Открыть ящик Скиннера - Лорин Слейтер

— Ох, — отвечает мне она, — времена сейчас страшные, очень страшные. Конечно, доктор Кьяндини знает, что будут еще катастрофы, принцип социального ориентира делает это неизбежным.

— Счел бы он странным, что я приобрела противогаз?

— Конечно, нет. Однако он сказал бы вам, что в свете происходящего вы должны жить своей жизнью и делать ее лучше.

— А у него есть противогаз? — спрашиваю я.

Она не отвечает.

Все это выглядит довольно мрачно. А за окном — великолепные осенние дни, неожиданное бабье лето, воздух пахнет теплым фруктовым соком, на яблонях каждый плод — румяное совершенство. Я собираю яблоки вместе с дочкой — высоко поднимаю ее, чтобы она могла сорвать яблоко с его тонкой веточки, подержать в руках, надкусить — ее зубки оставляют четкие отпечатки на шкурке. Сладкий сок и пчелы… Пчелы загоняют нас в дом. У москитов тоже эпоха Возрождения, их острые носы вонзаются в нашу кожу, вспухают пузыри. Я разбрызгиваю средство от насекомых, но эти москиты явно принадлежат к какому-то странному, неподдающемуся виду, они продолжают жужжать — все выше и выше. Какие бы это были чудесные дни, если бы не москиты, не средство от насекомых и не дохлая мышь, которую я нахожу под плитой — комочек меха и разложение; скончалась мышка уже довольно давно.

Кто может чувствовать себя счастливым в такие времена? Индекс Доу-Джонса скользит вниз, собаки лают, Кьяндини, Дарли и Вертеры говорят о том, что зло порождает зло, глупость порождает глупость, балом правит массмедиа, так что все мы опутаны пленкой, а ролик все не кончается. Есть ли для нас еще надежда? Читаешь про Милграма, и настроение ухудшается. Читаешь про Скиннера, и чувствуешь себя растерянной. Читаешь о том, что обнаружил Розенхан, и понимаешь, какое странное существо — человек. Но хуже всего, что, читая обо всех этих экспериментах, обнаруживаешь нечто более летальное, чем даже смертельный электрический разряд: чувствуешь заражение[32]. Чувствуешь, как мы влияем друг на друга своей неподвижностью, своей диффузией, своей растерянностью. Разве от этого поможет противогаз?

Его зовут Артур Биман, и он не знаменит, хотя, возможно, и должен бы быть. Биман, социальный психолог из университета Монтаны, сделал интересное открытие, о котором он и его коллеги сообщили в 1979 году в «Бюллетене личностной и социальной психологии». Я отправилась на поиски данных их исследования и обнаружила их, как и следовало ожидать, на пыльной библиотечной полке. Статья оказалась совсем короткой и густо насыщенной коэффициентами корреляции и символами вроде ^, #, + и =; может быть, именно поэтому никто и не знает о сделанном учеными открытии. Эксперимент, чтобы выбраться из научной колбы, должен быть представлен с некоторой долей поэзии — клубами дыма, электрическим разрядом, парочкой вербальных завитушек.

Однако давайте попробуем преодолеть тяжеловесный стиль статьи Бимана и понять суть работы, которая заключается в следующем: если вы познакомите группу людей с концепциями социальных ориентиров, невежества толпы, эффекта зрителя, то вы в определенном смысле сделаете им прививку против этих видов поведения в будущем. Таким образом, те несколько страниц, которые вы только что прочли, эти несколько тысяч слов представляют собой не только описание событий, но и педагогическое достижение. Согласно данным Бимана, теперь, когда вы знаете, насколько легко упустить главное, вы с меньшей вероятностью окажетесь жертвой интерпретационной путаницы. Может быть, даже справедливо будет сказать, что я купила противогаз одной разновидности, а сама из слов создала другой, который защитит от опасностей иного рода.

Биман работал с группой студентов колледжа. Он показывал им видеозаписи экспериментов Дарли и Латана, касавшихся припадка и задымления, записи, ясно показывавшие зрителю то, что Дарли и Латан назвали пятью ступенями поведения, направленного на оказание помощи:

1. Вы, человек, потенциально способный оказать помощь, должны заметить происходящее событие.

2. Вы должны интерпретировать ситуацию как требующую от вас помощи.

3. Вы должны принять на себя личную ответственность.

4. Вы должны решить, как действовать.

5. После этого вы должны начать действовать.

Студенты, которые видели видеозаписи и усвоили необходимые шаги, ведущие к пониманию гражданского долга, вдвое чаще предлагали свою помощь, чем те, кто не получил соответствующей подготовки. «Привитые» студенты протягивали руки поскользнувшимся на льду женщинам, старикам в инвалидных колясках, эпилептикам, у которых внезапно случился припадок, — несчастные случаи вроде посадки на воду происходят ведь постоянно. Остается только удивляться, почему, раз обучение столь эффективно в отношении кризисного менеджмента, оно еще не стало постоянной составной частью национальной образовательной системы. Было бы так легко включить его в обязательный курс первой помощи и даже помещать информацию на досках объявлений. Вам нужно сделать пять совсем простых вещей. Это особенно важно сейчас, когда наша страна огибает особенно опасный угол. Нам нужно знать, что делать, если взорвался автобус.

Теперь, узнав о пяти шагах, я чувствую себя лучше подготовленной. Политики советуют нам заниматься собственными делами, но проявлять бдительность. Я решаю, что как раз время этим заняться, и отправляюсь в центр города. Прошла неделя со времени самого страшного террористического акта в нашей стране, и ходят слухи, что приближается еще один. «Нужно заниматься своими обычными делами», — говорят все вокруг, да и что еще действительно можно делать? Так что я отправляюсь в центр города, хотя толпы теперь заставляют меня чувствовать себя не в своей тарелке. Бостон осенью прекрасен, его золотят теплые солнечные лучи, а трава на городском кладбище остается ярко-зеленой. Город, впрочем, кажется странно притихшим, а те звуки, которые все-таки раздаются, приобретают особое значение и кажутся полными глубокого смысла. Ребенок на качелях, взлетая высоко в воздух, испуганно вскрикивает. Оставленная на скамейке газета многозначительно шуршит на ветру. Бикон-хилл — мое любимое место, я обожала его еще в детстве. Я воображала, что под золотым куполом здания конгресса штата живут фантастические крылатые существа. Сейчас вокруг не видно политических деятелей, но у железной калитки я обнаруживаю неприятного парня лет восемнадцати, с агрессивно бритой головой, на которой виден татуированный синий крест. Он одет едва ли не в униформу и обут в высокие шнурованные черные ботинки; арийский пушок у него на руках блестит. Выглядит он чрезвычайно подозрительно. Рукоять ножа (по крайней мере нечто очень на нее похожее) торчит у него из кармана. Парень скорчился в углу, явно стараясь остаться незамеченным, и быстро что-то чертит — наверняка зарисовывает подходы к зданию конгресса и возможные пути отхода. Мы только вчера слышали, что планы окрестностей посольств и аэропортов, вместе с руководствами по отравлению продуктов питания, были обнаружены в трущобах Детройта. Парень что-то бормочет себе под нос. «Воздух, — говорит он. — Ласточка». Несмотря на то что я прочла так много статей о свидетелях и зрителях, я не очень хорошо представляю себе, что делать. Самое безопасное было бы сообщить о нем полицейскому, но ведь не хочется попасть в смешное положение… Вот вам и информированность! Первый шаг: вы должны осознать, что кому-то требуется помощь. В мире больше теней, чем солнечного света, и не так уж легко сориентироваться. Вместо того чтобы обратиться к полицейскому, я подхожу поближе к подозрительному парню, этому неонацисту… или просто чьему-то непослушному сыну… и тут вдруг, почувствовав мое любознательное присутствие, он поворачивается ко мне, и я вижу его блестящие, как хрусталь, зеленые глаза.

Я дрожащими губами улыбаюсь ему.

Он оглядывает меня с ног до головы и улыбается в ответ.

Мы не обмениваемся ни словом, но он знает, о чем я думаю: быстрые наброски, солдатские замашки, бритая голова…

Карандаш, которым он пользуется, короткий, с толстым угольным грифелем; он оставляет на бумаге широкие жирные линии.

Это становится мне известно, потому что парень, прочтя мои мысли (как странно: иногда мы понимаем друг друга без слов, а бывает, что даже крик не помогает нам привлечь внимание другого человека), показывает мне свой альбом, чтобы я увидела, чем он занимается: никаких подозрительных маршрутов подхода и отступления. На листе нарисовано всего лишь одинокое дерево на лужайке перед зданием конгресса с тщательно прорисованными морщинистыми листьями. И тут я вижу, что каждый лист — набросок человеческого лица на пороге или в конце жизни. Рисунок превосходен. Парень вырывает лист из альбома и протягивает его мне. Я уношу его домой и вешаю над своим столом, и теперь, когда я печатаю эти слова, поглядываю на эти едва намеченные человеческие лица. Путаница линий полна значения, тайны и многих смыслов. Я запомнила пять шагов, но все равно дорога оказывается извилистой.