1918 год на Украине - Сергей Волков

Заручившись, таким образом, содействием германского военного командования, открываю Акацатову секрет о Богучарском уезде, которого он еще не знал и который привел его в восторг. Решаем, что председателем союза «Наша Родина» будет он, а не я, дабы не давать делу сразу слишком явную окраску; что предполагаемая к формированию армия будет называться «Южная армия», как долженствующая в конечном итоге объединить со временем все вооруженные силы антибольшевистской России на юге; что сила ее предполагается первоначально в составе одной дивизии пехоты военного состава, с соответствующей конницей и артиллерией; что отличительным знаком ее будет нашитый на рукаве угол из лент национальных цветов и бело-черно-желтой, как символа национально-монархического ее характера, и затем Акацатов поехал на Дон, к атаману Краснову, заручиться его согласием и переговорить с ним о предоставлении нашему союзу Богучарского уезда как территории для формирования армии и даже для введения своей администрации. Возвратившись оттуда с благоприятным для нас ответом, он усиленно принялся за работу.

Очень быстро был сформирован «штаб армии», в котором вся тяжесть работы лежала на двух преданных делу, честных русских офицерах, полковниках Чеснакове и Вилямовском, мне тогда совершенно неизвестных, но которых я вскоре научился уважать и ценить. Они работали действительно не за страх, а за совесть, с полным самоотвержением, и я должен признать, что в отношении их выбор Акацатова оказался прекрасным.

Офицеров, желающих поступить в ряды армии, было достаточно. Перед зачислением им открывали монархическую цель формирования, не говоря пока, откуда имеются деньги; тщательно, насколько это вообще бывало возможно, проверяли их политические убеждения и предыдущую службу. При вступлении никаких подписок с них не отбирали, а объясняли, что армия – чисто русская, ни в какую борьбу ни с какими внешними врагами ввязываться не будет и, в частности, ни в коем случае не поднимет оружия против немцев, так как формируется на занятой ими территории и с их ведома, а потому идти против них было бы нечестно, что мы надеемся в будущем действовать рука об руку с Добровольческой армией и с казаками.

Впоследствии недоброжелателями Южной армии распускались слухи, будто руководители ее брали с поступающих какие-то подписки, отдающие их в кабалу немцам, могущие заставить их идти против Добровольческой армии, в случае выступления ее против немцев и т. п. Должен здесь заявить самым категорическим образом, что не только с поступающих в ее ряды никаких подписок нами не бралось, но и сам союз «Наша Родина» никаких письменных обязательств немцам не давал, они ни разу таковой не требовали и ограничились лишь нашим словесным обещанием, что оружие, выдаваемое ими нам, ни в коем случае не будет обращено против них, то есть в том теоретически возможном, но практически маловероятном случае, если бы возникло вооруженное столкновение между Добровольческой армией и ими, Южная армия обязывалась оставаться нейтральной и ограничиться действиями против большевиков; или, в случае нежелания или невозможности оставаться нейтральной, расформироваться и сдать полученное от немцев оружие обратно, причем, однако, личному составу не препятствовалось бы вступить в ряды добровольцев. Такая оговорка была понятна, если принять во внимание, что Добровольческая армия, ее вожди и вербовщики не стеснялись говорить, что они «выгонят немцев из пределов России».

Конечно, при тогдашней численности Добровольческой армии и политической тогдашней обстановке такие угрозы были просто смешны, и мы не предвидели никакого вероятия вооруженного конфликта между нею и германской армией. Но предусмотреть такой случай было все-таки необходимо, и каждый чин Южной армии должен был знать, на что он идет и на что не должен идти. При дилемме: идти против своих братьев-добровольцев за немцев или наоборот – лично каждому предоставлялось решать этот вопрос по влечению совести, и решение это не могло быть сомнительным. Но организованные на немецкие средства и получившие от них оружие части, конечно, не должны были выступать против них, как таковые. Следует признать, таким образом, что германские военные круги показали себя в данном случае весьма честными и благородными.

Чтобы покончить с взаимоотношениями нашими с Добровольческой армией, должен, забегая вперед, присовокупить, что, когда наши формирования начались, я счел долгом написать генералу Деникину письмо, в котором излагал цель формирования Южной армии и выражал надежду на совместные, в будущем, военные действия с находящимися под его начальством вооруженными силами против врагов России – большевиков. Этим письмом я надеялся выяснить генералу Деникину наши цели и рассеять у него всякие сомнения на наш счет. Ответ я получил вежливый, но весьма сухой, который сводился к тому, что мы – добровольцы, совершенно-де самостоятельны, ни в чьей помощи не нуждаемся, а что о совместных действиях можно будет говорить тогда только, когда Южная армия освободится от иноземной зависимости и обязательств. Письмо это, к сожалению, осталось вместе с другими моими бумагами в Киеве, и я не могу привести подлинного его текста, но содержание его врезалось – и очень неприятно – в памяти у меня твердо.

Вожди добровольцев не понимали или не хотели понять того, что так ясно выражал граф Келлер, впоследствии столь гнусно убитый петлюровцами в Киеве, в письме к генералу Алексееву от 20 июля/2 августа 1918 года, в собственноручно снятой им самим копии, лежащем предо мною.

«Единственной надеждой, – пишет граф Келлер, – являлась до сих пор для нас Добровольческая армия, но в последнее время и к ней относятся подозрительно, и подозрение, вкравшееся уже давно, растет с каждым днем… Верят Вам кадеты и, может быть, и то отчасти, группа Шульгина, но большинство монархических партий, которые в последнее время все разрастаются, в Вас не уверены, что вызывается тем, что никто от Вас не слышал столь желанного, ясного и определенного объявления, куда и к какой цели Вы идете сами и куда ведете Добровольческую армию. Немцы это, очевидно, поняли, и я сильно опасаюсь, что они этим воспользуются в свою пользу, то есть для разъединения офицерства…

Боюсь я также, что для того, чтобы отвлечь от Вас офицеров, из которых лучший элемент монархисты, немцы не остановятся перед тем, чтобы здесь в Малороссии или Крыму формировать армию с чисто монархическим, определенным лозунгом. Если немцы объявят, что цель формирования – возведение законного Государя на престол и объединение России под Его державою, и дадут твердые гарантии, то для такой цели, как бы противно ни было идти с ними рука об руку, пойдет почти все лучшее офицерство кадрового состава.

В Ваших руках, Михаил Васильевич, средство предупредить еще немцев (чистым намерениям коих я не верю), но для этого Вы должны честно и открыто, не мешкая, объявить – кто Вы, куда и к какой цели Вы стремитесь и ведете Добровольческую армию.

Объединение России великое дело, но такой лозунг слишком неопределенный и каждый даже Ваш доброволец чувствует в нем что-то недосказанное, так как каждый человек понимает, что собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определенному месту или лицу. Вы же об этом лице, который может быть только прирожденный, законный Государь, умалчиваете. Объявите, что Вы идете за законного Государя, если его действительно уже нет на свете, то за законного же наследника Его, и за Вами пойдет без колебаний все лучшее, что осталось в России, и весь народ, истосковавшийся по твердой власти…»

То, что так ясно и определенно высказывал в своем письме рыцарски честный и прямой граф Келлер, живший в то время в Харькове, еще ярче ощущали мы, в Киеве, и это-то привело нас к мысли о создании Южной армии, как я говорил выше. Генерал Алексеев не внял словам графа Келлера. Добровольческая армия осталась при своих туманных лозунгах, но продолжала дуться и сердиться на то, что лучшее офицерство вступало в ряды Южной, Астраханской, а позднее и Саратовской [60] армий. Она винила нас, и винит даже, вероятно, еще нас и теперь в том, что мы ослабляли, под влиянием немцев, ее ряды: она признавала себя единственной носительницей Русской национальной идеи, была уверена, на словах по крайней мере, в своей победе, а нас считала чуть ли не изменниками русскому делу.

Если граф Келлер был прав, говоря в другой части своего вышеприведенного письма, что «…не подлежит сомнению, что формированием при немецкой поддержке и на немецкие деньги и Астраханского монархического отряда немцы преследуют ту же цель (разъединения офицерства)», то, как мы видели выше, зарождение Южной армии произошло совершенно независимо от их воли и намерения. И по крайней мере, я и Акацатов узнали о начале формирования Астраханской армии лишь несколько дней по открытии нашего вербовочного бюро.