Шепот в темноте - Энн Мэйбери

После длинного трудного дня в Монтан-Хаусе приятно было вернуться домой к ужину, приготовленному миссис Грум к ее приходу. В вазах, не слишком безвкусно подобранные, стояли цветы, а на подносе в гостиной ждал графин с хересом и стакан. Миссис Грум так никогда и не привыкла к тому, что Ливи предпочитала джин с тоником.

Спальней Ливи стала бывшая комната для гостей: слишком много воспоминаний связывало Ливи с ее прежней прекрасной комнатой, расположенной в передней части дома. Иногда Ливи приходила туда и молча стояла, вспоминая свою жизнь с Клайвом, его холодную страсть без любви, его собственническое отношение к ней как к предмету мебели, его обвинения в ее адрес, презрение к ее работе в детском доме, желание видеть ее в качестве своей вывески. «Посмотрите-ка, какой прелестный у меня дом, какая красивая у меня жена. До того, как я подобрал ее, она не представляла из себя ничего, и вот что я из нее сделал. Вот регалии моего успеха!» Клайв… Человек с пустым сердцем…

Приводя себя в порядок и переодеваясь во второй вечер пребывания миссис Грум в Ларне, Ливи задумалась, почему она это делает. Частично, разумеется, чтобы взбодриться, но для этого необязательно было подкрашиваться. Зачем? Чтобы весь вечер просидеть за чтением или у телевизора? Или это на тот случай, если позвонит Саймон и захочет навестить ее? Или инспектор Марбин явится с последним визитом и обманчиво мягким голосом пригласит ее проследовать за собой в полицейское отделение Линчестера? А может, просто потому, что она была еще очень молода и гордилась своей внешностью?

Она отперла маленькую шкатулку с драгоценностями и достала из нее жемчужные серьги. Луч света упал на кольцо с зеленым камнем, тем перидотом, который, по утверждению миссис Стар, она видела в ярком свете молнии в ночь убийства.

Ливи задумчиво вертела кольцо в руках. Раньше она с ним не расставалась, потому что любила его сверкающую зелень. Когда полиция пришла в «Поющий лебедь», чтобы сообщить ей о смерти Клайва, кольцо было у нее на пальце. Тогда она не предполагала, что оно могло послужить причиной ее ареста, да и может еще послужить, если полиции удастся опровергнуть свидетельство Билла Крея.

Всю неделю Ливи была так занята, что если бы в субботу вечером кто-то случайно не обмолвился о том, что завтра состоится третья годовщина существования детского дома в Монтан-Хаусе, она бы не вспомнила об этом. К празднику она обещала подарить детям великолепный, выбранный ею самой, фарфоровый сервиз, сделанный в мастерских Беренжеров — с розовыми цветами по бледно-зеленому полю. Она отдала распоряжение по поводу сервиза еще несколько недель назад и сказала, что сама займется доставкой — из детского желания видеть радость на лицах, когда она будет снимать обертку с очаровательных вещиц. Поэтому она просила упаковать все в несколько небольших свертков, чтобы ей было несложно отнести их в машину, и оставить для нее в конторе.

Надо было спешить: в субботу на фирме неполный рабочий день, а к утру сервиз должен быть здесь.

Часы в розовом вестибюле пробили шесть. Ливи уже надевала пальто, когда раздался сигнал тревоги. Оказалось, пропал новенький — маленький арабский мальчик, Богги Сорайя. Несколько месяцев назад его подобрали в небольшой деревушке в Южной Африке. Он был один, очень напуган, истощен, с синяками под глазами. Он не знал своего имени, не знал, кем были его родители, поэтому ему дали фамилию по названию того места, где его нашли — Сорайя.

В последний раз его видели час назад во время игр. Все кинулись на поиски.

Нашли его только к семи. Он, словно заправский разбойник, сидел на дереве в соседнем лесу, завернувшись в лучший верблюжий плед заведующей.

Когда его уже уложили в постель, Ливи зашла проведать малыша. Обняв его за плечи, она несколько минут объясняла ему по-английски, что в Англии часто бывают дожди, что он мог промокнуть и заболеть.

— Больше никогда не прячься на деревьях. — Она поднялась с его кровати в длинной общей спальне, взъерошила ему волосы и пожелала спокойной ночи, а потом сказала по-арабски ту фразу, которой научил ее другой арабский мальчик. — Салам алейкум, — прошептала она.

Несмотря на ее плохое произношение, он понял, и его красивое энергичное маленькое личико осветилось, а рот расплылся в улыбке. Мальчик сел на постели и начал возбужденно говорить что-то по-арабски.

Ливи поспешила утихомирить его, заметив, как другие дети начали высовывать головки из-под одеял.

— Лучше говори по-английски, Богги, потому что по-арабски я знаю только эти два слова. Но как прекрасно их значение, на каком бы языке их не произносили! А сейчас постарайся уснуть. — Она выговаривала слова четко и медленно, чтобы он понял. — Завтра мы вместе поиграем в крикет.

Успокоив его и возвращаясь через окрашенный в бежевый цвет коридор, она чувствовала, что каким-то непостижимым образом слова «Салам алейкум» — «Мир вам!» — и ей принесли покой. Впервые после смерти Клайва у нее появилось ощущение, что она прошла полный круг и из темноты снова возвратилась к свету. Вот это называется истинным видением: понимать, что ничто не вечно. Ужасные недели остались в прошлом…

Но стоило ей сойти в холл, как чувство успокоенности исчезло. Сестра Блек позвала ее к телефону.

Почему-то Ливи решила, что это инспектор Марбин, хотя он-то мог прийти лично. Когда она услышала в трубке голос Саймона, на нее волной нахлынуло облегчение.

— Ты так поздно работаешь, Ливи. Я думал, может быть ты приедешь ко мне на ужин. — Она заколебалась, придумывая причину для отказа, и ее молчание встревожило его. — Приходи, пожалуйста. Обещаю, я не буду касаться тех тем, на которые ты наложила табу. Будешь сама вести разговор, а я во всем буду послушен тебе. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Она понимала.

— Но, Саймон, извини… — начала она, собираясь отказаться.

— Ты ищешь предлог для отказа. Не надо! Давай вернемся к былой дружбе. Если на сегодня ты не хочешь большего, что ж, несмотря на то, что мне это не нравится, я принимаю твои условия. Я говорю честно.

— Хорошо, я приеду, но, возможно, чуть опоздаю, — нехотя согласилась она. — Я уже и так задержалась, а мне надо еще заехать на рынок: я обещала Адриане купить для нее овощи. А потом еще надо захватить сервиз с фирмы. — Она объяснила, зачем он ей, и закончила: — Так что, наверное, для ужина уже будет поздно. Я приеду на кофе.

— Нет, я буду ждать тебя столько, сколько потребуется. Приезжай, когда сможешь.

Ливи сознавала, что только по собственной слабости приняла приглашение Саймона. Ей отчаянно нужен был друг. Ей так хотелось верить, что путаница со временем произошла по вине телефонистки, хотелось снова доверять ему…

История с Богги очень задержала ее, и она отправилась прямо на рынок. Оттуда она решила ехать ближайшей дорогой, которая вела мимо коттеджа Мэгги.

Мэгги поливала дельфиниумы в саду перед домом и подняла голову, услышав звук приближающейся машины.

Ливи уменьшила скорость, открыла дверцу и спросила:

— Как Кейт?

— Гораздо лучше. Сегодня он уже шевелил всеми пальцами, правда совсем еще слабо. Массажист обещал провести дополнительные сеансы. Ты сегодня поздно. — Мэгги подошла к машине, вытирая мокрые руки о темно-синюю хлопчатобумажную юбку.

Ливи рассказала ей о Богги и завтрашнем юбилее детского дома.

— Мне надо забрать целую гору посуды из конторы, а потом я ужинаю с Саймоном.

Карие глаза Мэгги пристально посмотрели на нее.

— Ты знаешь, что Рок поговаривает о том, чтобы вернуться в Лондон?

— Я считала, он собирался оставаться здесь до тех пор, пока… — как можно равнодушнее начала Ливи.

— Болтаться по Ардену — не дело для Рока, — резко перебила ее Мэгги. — Для этого он слишком хороший журналист.

— Он говорил, что останется до тех пор, пока не найдут убийцу. Он имел в виду, что должен остаться, потому что его втянули в это дело той телеграммой.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь ее значение для него.

— Да, по-видимому, так, — спокойно согласилась Ливи.

Она сделала движение, собираясь закрыть дверцу. «Мэгги уже сказала все, что хотела», — подумала она.

— Да, кстати. — Загорелая рука Мэгги легла на дверцу машины. Ветер трепал ее каштановые волосы. — Сегодня утром звонила Адриана. Я выходила за покупками, и с ней говорил массажист. Она предлагала свою помощь, хотела посидеть с Кейтом. Ты не передашь ей мою благодарность. Я позвоню ей на днях.

«Бесполезно предлагать свою помощь», — подумала Ливи и ответила, что да, передаст.

Взгляд Мэгги перешел на светло-зеленое платье Ливи.

— Ты не носишь траура?

Вопрос был таким неожиданным, что Ливи вздрогнула и, с недоумением посмотрев на свое платье, ответила:

— Нет. Я носила траур только в день похорон. Клайв не любил траура, он сам говорил мне об этом, когда умерла тетя Дженифер.