Крепы - Александр Бородыня

— А когда нужно ехать? — спросил ее я.

— Самолет завтра днем, — всхлипнула Эльвира. — Мы больше с тобой никогда не увидимся.

VIII

Игрушечный завод — самый старый завод в нашем городе. По его территории, так же как и на телефонной станции, я ходил за взрослыми, но здесь мне приятно было ходить рядом с отцом. Наверное, потому, что я принял решение. Иногда мне с трудом удавалось скрыть улыбку. Очень часто отец не понимал самых простых вещей.

— И что же, если бы я не нанюхался цветов, то я бы их увидел? — спрашивал он. — Вы извините, но я не понимаю вас: что, в быту человека не видно, а за станком, на рабочем месте, значит, пожалуйста?

— На рабочем месте человека всегда видно, каким бы он ни был, — отвечали ему.

Мы прошли сквозь цех голов, сквозь цех левой руки, прошли цех, где делали электронные глаза. Здесь над быстро идущей резиновой лентой транспортера склонялись закутанные в марлю невесомые люди.

Я пытался понять, как они работают. Что они видят в свою линзу, прошлое или будущее детали?

В дверях реставрационного цеха нас встретил Тимур.

— Ну, Алан Маркович, наконец-то, — сказал Тимур. — Пойдемте, пойдемте, я вас с дедом познакомлю. Так неловко все в прошлый раз получилось. Но вы не думайте, милиции, конечно, у нас нет, но дружина крепкая, свои ребята!

— Дружина? — удивился отец.

Мы с Тимуром вошли в сводчатые полутемные помещения мастерских. Казалось, современная техника никогда сюда не придет. Сырые стены, крючья, сочащаяся с потолка ледяная вода. На большом железном столе, похожем на операционный, лежала кукла-барышня из музея. Она была без платья, но наполовину прикрыта толстой серой тканью. Она была неподвижна.

Над куклой колдовал коренастый мужичок в холщовой рубахе и таких же штанах. Наверное, от хорошего настроения и удачной работы он притоптывал обутыми в лапти кривыми ногами.

— Ну и как она, есть надежда? — почему-то шепотом спросил отец.

Мужичок обернулся. Оказалось, у него была огромная рыжая борода.

— А как же, к завтрему, чай, доделаем! Но ежели еще раз девушку дружинить отправят, я точно в запой пойду! Пущай Тимурка сам чинит, это ж понимать надо, механизм тонкий!

— Деду наша общественная работа очень не нравится, — смущенно объяснил Тимур. — Но он отличный мужик, и мы с ним сработались.

— А не скучно вам вот так, в прошлом копаться? — спросил отец. — Вы же современный человек, у вас, по-моему, даже высшее образование, а тут — архаические механизмы?

Тимур хитро покосился на своего прапрапрадеда, ковыряющего в кукле специальным ножом, похожим на сдвоенный скальпель, и сказал:

— А это кому что! Вот был до меня у деда помощник, подмастерье Филька! — Старик сдвинул брови, театрально изображая неприязнь. — Так ни черта в механике не смыслил!

— Верно Тимурка говорит, полный дурак, подпасок! Ему только с телятами на флейте играться! — пробурчал старик, осторожно вправляя в голову девушки-куклы какую-то тонкую шестерню. — Да вы его знаете, Алан Маркович, Фильку-то, — он теперь главный инженер на электронном заводе!

Кукла открыла глаза и посмотрела на меня.

— Мальчик, а ты как сюда попал? — тихим задушевным голосом спросила она.

— Молчи, дура! И глаз закрой! — прикрикнул на свое творение Саморыга-старший. — Не влезай, пока не велено! Тоже, вишь, разговорилась, жемчужина музея!

Прежде чем закрыть глаза — я это хорошо заметил, — кукла глянула на Тимура, и в этом взгляде было столько любви, что у меня даже мурашки по спине побежали. И я тогда подумал, что лет через двадцать Тимур умрет, и они объединятся, а люди будут говорить, что в городе на одного крепа стало больше. Мне так понравилось в мастерской, что совсем не хотелось уходить, но отца позвали к телефону: ему звонил, кажется, этот, Кириллов, — и он потащил меня за собой. Когда мы уже вышли с завода, он сказал:

— Ну все, завтра мы еще работаем, а на послезавтра оформили билет. Послезавтра в час дня мы улетаем.

IX

К десяти часам утра я пришел в гостиницу. Сказано было, чтобы я собрал чемодан, но я просто набил портфель своими любимыми вещами, подумал, что все остальное и так купить можно. Мне было грустно. Конечно, хотелось лететь на самолете, глядя на облака, хотелось увидеть настоящий большой город с настоящим миллионным населением, но было жалко уезжать от матери, жалко полосатого Тима. Мне было так жалко всех улиц нашего маленького города, будто они были моей собственностью.

— Совещание у них, — сказала дежурная. — Я тебя проведу в номер, а ты там сиди тихо, не мешай. Важно это очень.

В дверях я столкнулся с Петром Сергеевичем. Он сухо кивнул и убежал по коридору — наверное, куда-то опаздывал. В номере отца со вчерашнего дня все переменилось, не было ни кровати, ни шкафа, ни телевизора, зато появился десяток кожаных кресел. Некоторых из сидящих в креслах я знал: здесь были и Кириллов, и главный инженер с завода электроники. На подоконнике сидел Кромвель и смотрел куда-то наружу. В номере было душно, окно закрыто. Все внимательно слушали отца, и мне было приятно, что моего отца так слушают.

Отец стоял спиной к окну, в руках у него была папка, отделанная голубой кожей. Когда я вошел, он только на секунду прервал свое чтение.

— …до сих пор, — продолжал он с полуслова, — человечество пыталось предотвратить экологическую катастрофу, вызванную разрушением окружающей среды. Здесь же мы имеем дело с опасностью другого рода, с опасностью полного сохранения среды. Это явление совершенно нового типа. Мы не знаем, единичен ли данный случай, ведь подобные аномалии возможны и в других регионах…

— Пока тихо, — буркнул директор телефонной станции. Он методично расстегивал и застегивал три верхние пуговицы своего парадного пиджака.

— Таким образом, возникает три основных вопроса, — продолжал отец. — Первое: почему до сих пор происходящее в городе осталось незамеченным? Второе: какова опасность распространения данного явления? И третий, более приятный вопрос, — отец даже покашлял. — Возможен ли здесь для человечества положительный эффект…

Некоторое время я не слушал, смотрел на голубое небо за окном, потом как бы вернулся.

— …поражает бюрократическая слепота налоговых и статистических служб. Один только завод электронной техники выполняет многомиллионный заказ, сюда поступает сырье, оборудование. Осваиваются новейшие технологии, превосходящие западные аналоги… И все это на заводе, где работает практически три человека…

— Два, — буркнул Геннадий Виссарионович.

Отец карандашом сделал какое-то исправление в своих бумагах и продолжал:

— На все это как бы закрыли глаза. В городе соблюдается паспортный режим, и в местной системе МВД, как и положено, на полторы тысячи человек наличествует один милиционер. Две недели назад он умер, и будет назначен новый. А постоянно совершающиеся здесь убийства, по закону убийствами не считающиеся, могут быть причислены юристами только к разряду несчастных случаев.

Высокая смертность привела к тому, что в городе был построен стационар на тысячу коек — получается, один покойник на сто коек. И то, что за все время работы стационара из него не выписался ни один человек, в процентном отношении выглядит вполне нормально.

Давно следовало бы обратить внимание на тот факт, что город, столь незначительный по населению, принимает постоянное участие в десятках международных выставок и конкурсов: здесь и живопись, и скульптура, здесь известная всему миру механическая игрушка…

Какое-то время я снова не слушал, потому что открылась дверь и на пороге появилась мама. Я смотрел на нее.

— Неизвестно, какие последствия повлечет за собой полное раскрытие исторических истин, как повлияет на психику человека то обстоятельство, что вокруг него существуют и живут несколько поколений его предков. Не настоящее в этом случае сменяется будущим, а прошлое отменяет настоящее.

Есть и другая опасность: в искаженной системе развития возникли новые, совершенно отличные от людей существа. Это не люди, хотя они и имеют человеческий облик…

Кромвель завозился на подоконнике. Он дернул крылом и повернул свою маленькую головку. Черные птичьи глазки уставились на отца, но тот этого не заметил. И никто этого не заметил, только Кириллов заерзал в своем кресле.

— Так что существует возможность проникновения так называемых крепов в наш большой мир, и совершенно неизвестно, что они туда принесут. На сегодняшний день о крепах твердо известно только то, что они неистребимы: на них не действуют ни высокие температуры, ни отсутствие воздуха, ни радиация. И, что самое неприятное, мы не знаем, чего они хотят. Сегодня мы пока не имеем возможности изучить ни их физиологию, ни их логику… Но есть и положительные стороны…