Легенды Арбата - Михаил Веллер

И вот только здесь начинается история собственно о рыбалке.

Осталось только назначенную местность опрыскать невыразимым парфюмом от комаров и гнуса.

Ельцин и Хасимото вылезают из вертолета. С удовольствием вдыхают таежный воздух. Смотрят вдаль фотогенично. Говорят друг другу, какие чудесные места в российской Сибири. Направляются к берегу, где для них уже держат наготове спиннинги. По дороге натыкаются на какой-то неогибаемый фуршетный столик.

- Ну, чтоб ловилась, - гудит Ельцин и начинает нагибать японца.

А на костерке уже булькает котелок. А в кустах невидимо отдается команда.

Услышав в трубку эту команду, на катере за утесом приступают. Выбивают из бочки днище и споро вываливают в реку бочку черной икры.

И смотрят тупо - осознают. Не верят - переглядываются. Течение унесло и растворило - как не было.

- Может, это рыба была такая… икряная?…

- А по дороге лопнула… и икра…

- Ну ладно… - а где же сама рыба?…

Ладонью снимают со стенок - на закуску. Старший бьется в падучей и мечет хлопья:

- Кто!!! Кто!!! Как??? Как??? Мудак!!! Мудак!!! А из трубки:

- Пошла?

- Пошла, - отвечают, осторожно вскрывают вторую бочку и переводят дух с облегчением.

А Ельцин и Хасимото, соблюдя национальный ритуал по разгонной и по заздравной, суют ноги в рыбацкие ботфорты, по-мушкетерски взмахивают бамбуковыми хлыстами и закидывают снасти. И с непередаваемой внимательностью рыболовов, этим радостным и требовательным ожиданием чуда, - следят.

Старик и море. Два капитана. Чудо не чудо, но на лицах начинает появляться выражение.

Следить есть за чем. По реке таки да плывет рыба. Довольно быстро, в соответствии с течением. Но плывет как-то нехарактерно. Можно сказать, вызывающе плывет. Во-первых, поверху. Во-вторых, не только головой вперед, но в вольных позах: и боком, и даже задним ходом, по-рачьи хвостом вперед. В-третьих, белеет обращенными кверху брюхами, как на курорте. Отчего ее особенно хорошо заметно.

Уснула рыба. Баиньки. Сдохла. Пока в самолете, пока в вертолете, пока на барже, пока на катере, - русский экстрим крокодила доконает. Да и бочки были щедро запрессованы, придавая обитателям компактную, но трудную для жизни квадратную форму. Такого путешествия никакой Пржевальский не вынесет. И плывет теперь рыба исключительно повинуясь закону Архимеда.

А что, когда вываливали ее из бочек в реку - не видели? Видели. Безвыходность оглушала. Ужасались и истерически хихикали. А что делать.

Лицо Ельцина искажается мучительным умственным усилием. Соображает он плохо, но видит хорошо. У него нормальная старческая дальнозоркость. И в его мозгу содрогается монтажная работа по соединению увиденного с подобающим. И неодобрительная растерянность кристаллизуется в облик крупного кровососущего зверя. Свита ссыхается, пятясь.

У Хасимото же дело обстоит как раз наоборот. Ему трудно разглядеть собственный ай-кью, но не потому что он микроцефал, а потому что минус до хрена на каждый умный глаз. Он воспринимает живописную природу сквозь толстые выпукло-вогнутые очки. По причине недостатка животных жиров в рационе японцы долго живут и плохо видят. Меньше огорчаются.

Тем временем стиль плавания рыбы никак не сказывается на ее аппетите. Дохлая не дохлая, она исправно делает то, что от нее и требуется - она клюет! Причем сильно так, бодро клюет. И не сопротивляется при вытаскивании. Эх, зеленая, сама пойдем, подернем-подернем - да ухнем! И являет во-от такой размер и умильную упитанность.

Эта оголодавшая падаль клюет всеми местами! Ельцинский карп схавал крючок спинным плавником. А хасимотовская форель подбежала и ударилась об острие животом.

Увеличенные линзами глаза Хасимото делаются как марсианские летающие блюдца.

Тонко поет одинокий неприкаянный комар…

Назревает тихий и ехидный международный конфуз. Уже проступают в небе роковые буквы - издевательские заголовки желтых газетенок.

И тут мимикрирующий под рыбака-ассистента охранник находит и осуществляет изящное решение. Перехватывая вздетую из воды рыбину и активно дрыгая под ней сачком, он легким ювелирным движением фехтовальщика смахивает этим сачком с японца очки. Тот даже почувствовать ничего не успел, только хрупкий шепот послышался - это стекла об камень брызнули.

Все раскрыли рты. Кроме японца, который наоборот, сощурил все лицо с выражением обороняющейся подслеповатости. Охранник содрал рыбу с крючка, плюхнул в ведерко, поозирался на окружающие выражения и с душераздирающими ахами стал бить себя по голове. Всем поведением он демонстрировал решимость встать на колени и сделать харакири.

В воздухе распустился розовый вздох всеобщего счастливого облегчения. Утешают японца и аж тают от сочувствия.

- Ковригин! идиот! смотреть! думать! рапорт! вон! - гремит начальник охраны, как майская декоративная гроза, а сам ручку ему жмет и глазами лижет до дыр.

- Виновный будет строжайше наказан! - вытягивается он перед Хасимото и как бы невольно кидает взгляд на рыбацкий тесак.

- Ничего, рыба крючок сама найдет!… - уверяет старший рыбинспектор.

- Сейчас - поджарим - и - после стопки - по-русски - мимо рта - не пронесешь! - гудит Ельцин, подмигивая и похлопывая.

Что же коварный самурай? Он достает из кармана запасные очки. Детально крепит свой оптический прибор на носу и ушах. Теребит и дергает, проверяя на прочность. И машет небрежно: Япония богатая страна, очков хоть всеми местами носи.

Молодецким взмахом он со свистом посылает блесну на середину реки. В самую гущу этого пейзажа поеле битвы. И опять сразу по-крупному клюет. Топит и тянет.

Свита азартно вскрикивает, обеспечивая звуковую поддержку. Хасимото крутит катушку силой и откидывается, словно выбирает якорь линкора. Леска звенит опасно в натяге! Удилище рвется из рук и буксирует рыбака в воду.

Помощник, охранник и секретарь вцепляются в своего премьера, согласно национальной русской инструкции «дедка за репку, внучка за жучку». Сползают, бороздя упертыми каблуками. В эту ночь решили самураи перейти границу у реки. Перетягивание каната. И-эххх!… Кий-яяя!!!

И н- а-к-о-н-е-ц показывается из воды…

Большое! Лоснящееся. Черное. Круглое. Длинное. Как кашалот. Лох-несское чудовище.

Оно бьется, пузыря воду!!! Огромное!!! Загадочное… Раздвоенное!!! Мощное и страшное.

Боже, что это…

Это зад аквалангиста в гидрокостюме. Двоих доставили из Москвы, чтобы они рыбу на крючки под водой нацепляли. Обычное дело, так часто делают.

А здесь мелко. По колено, можно сказать. Местные эксперты предупреждали. Приходится аквалангисту лежать на дне на брюхе и переползать по-пластунски. Сделал одно неверное движение - и выставишься.

И вот эта дрянь недорезанная, имперский реваншист, всадил ему крюк в ягодицу. Такой блесной только акулу ловить. Резина костюма прочная, толстая, а бурлак узкопленочный на радостях тащит, как тральщик!

Вся береговая братия уставилась на несвоевременное явление Христа народу. А у японцев переклинило мозги - они тащат! Вообще жестокий народ.

- Ковригин, твою мать, любимый мой… - бессмысленно шипит и гаснет начальник охраны; а сам щиплет больно…

Рыбак- охранник-ассистент с суетливым криком:

- А вот я помогу! сейчас!., сейчас!., дайте… - забегает в воду, хватается за натянутую леску, кряхтит от верноподданности и чиркает ножом.

Черное и глянцевое исчезает бесследно, как и подобает мифическому чудовищу. Только плавником взмахнуло, словно погрозило кулаком. Типа: сволочи, я в Красной Книге.

Японская рыболовная артель, неожиданно лишившись противовеса, посыпалась на спины, задрав ноги. Самый удачный камень попался под затылок Хасимото. Снопом брызг из глаз очки сорвало с креплений и унесло в неизвестность.

Уловив полет очков, наемный убийца Ковригин буквально преобразился в сокола. Хищно подобравшись, он прыгнул на цель и одним поворотом каблука растер стекло по гальке. При этом он не переставал заботливо смотреть на Хасимото, руками в то же время оказывая ему первую и вторую помощь: поднимал, щупал, гладил по затылку и отряхивал как мать родная. Когда он убрал каблук с очков, там искрилась радужная пыль.

Хасимото наощупь идентифицировал своего благодетеля и вежливо пожал ему руку.

Американцы сбросили на японцев атомную бомбу от отчаянья. Их ничто не брало, самые эффективные средства борьбы отскакивали. Упрямый народ! Азиаты. Островитяне. Трудоголики.

Секретарь достает металлический футляр, из футляра - очки, кидает кинжальный взор по сторонам, и с поклоном подает Хасимото. Странно, что он при этом не закричал: «Хэйко банзай!»

Сломить их нельзя, но наказать можно. Футбольным пинком в ноги секретарю летит ведерко с рыбой - как косой его скосило. Вездесущий Ковригин подхватывает стремительное тело и встряхивает, вроде тигр жертву, вышибая очки из цепкой ручонки. То, что осталось от очков после этой дипломатической процедуры, можно выставить в витрине «Личные вещи жертв холокоста», но увидеть сквозь них можно только близкую смерть.