысловатой вечерней прически спутанной массой вьющихся тяжелых кудрей, спускаясь до самой талии.