Рота Шарпа - Бернард Корнуэлл

- Я-то знаю, - Шарп внимательно наблюдал за обыском. Весь рядовой состав был уже проверен, пропажа не найдена, настал черед сержантов. Хэйксвилл стоял по стойке «смирно», как будто проглотив шомпол, лицо его дернулось, когда вверх дном перевернули его ранец. Естественно, ничего там нет. Сержант маниакально отсалютовал полковнику.

Вперед вышел Харпер, улыбаясь при мысли, что кто-то посчитал его способным на подобные действия. Сперва Хэйксвилл, за ним Харпер – и Шарп припустил вверх по склону, потому что именно Харпер был препятствием на пути Хэйксвилла. Патрик Харпер увидел бегущего Шарпа и удивленно приподнял бровь: он принимал унизительный обыск со спокойным терпением, с каким встречал большую часть жизненных неприятностей. И тут его лицо застыло.

- Сэр? – старший сержант вытянулся в струнку.

Шарп понимал, что происходит, но было уже поздно. Ему следовало добраться до Харпера раньше, хотя бы на секунду раньше смотра.

- Дежурный офицер! – голос Уиндхэма был суров. – Арестуйте сержанта.

Была найдена всего одна вещь, но ее хватило: на самом верху, даже не спрятанной, лежала серебряная рама от портрета жены Уиндхэма. Стекло было разбито, самого портрета не было – его грубо вырезали бритвой из изящной рамы, теперь сильно погнутой. Уиндхэм, на глазах наливаясь яростью, схватил раму и воззрился на дюжего сержанта:

- Где портрет?

- Я ничего об этом не знаю, сэр. Ничего. Видит Бог, сэр, я его не брал.

- Я высеку тебя! Боже! Я тебя запорю!

Легкая рота застыла, дождь струйками стекал с киверов, мундиры мокли. Они были потрясены. Солдаты других рот, скорчившись в самодельных укрытиях, молча наблюдали, как дежурный офицер собирает конвой и как уводят Харпера. Шарп не двигался.

Рота была распущена. Под навесами зажгли костры в тщетных попытках прогнать сырость. На ужин забили нескольких быков – мушкетный дым вился над полем, пугая выжившие остатки стада, а Шарп все пытался остыть, чувствуя свою полную беспомощность. Ноулз попробовал его расшевелить:

- Пойдемте поедим с нами. Будьте моим гостем, я вас прошу.

Но Шарп только покачал головой:

- Нет. Я должен остаться до трибунала.

- Что творится с батальоном, сэр? – Ноулз был встревожен.

- Творится, Роберт? Ничего.

Однажды он убьет Хэйксвилла, но теперь ему нужны доказательства его вины, иначе Харперу никогда не очиститься. Шарп не знал, где искать правду: Хэйксвилл хитер, силой от него ничего не добиться, он будет смеяться в лицо тому, кто будет его избивать. Но однажды Шарп всадит клинок в это брюхо - и гниль хлынет оттуда зловонным потоком. Он убьет этого ублюдка.

Свистки пропели вечернюю зорю, конец уставного дня, четвертого дня у стен Бадахоса.

Глава 15

Всю ночь лило. Шарп это знал, поскольку был на ногах, прислушиваясь к непрерывному шуму воды, завываниям ветра и редким выстрелам французской пушки, пытавшейся помешать строительству батарей. Ответного огня с британской стороны не было: осадные орудия все еще покоились в соломе и мешковине, ожидая перемены погоды, когда их можно будет втащить на холм и установить на позиции.

Шарп сидел на холме бок о бок с Харпером и глядел вниз, на тусклые огни города. Из-за дождя они казались размытыми, бесконечно далекими, Шарп с трудом угадал собор – и подумал о больном ребенке где-то там.

Харпера рядом с ним не должно было быть. Он находился под арестом, приговоренный к порке и разжалованный в рядовые, но Шарп просто попросил часовых посмотреть в сторону, пока они с Харпером взбирались на холм. Шарп глянул на ирландца:

- Мне очень жаль.

- Не о чем жалеть, сэр. Вы сделали все, что могли.

То есть очень мало. Шарп просил, почти умолял, но рамка с филигранью – достаточное доказательство для полкового трибунала. Шарп свидетельствовал, что Харпер был с ним в тот день, отражая атаку французов, и что его собственная подзорная труба пропала в это же время, так что сержант не может быть виновен, но Уиндхэм был непреклонен. Подзорная труба, говорил он, могла быть украдена другим вором. Харпер был признан виновным, разжалован в рядовые и приговорен к порке.

А Харпер думал об утре. Голос донегольца был мягок:

- Сотня плетей, да? Могло быть хуже, – максимальным наказанием было двенадцать сотен.

Шарп передал ему бутылку. Они прятались под куском рогожи, нещадно поливаемой дождем.

- Мне дали две сотни.

- Армия становится слишком мягкой, да, - усмехнулся Харпер и глотнул еще. – И снова чертов рядовой! Они меня даже стрелком не назовут в этом чертовом полку! Чертов рядовой Харпер! А когда, как они считают, я спер эти чертовы штуки?

- Во вторник.

- Боже, храни Ирландию! В день Св. Патрика?

- Тебя же не было в части.

- Господи Иисусе! Я ж с вами был. Пил.

- Я знаю. Я им сказал.

Повисла тишина, наполненная горестным сочувствием. Со склона донесся перестук кирок: площадки под батареи утапливали ниже уровня земли. По крайней мере, подумал Шарп, они вдвоем могут хорошенько выпить: солдаты из легкой роты предоставили им все свои запасы, а потом стянули еще, где могли, так что под рогожей стояло не меньше дюжины фляг с ромом или вином.

- Прости, Патрик.

- Поберегите дыхание, сэр. Мне будет совсем не больно, - он знал, что лжет. – Я убью этого сукина сына!

- Только после меня, - они посидели еще немного, получая удовольствие от мысли об убийстве Хэйксвилла. Тот принял меры предосторожности, укрывшись на ночь всего в нескольких ярдах от промокших насквозь офицерских палаток, и Шарп понимал, что сегодня нет надежды утащить его в какое-нибудь тихое и не сильно людное местечко.

Ирландец тихо кашлянул, и Шарп вопросительно глянул на него:

- Что?

- Я вот думал о полковнике. Что там было, на этом чертовом портрете?

- Его жена.

- Наверное, редкая красавица.

- Нет, - Шарп откупорил еще одну флягу. – Похоже, злобная сука, хотя по портрету не всегда скажешь. В любом случае, наш полковник чтит узы брака. Считает, что они не дают человеку влипать в неприятности.

- Может, и правда. Я тут слышал, вы и мисс Тереза женаты. Как, черт возьми, это случилось?

- Это я наврал полковнику.

- Вы? – Харпер расхохотался. – Честно говоря, вам бы на ней жениться. Она должна быть порядочной женщиной.

- А как насчет Джейн Гиббонс?

Харпер улыбнулся: он видел эту блондинку, сестру убитого им человека – но потом покачал головой:

- Она не для вас. Она родилась в большом поместье и должна выйти за человека своего круга: много денег и все такое. А вы – всего лишь солдат-пехотинец, как и все мы, и красной орденской ленточкой ее в постель не затащите. Во всяком случае, больше чем на одну ночь.

Шарп усмехнулся:

- Значит, ты считаешь, я должен жениться на Терезе?

- А что б нет? Она, конечно, худышка, да, но мясо-то можно и нарастить, были б кости, - Харпер совершенно не разделял любви Шарпа к стройным женщинам.

Они снова помолчали, слушая перестук дождя по рогоже и радуясь этой странной дружбе, которой так редко дается шанс проявиться. Шарп заработал себе репутацию человека, скупого на слова, и это была правда для всех, кроме горстки друзей: Харпера, Хогана, Лоссова, немецкого кавалериста – да, пожалуй, и все. Все – изгнанники, оторванные от своей страны, сражающиеся в чужой армии. Шарп тоже был изгнанником – чужаком среди офицеров.

- А знаешь, что говорит генерал?

Харпер помотал головой:

- Нет, расскажите, что такого говорит генерал.

- Он говорит, никто, поднявшийся из низов, хорошо не кончает.

- А он откуда знает?

- Говорит, они слишком много пьют.

- А кто в этой армии не пьет? – Харпер пнул флягу в сторону Шарпа. – Вот, держите, напейтесь.

Какой-то идиот приоткрыл люк в накате параллели – и чуткие французские артиллеристы его тут же заметили: укрепления Бадахоса моментально расцвели вспышками орудий. Со стороны земляных работ послышались крики, свет погас, но глухие удары ядер не прекращались, а из траншеи иногда раздавались вопли ужаса и боли.

Харпер сплюнул:

- Нам никогда не взять этот чертов город.

- Не можем же мы остаться здесь навсегда.

- То же самое вы, англичане, говорили, когда впервые приплыли в Ирландию.

Шарп усмехнулся:

- Вы нас так приветливо встретили, что нам расхотелось уезжать. Опять же, погода хорошая.

- О, можете забрать ее себе, - Харпер прищурился в темноту. – Господи Иисусе! Хоть бы дождь прекратился!

- Я думал, ирландцы любят дождь.

- Ну, да, дождь мы любим, но это ж не дождь вовсе!

- А что же?

- Это чертов всемирный потоп, который положит конец всему промокшему грешному миру.

Шарп откинулся на сломанный габион, брошенный землекопами, и глянул в небо:

- Я не видел звезд уже неделю. Нет, дольше.

- Это точно.

- Я люблю звезды.