Верный муж (сборник) - Мария Метлицкая

И все же все это было! Было. А значит, все было не зря. Наверное, так. По крайней мере, если так думать, то все не так страшно, даже уходить из этого мира.

Грустно одно – мы так долго держались, а напоследок…

Впрочем, это и правильно – ты не та, и я не тот. Грустно видеть свою молодость в таком вот «исполнении». Грустно и не нужно. В конце концов, мы же не супруги, встречающие совместную старость, когда дозволено все – храпы и прочие звуки по ночам, челюсть в стакане, кряхтение по утрам, больницы, лекарства, запоры, давление.

Может быть, эта твоя мудрость, приказ исчезнуть из твоей жизни, исчезнуть навсегда, и есть самое правильное решение.

Расстаться вовремя, не смотреть друг на друга – дряхлых и немощных. А остаться в памяти все-таки другими. Почти живыми и не совсем древними.

Что, собственно, и получилось – ты осталась там. Все еще прекрасной, почти здоровой и почти молодой. Твой последний сценарий был справедлив – за что тебе и спасибо.

Вот, поговорил с тобой, старый дурак, и, представь, полегчало. Легчает всегда, когда наконец осознаешь, признаешь и понимаешь, что уже ничего не исправить.

Спасибо тебе за науку. Ты, как всегда, умнее и жестче меня. Женщина – и этим все сказано. Признаю. Признаю и признаюсь. Тебе и себе – что важнее. Писать больше не буду – глупо. Да и сил почти нет.

Всем – до свиданья! Все было не так плохо, оказывается!

Г.

Все было не так плохо – оказывается.

Она заметалась по комнате, пораженная одной мыслью – бедный! Какой же он бедный! Как он страдал! Он – страдал. А она проживала почти тихую, почти спокойную и почти счастливую жизнь. Хотя почему – почти? Тихую, спокойную и счастливую. Муж от всего ее оградил, от всего укрыл – от проблем всякого свойства, от страданий, от правды. От страшной правды, с которой он проживал свою жизнь! Оберегал. И она так и жила – в теплом коконе, не особенно задумываясь – благополучная женщина, которой, в принципе, прилично повезло с личной жизнью.

И проблемы ее показались ей такими мелкими, даже мелочными, такими скудными, незначительными, что и вспоминать нечего. Операция по поводу камней желчного пузыря, нижний правый зубной мост, ранняя седина, изжога после кислого и жареного. Набор веса после сорока, отеки ног после длительного хождения. Тревожный сон. Все по возрасту, как говорится.

Маму похоронила в почтенном возрасте, подруги все живы и даже почти здоровы. Дочка благополучна и тоже здорова. Квартира, дача, пенсия. В шкафу две шубы и полно нарядов, которые уже некуда носить.

Из-за чего она в жизни переживала? Из-за дочкиных троек по математике? Из-за грубости кассирши в гастрономе? Из-за того, что понравившаяся блузка была не того размера? Болел живот, болели зубы, частенько болела голова. А вот душа… Ну не без этого, как говорится. Только вот по какому поводу, вот в чем вопрос! Что муж строг и неласков – так к этому она давно привыкла. Что дочка не любит сюсюканий – папин характер. Все логично и совсем не трагично!

А он в это время… Господи, что же творилось с ним! Страшно представить…

И эта дама… И на нее сейчас злости почему-то не было. Вот чудеса! Соперница ведь, главная любовь его жизни! А по сути – несчастнейшая из женщин. Только пожалеть, только пожалеть. Сколько ей было дано, а что из всего этого вышло! Прозябание в провинции, скудный быт, случайные мужчины, отсутствие семьи и ребенка. И ни разу – ни разу! – она не влезла в ее, Надину, жизнь! Ни разу не потревожила! А ведь могла бы! На какое коварство способны женщины, она, Надя, прекрасно понимала.

Ну, держалась за чужого мужа – из-за страха и одиночества. Ну, брала от него деньги – как от друга или близкого родственника. А досталось ей – врагу не пожелаешь! За что ее ненавидеть?

Ей вспомнились его слова: «Моя жена великодушная и хорошая женщина».

Ну наверное, так и есть – раз ни злобы, ни ненависти. А разве это плохо?

Хватит, сожрала себе полпеченки в самом начале нежданного «откровения».

Хватит, Надя! Давай-ка, милая, жить дальше. Ну уж как есть, со всеми этими «бебехами», как говорит Мара.

Только обязательно снотворное на ночь! Без этого сейчас никак, как ни крути и ни уговаривай себя!

Жила. А куда денешься? Утром надевала шубу и моталась по городу. То в Кусково съездила, то на ВВЦ. Снег мел каждый день, город стоял в предпраздничных пробках и стонал, как тяжелобольной.

А у нее метро и никакие пробки не страшны! Однажды провела в Третьяковке весь день, и это было таким счастьем! Два дня подряд ездила в сад Эрмитаж. Какая красота! Жаль, что на лавочке посидеть нельзя – сыро и холодно. Пару раз съездила на Тверскую. В кафе и магазины заходить было неловко – понимала, такие цены не для пенсионеров. А вот в книжном зависла на пару часов – и это тоже было счастьем.

А потом еще зашла в «Му-му» и съела тарелку вкуснейшего горячего борща и три пирожка с мясом.

Приезжала домой без сил, с гудящими ногами и ноющей спиной, и все равно, так было легче – на «думки» совсем не оставалось сил.

Она в изнеможении падала в кровать и засыпала под телевизор. А телевизор определенно лучше снотворного. И уж точно – безопасней.

Названивала Лиза и удивлялась:

– Где ты шляешься?

Надя сбивчиво рассказывала ей про проведенный день, и подруга удивлялась:

– В Кусково? А что меня не взяла? В ГУМ? А почему не со мной? Ты же знаешь, что я тут как забытая старая рухлядь. Никому до меня нет дела! Ни внучке, ни Генке, ни этой чертовой Маргаритке!

Генка ее, кстати, уже пристроился – жил с какой-то бухгалтершей из Маргариткиной фирмы и в том же приблизительно режиме – попивал, лежал на диване, а тетка его пахала на бывшую Генкину жену.

Тонечка ухаживала за болеющим мужем – докладывала обстоятельно, подробным отчетом: как Ваня поел, как поспал и какое у него давление.

Надя молча выслушивала – куда деваться, столько лет вместе.

Мара таинственно сообщила, что начала писать книгу.

– О чем? – испугалась Надя.

– О жизни, – лапидарно ответила та.

Больше вопросов Надя не задавала – почему-то было неловко. Занялась пенсионерка делом, да и слава богу. Чем бы дитя, как говорится…

Впрочем, у Марки всегда были способности – и стихи смешные и милые писала к датам, и вела на работе стенгазету. Чем черт не шутит? Может, и напишет что-нибудь стоящее.

Лейла ежедневно ездила к внукам – все ей казалось, что дуры снохи все делают не так. Мотаться к ним было тяжело физически, а вот на душе становилось спокойней: все держать под контролем! – девиз Лейлиной жизни.

А Новый год приближался и уже практически стоял под дверью.

Про дочь она, конечно, не думать не могла. Сердце болело, что говорить. Решила так: «Если звонка на праздник не будет, позвоню сама. Что мериться амбициями с собственным ребенком? Глупо и смешно!»

Двадцать восьмого подумала, что надо бы закупить провизию – курицу, овощи на салат, что-нибудь к чаю.

И все-таки доубрать квартиру – пропылесосить, убрать по углам, по сусекам. Да нет, по сусекам, пожалуй, не надо. Хватит с нее сусеков. Сыта по горло. Программу выполнила и решила, что по магазинам завтра. Сегодня совсем нет сил. Успеет.

Утром проснулась – за окном снова валил густой и пушистый снег. По новостям объявили «чрезвычайную ситуацию» и пробки в десять баллов. Столица окончательно встала. А за окном была красота! Мамаши с детками лепили снеговиков, и мальчишки с воинствующими криками бомбардировали друг друга снежками.

Надя улыбнулась – обновлению, что ли. Словно этот девственно-белый пока еще снег стер с души грязь и тоску.

Даже кофе выпила с удовольствием, словно почувствовав вкус, как было когда-то. Она оделась, взяла хозяйственную сумку, вышла на улицу. Вдруг у нее возникло желание слепить упругий комок и запустить его, чтобы он шмякнулся тугим шлепком и тут же рассыпался на тысячу частей.

Надя оглянулась и воровато стала мять горсть влажного снега. Мимо прошел немолодой мужчина и улыбнулся:

– Здорово, да? А теперь – в стену, с размахом!

Она обрадовалась такой поддержке, смутившись, кивнула и бросила снежок, словно мячик.

Снежок ударился о стену подъезда и, как водится, разлетелся.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись – совсем как подростки.

– С наступающим! – улыбнулся прохожий. – И всего вам всего!

Она кивнула и ответила:

– И вам – наилучшего! Главное – здоровья!

– Главное – душевного спокойствия, – поправил ее мужчина, приподняв указательный палец.

– А вот здесь вы правы! – задумчиво сказала Надя. – Это значительно ценнее.

Он кивнул и серьезно и уверенно добавил:

– Это – самое ценное! Вы уж мне поверьте! Особенно в нашем возрасте, когда сил осталось немного. Душевный комфорт, знаете ли, – он глубоко вздохнул, – это и есть основа. Для всего – настроения, желаний, жизненных сил. И для здоровья в том числе. Как говорится, на свободу с чистой совестью! – рассмеялся он. – Чтобы без долгов, нравственных и душевных. – Он приложился ладонью к старомодному нерповому «пирожку» и слегка поклонился.