Нью-йоркская трилогия - Пол Остер

Судя по всему, Остер принял мои слова близко к сердцу. Он объяснил, что вызвал меня, поскольку чувствовал, что виноват, и ему необходимо было выговориться. Кому как не мне.

Уже несколько месяцев он пытался найти Куина – безуспешно. В своей квартире Куин больше не жил, а с Вирджинией Стилмен связаться не удалось. Тогда-то я и предложил Остеру поехать на квартиру Стилменов. Интуиция мне подсказывала, что Куин может оказаться именно там.

Мы надели пальто, вышли из дома и поехали на такси на 69-ю стрит. Снег валил уже целый час, и под колесами был настоящий каток. Войти в здание труда не составило: мы проникли в подъезд вслед за возвращавшимся домой жильцом, поднялись наверх и подошли к квартире, которая когда-то принадлежала Стилменам. Дверь оказалась не заперта. Мы с опаской вошли внутрь и увидели перед собой вереницу совершенно пустых комнат. В дальней комнатке, такой же пустой, как и все остальные, на полу лежала красная тетрадь. Остер поднял ее, полистал и сказал, что она принадлежит Куину. Затем передал тетрадь мне – чтобы я ее сохранил. Вся эта история так его расстроила, что оставлять тетрадь у себя ему не хотелось. Я сказал, что верну записи Куина, как только он будет готов их прочесть, но Остер только головой покачал: красная тетрадь ему не понадобится. Мы вышли из квартиры и спустились на улицу. От снега город стал совершенно белым. Снег продолжал идти, и казалось, он не кончится никогда.

Где сейчас Куин, сказать не берусь. Записывая эту историю, я старался держаться как можно ближе к красной тетради и готов ответить за все неточности. Бывали случаи, когда текст с трудом поддавался расшифровке, но я всякий раз пытался вникнуть в написанное, дабы избежать отсебятины любой ценой. Разумеется, красная тетрадь, о чем, впрочем, проницательный читатель догадается и сам, лишь половина истории. Что же касается Остера, то я убежден: в этом деле он повел себя не лучшим образом, и если нашей дружбе пришел конец, то винить в этом он должен себя самого. Я же думаю о Куине постоянно. Он будет со мной всегда. И где бы он сейчас ни находился, я желаю ему удачи.

Призраки

Вначале был Синькин.[1] Позже появился Велик, за ним Черни, а еще когда-то, давным-давно, нарисовался Желтовски. Желтовски привел его в профессию, научил уму-разуму, а когда состарился, Синькин занял его место. С этого все начинается. Место действия – Нью-Йорк, время – настоящее, и то, и другое – величины постоянные. Каждое утро Синькин приходит в свой офис и садится за стол в ожидании каких-либо происшествий. Долгое время ничего не происходит, а затем в офисе возникает человек по фамилии Велик, и с этого все начинается.

Дело кажется простым. Велик хочет, чтобы Синькин понаблюдал за неким Черни, чтобы он не спускал с него глаз до дальнейших распоряжений. Под началом Желтовски Синькин не раз выполнял филерскую работу, и это задание представляется ему не лучше и не хуже прочих, пожалуй, даже более легким.

Синькину нужна работа, поэтому он внимательно слушает Велика и не задает лишних вопросов. Про себя он заключает, что дело семейное и что перед ним – ревнивый муж. Велик в подробности не вдается. Ему нужен еженедельный отчет, напечатанный под копирку на листах определенного формата и отправленный на такой-то абонентный ящик. В ответ Синькин будет еженедельно получать по почте чек. Велик сообщает, где живет Черни, описывает его внешность и так далее. И сколько же, интересуется Синькин, может тянуться это дело? Велик цедит что-то неопределенное. В свое время он обо всем проинформирует Синькина, а пока тот должен регулярно присылать отчеты.

Да, Синькин находит все это несколько странным, но нельзя сказать, что в тот момент у него возникли какие-то нехорошие предчувствия. Другое дело – кое-что в облике Велика бросается в глаза. К примеру, черная борода и необыкновенно кустистые брови. Да и кожа до того бела, словно напудрена. В маскараде Синькин знает толк, и на мякине его не проведешь. Ему было у кого учиться: в свое время Желтовски слыл одним из лучших профессионалов. Пожалуй, я ошибся, говорит себе Синькин, дело-то, похоже, не семейное. Но до конца додумать эту мысль некогда, так как инструктаж продолжается.

Все уже устроено. Велик снял квартирку через дорогу от Черни. В нее можно въехать хоть сегодня. Она будет числиться за Синькиным до окончания дела.

Это хорошо, вставляет Синькин. Лишняя беготня ни к чему.

Именно, соглашается Велик, оглаживая бороду.

Все решено. Синькин берется за это дело. Они обмениваются рукопожатием. В знак доверия Белик даже вручает Синькину аванс – десять полусотенных в конверте.

Итак, все начинается рукопожатием молодого еще Синькина и человека с фамилией Велик, который явно выдает себя за другого. Не суть важно, решает Синькин после ухода Велика. Наверняка у него есть на то свои причины. Его проблемы. От меня требуется одно – выполнить работу.

На календаре 3 февраля 1947 года. Знал бы Синькин, что дело затянется на годы! Но ведь настоящее так же темно, как прошлое, и не менее загадочно, чем будущее. Так уж устроен мир: слово за словом, шажок за шажком. Синькин многого не знает и не может знать в данную минуту. Знания даются не сразу, и за них частенько приходится платить высокую цену.

Синькин поднимает трубку и набирает номер будущей миссис Синькиной.

Мне предстоит одно тайное расследование, сообщает он своей возлюбленной. Какое-то время мы не увидимся, но ты не расстраивайся, я думаю о тебе постоянно.

Синькин достает с полки серый ранец и кладет в него пистолет тридцать восьмого калибра, бинокль, тетрадь и так далее, весь джентльменский набор. Он наводит на столе порядок, запирает офис и отправляется прямиком на квартиру, которую снял для него Велик. Адрес, в принципе, не важен, но, предположим, где-то в районе Бруклин-Хайтс. Какая-нибудь тихая улочка неподалеку от моста – скажем, Оранж-стрит. Здесь находилась типография, в которой вручную набирали первое издание «Листьев травы» Уолта Уитмена в 1855 году. Здесь в красной кирпичной церкви Генри Уорд Бичер произнес с кафедры свою обличительную речь против рабства. Для местного колорита этого будет достаточно.

Квартирка представляет собой маленькую студию на третьем этаже четырехэтажного дома из бурого песчаника. Синькин с удовлетворением отмечает, что тут есть все необходимое, причем новехонькое: кровать, стол, стул, ковер, постельное белье, кухонная утварь, – решительно всё. В стенном шкафу висит полный гардероб. Не будучи уверен, что эти вещи именно для него предназначены, Синькин решает их примерить и быстро убеждается: да, для него. Мне приходилось жить в квартирах и побольше, рассуждает он, но тут уютно, вполне уютно.

Он спускается вниз, переходит улицу и, войдя в дом, осматривает ряд почтовых ящиков. Вот он – Черни, третий этаж. Пока все идет хорошо. Он возвращается к себе и приступает к делу.

Раздвинув занавески, он видит в доме напротив Черни, сидящего за столом. Похоже, он что-то пишет. Взгляд в бинокль подтверждает это предположение. Конечно, линзы не настолько сильные, чтобы разглядеть слова, но в любом случае прочитать строчки вверх ногами едва ли было бы возможно. Ясно одно: Черни пишет в тетради, красной ручкой. Синькин достает собственную тетрадь и делает первую запись: «3 фев. 15. 00. Черни пишет за столом».

Время от времени Черни отрывается от работы и смотрит в окно. В какой-то момент, решив, что его засекли, Синькин ныряет за штору. Дальнейшее наблюдение позволяет сделать вывод: это невидящий взгляд, характерный для работы мысли, взгляд, не различающий предметов. Иногда Черни встает из-за стола и исчезает (отошел в угол? скрылся в ванной?), но ненадолго. Это продолжается несколько часов, и ситуация яснее не становится. В шесть вечера Синькин записывает в тетради: «Это продолжается несколько часов».

Синькин испытывает – нет, даже не скуку, скорее это можно назвать обманутыми ожиданиями. Не имея возможности прочесть, что там пишет объект, он пребывает в полной растерянности. Может, этот Черни сумасшедший, решивший взорвать мир, и в тетради он выводит некую тайную формулу? Мысль настолько детская, что Синькину становится за нее стыдно. Время для выводов еще не пришло, говорит он себе. Лучше пока воздержаться от каких бы то ни было умозаключений.

Он думает о разных мелочах, пока не переключается на будущую миссис Синькину. Сегодня они должны были увидеться, и, если бы не Велик и это неожиданное задание, они бы сейчас сидели в китайском ресторане на 39-й стрит, незаметно держась за руки, а потом неуклюже орудовали палочками для еды. После ресторана они бы пошли в кино. Перед ним вдруг возникло ее лицо (опущенные глаза, смущенная улыбка), и он пожалел, что торчит в этой комнатенке, вместо того чтобы быть рядом со своей пассией. Может, хотя бы поболтать с ней по телефону? Пожалуй, не стоит. Лучше не выказывать свою слабость. Дать ей понять, что он в ней нуждается, значит утратить изначальное преимущество, а это ни к чему. Мужчина должен выглядеть сильнейшим.