Анатомия страха. Трактат о храбрости - Хосе Антонио Марина

Поэтому в настоящее время считается, что основной причиной возникновения паники является именно интерпретация субъектом его телесных ощущений. Одни не придают им значения, а другие воспринимают как признаки надвигающейся трагедии. Паникой следует считать фобию, вызванную физическими проявлениями, своего рода интероцептивную фобию. Иными словами, это острейший приступ тревоги, усиленный страхом смерти или причинения вреда окружающим, страхом безумия; он не проходит бесследно, у человека сохраняются опасения, что эпизод повторится, и, как следствие, значительно снижается качество жизни. То есть мы снова наблюдаем пример страха перед страхом. Это страх перед фобией и одновременно перед ситуациями, порождающими фобию. Одно дело — боязнь крыс и совсем другое — страх перед приступом паники, вызванным видом крысы.

За последние годы значительно возросла эффективность лечения панических расстройств. Однако же тут мы сталкиваемся с ситуацией, общей для всех патологических страхов, о которых еще пойдет речь в моей книге. Медикаментозная терапия приносит несомненные плоды, но гораздо полезнее методики, основанные на „угашении условной связи“ и направленные на изменение интерпретации симптомов, вызывающих приступ.

2. Специфические фобии

Хардьель Понсела[45] сказал как-то, что медицина есть искусство сопровождать больного до самой могилы, утешая его мудреными греческими словами. При лечении фобий это определение верно, как никогда, поскольку в последнее время мы наблюдаем настоящий бум изобретательства терминов, производных от греческого phobos, „страх“. Список их огромен и разнообразен. К самым тяжелым случаям относится агорафобия, страх открытых пространств или больших скоплений людей. Или клаустрофобия, боязнь оказаться в замкнутом пространстве: в лифте, в самолете или даже в театральном зале. Животные также порождают целый ряд самых курьезных расстройств. Некоторые фобии весьма распространены и объяснимы — страх перед змеями, пауками или крысами, например. Они связаны с возможной опасностью или с чувством отвращения, гадливости, которая, строго говоря, не является страхом, поскольку возникает, даже когда неприятные существа сидят в клетке. Наполеон и Веллингтон боялись кошек. В одном стихотворении Ронсара также звучит страх перед семейством кошачьих:

О Боже, до чего я кошек ненавижу!Ужимки их и шерсть, и когти, и хвосты.Меня вгоняют в дрожь несносные коты.Я прочь бегу стремглав, едва лишь их завижу.

В романе „Голубка“ Патрик Зюскинд рассказывает историю человека, боявшегося голубей. Ее главный герой, Йонатан, не в силах противостоять страху, обрекает себя на участь изгоя, влачит жалкое существование и даже задумывается о самоубийстве.

Только наверху, на подходе к седьмому этажу, ему стало страшно, что путь окончен: наверху поджидала голубка, жуткая тварь. Она будет сидеть в конце коридора, с красными когтистыми лапами, обложенная перьями и пометом, она подстережет его, эта голубка с ужасными голыми глазами, и встопорщит перья, и налетит на него, Йонатана, хлопая крыльями, и зацепит его своим крылом, от нее невозможно уклониться в тесноте коридора. Она склонила голову набок и уставилась на Йонатана своим левым глазом. Этот глаз, маленький круглый диск, карий, с черной точкой зрачка — внушал ужас. Первая мысль была о том, что сейчас с ним случится инфаркт или инсульт[46].

Стимулы, вызывающие фобии, так многочисленны, что можно было бы посвятить им целую энциклопедию. Люди страшатся высоты, пустого пространства, воды, ураганов и молний. Император Август боялся темноты, а физик Френсис Бэкон — лунных затмений. Особенно часто встречается страх перед полетами на самолетах и перед путешествиями на других видах транспорта, многие не переносят вида крови и ран. Когда человек страдает какой-то одной специфической фобией, то вполне вероятно, что с ней соседствуют и другие, менее явные, а это, в свою очередь, заставляет вспомнить о нашей старой знакомой — общей подверженности страхам. Несмотря на острый характер, специфические фобии легко излечимы. Особенно эффективен в данном случае метод ступенчатого приближения больного к объекту страха.

3. Более сложный случай: ипохондрия

Обычная забота о своем здоровье может принять аномальные формы и превратиться в гипертрофированное беспокойство о состоянии собственного организма: человек постоянно прислушивается к себе, разглядывая любое ощущение сквозь увеличительное стекло страха в поисках опасных симптомов. Зачастую жертва ипохондрии критически относится к таким опасениям, пытаясь воспринимать их с юмором. Вот как пишет об этом Джером К. Джером в книге „Трое в лодке, не считая собаки“:

Как — то раз я зашел в библиотеку Британского музея, чтобы навести справку о средстве против пустячной болезни, которую я где-то подцепил, — кажется, сенной лихорадки. Я взял справочник и нашел там все, что мне было нужно; а потом от нечего делать начал перелистывать книгу, просматривая то, что там сказано о разных других болезнях… Несколько минут я сидел как громом пораженный, потом, с безразличием отчаяния, принялся переворачивать страницы дальше. Я добрался до холеры, прочел об ее признаках и установил, что у меня холера и что она мучает меня уже несколько месяцев, а я об этом и не подозревал… Я перешел к пляске святого Витта и выяснил, как и следовало ожидать, что ею я тоже страдаю. Тут я заинтересовался всей этой историей и решил разобраться в ней досконально. Я начал прямо по алфавиту. Брайтовой болезнью, как я с облегчением установил, я страдал лишь в легкой форме, и будь у меня она одна, я бы мог надеяться прожить еще несколько лет. Воспаление легких оказалось у меня с серьезными осложнениями, а грудная жаба была, судя по всему, врожденной. Так я добросовестно перебрал все буквы алфавита, и единственная болезнь, которой я у себя не обнаружил, была родильная горячка[47].

К сожалению, в далеко зашедших случаях становится не до шуток. А. Д. Барский, Г. Вишак и Г. Л. Кирман разработали особые критерии для диагностики ипохондрии: 1) наличие физических симптомов; 2) преувеличенный страх заболевания; 3) убежденность в тяжести своего состояния, несмотря на все заверения врачей; 4) повышенная сосредоточенность на телесных ощущениях; 5) реакции и поведение, обычно присущие больным; 6) влияние расстройства на трудовую деятельность, общественную и личную жизнь пациента; 7) объективное отсутствие недуга, способного вызвать подобные симптомы; 8) отсутствие психических заболеваний в анамнезе.

Ипохондрия связана с другими психическими нарушениями, в особенности с тревожностью и депрессией, а также с обостренной чувствительностью к жизненным трудностям, что, впрочем, не должно нас удивлять. Сторонники психоанализа считали, что ипохондрия неотделима от нарциссизма. Человек, страдающий ею, полностью поглощен мыслями о собственном теле, о собственной боли, он получает истинное наслаждение, выставляя напоказ испытываемые страдания и скрупулезно описывая симптомы. Был период, когда изучались возможные преимущества, которые ипохондрик извлекает из своего состояния, чувствуя себя в центре всеобщего внимания. Как пишет Баур, „ипохондрия очень удобна: раз ты болен, то тебе полагается опека и внимание окружающих, ты имеешь право на беспомощность, привязываешь к себе близких (разве можно бросить больного человека?) и тем самым невыносимо осложняешь им жизнь своей досадной зависимостью“. Нетрудно предположить, что ипохондрия является серьезным испытанием для семейных отношений.

По всей видимости, существуют также подтверждения тесной связи между ипохондрией и „отрицательной аффективностью“, о которой мы уже говорили и которая способствует сосредоточенности на собственных проблемах и безразличию к окружающим (Ингрэм и Смит, 1984; Псижински и Гринберг, 1985). Однако Делия Чоффи отмечала, что одной только сосредоточенности на себе недостаточно, должны присутствовать также и опасения — они могут быть как приобретенными, так и изначально присущими данной личности. Тем не менее ипохондрики острее ощущают неприятные симптомы в периоды вынужденного бездействия и меньше страдают от них, когда чем-то увлечены. Американский психолог Джеймс Пеннебейкер доказал, что в часы скуки люди вообще чувствуют себя хуже и даже чаще кашляют, — на мой взгляд, последнее наблюдение может свидетельствовать о качестве лекции, например. Некоторые авторы (Барский, Кирман) предлагают заменить термин „ипохондрия“ на более общий и описательный — „расширенное соматическое восприятие“, что вполне созвучно нашим рассуждениям о базисном характере тревоги, поскольку речь снова идет о людях, чья психика похожа на мощный резонатор, многократно усиливающий любой раздражитель.