Последняя звезда - Рик Янси

Рингер не уступает:

– Эван – человек. Его предназначение очевидно. А вот что спровоцировало мозг Эвана к бунту – и по этой причине Вош хочет его перепрограммировать – уже не так очевидно. Он ведь предал не только свой «народ». Он предал себя.

Бен вздыхает:

– Полная жопа.

Он прислоняется к стене, пытаясь встать поудобнее. С пулей в ноге это невозможно. Поверьте, я пробовала.

– Значит, нет никаких спасательных капсул и не будет никакой эвакуации глушителей, – медленно произносит Бен. – Нет капсул, и нельзя попасть на корабль. Нельзя попасть на корабль – нельзя его и взорвать. Весь план летит к чертям. А как же бомбежка? Или это дезинформация, которую выдала его программа?

Рингер долго не отвечает. Понятия не имею, о чем она думает. А потом мне приходит в голову, что все это хитрый трюк Воша. С Рингер что-то случилось после того, как она выселилась из отеля «Уокер». Кто-то начинил ее бионическими штучками, и она превратилась в получеловека-полумашину, оружие массового уничтожения. Откуда нам знать, не перешла ли она на сторону врага? Один красавец с рекламной внешностью именно так и сделал. Может, она вообще всегда была на их стороне?

Мой палец снова ложится на затвор винтовки.

– Я думаю, что они все же будут бомбить города, – наконец говорит Рингер.

– Зачем? В чем смысл?

– Причин много. Первая – так они выровняют игровое поле перед Пятой волной. Бой в городских условиях дает глушителям слишком большое преимущество, а иные не могут допустить явного перевеса одной стороны. Но главная причина заключается в том, что города хранят нашу память.

ЧТО? И тут до меня доходит, а когда доходит, я чувствую рвотные позывы. Мой отец и эта проклятая тележка с проклятыми книгами. Библиотеки, музеи, университеты, все, что мы создавали и строили больше шести тысяч лет. Города – это нечто большее, чем просто инфраструктура. Города больше, чем кирпич, бетон, строительный раствор и сталь. Города – сосуды, в которых хранятся знания человечества. Если их уничтожить, это будет окончательный сброс времени, и дальше пойдет отсчет обратно в неолит.

– Недостаточно просто уменьшить популяцию до устойчивого уровня, – тихо произносит Рингер. – Недостаточно сровнять с землей все, что мы построили. Популяция способна возродиться. Мы все отстроим заново. Чтобы спасти планету и наш вид, они должны изменить нас. – Рингер прикладывает ладонь к груди. – Вот здесь. Если иным удастся уничтожить доверие, они уничтожат сотрудничество. Нет сотрудничества – нет цивилизации.

48

– Ладно, – говорит Бен. – Пора переходить к сути. Капсулы вычеркиваем, но бомбы остаются. Следовательно, мы не можем здесь торчать. Слишком близко к Эрбане. Лично меня это устраивает. Я реально ненавижу этот долбаный город. Итак, куда направимся? На юг? Я за юг. Найдем источник питьевой воды, где-нибудь в глуши…

– И? – спрашивает Рингер.

– Что – и?

– И что потом?

– Потом?

– Да, когда мы заберемся в глушь – что потом?

Бен поднимает руку. Безвольно роняет. Его губы растягиваются в улыбке. В этот момент он такой по-мальчишески милый, что я готова расплакаться.

– Нас пятеро. Организуем банду, – заявляет он.

Я хохочу. Бен иногда бодрит, как горный ручей, когда случайно соскользнешь в него босой ногой. Рингер глядит на него с непроницаемым лицом.

– Черт, а что нам еще делать? – не выдерживает Бен.

Он смотрит на Рингер. Потом на меня.

– О господи, Салливан, – стонет Бен и ударяется затылком о стену. – Не вздумай туда идти.

– Он же за мной пошел, – напоминаю я. Бен знает, о чем я думаю, так что можно и вслух сказать. Мы оба слегка удивлены, что я зашла так далеко. – Он спас тебе жизнь. Дважды. Он спасал и меня. Трижды.

– Бен прав, – встревает Рингер. – Это самоубийство, Салливан.

Я закатываю глаза. Я уже слышала эту хрень – от самого Эвана Уокера. Так он сказал, когда узнал, что я решила пойти в лагерь смерти на поиски младшего брата. И почему я всегда одна, как островок безумия в океане разума? Мое «нужно» против «не нужно» всех остальных. Мое «сделаю» против всеобщего «лучше не надо».

– Сидеть здесь – тоже самоубийство, – возражаю я. – И бежать в глушь не лучше. Что мы сейчас ни сделаем – все будет самоубийством. Мы дошли до той точки в истории, когда надо выбирать, Рингер. Смерть со смыслом или бессмысленная смерть. – И добавляю: – Он бы ради нас это сделал.

– Нет, – тихо говорит Бен. – Он бы сделал это ради тебя.

– База, куда его забрали, в тысяче миль отсюда, – не уступает Рингер. – Даже если ты туда доберешься, ты все равно опоздаешь. Вош к этому времени с ним расправится. Ты не застанешь Эвана в живых.

– Ты этого не знаешь.

– Знаю.

– Нет, ты говоришь, что знаешь, но на самом деле не знаешь. Точно так же, как не знаешь ничего из того, что якобы знаешь. Но мы должны верить в это, потому что ты у нас светоч разума.

– Что скажешь? – спрашивает Бен.

– В любом случае, оставаться здесь – не вариант, – невозмутимо отвечает Рингер Бену, словно все, что я сказала до этого, не было решающим голом. – Вертолет доставит груз и сразу вернется.

– Груз? – переспрашивает Бен.

– Она имеет в виду Эвана, – перевожу я.

– Зачем им?.. – Тут до него доходит. Убитые Рингер захоронены у дороги. Вертолет вернется за ударной командой. Бен утирает рот тыльной стороной ладони. – Охренеть.

А я думаю: «Вот оно! Вертолет!»

Рингер наблюдает за мной и думает, что знает, о чем я думаю, и это так, но еще не значит, что она постоянно бывает права.

– Забудь, Салливан.

– Что забыть? – спрашиваю я и сразу расписываюсь в слабости: – Тебе же удалось. По крайней мере, ты сказала, что удалось.

– О чем вы? – не понимает Бен.

– Тогда все было иначе, – говорит Рингер.

– И в чем разница?

– В том, что не было пилота. Мой «побег» от Воша не был побегом. Это была проверка двенадцатой системы.

– Что ж, мы можем притвориться, будто у нас тоже проверка. Если это поможет.

– Что еще за проверка? – Бен так раздражен, что у него даже голос повысился на октаву. – О чем базар, черт возьми?

Рингер вздыхает:

– Она хочет угнать «блэкхоук».

У Бена отвисает челюсть. Не знаю почему, но в присутствии Рингер мозги у него вытекают, как вода от спагетти через дуршлаг.

– А как же он? – Рингер кивает в сторону Сэма. – Тоже пойдет?

– Тебе-то какое дело? – огрызаюсь я.

– Ну, лично я не собираюсь с ним нянчиться, пока ты играешь в Дон Кихота.

– Знаешь, твои мутные литературные отсылки не производят на меня впечатления. И да, я знаю, кто такой Дон Кихот.

– Эй, дайте я угадаю, – вмешивается Бен. – Персонаж из «Крестного отца», верно? – Лицо у него серьезное, и непонятно, шутит он или нет. Когда-то поговаривали, что Бен – реальный претендент на стипендию Родса. Я не вру. – Ты собираешься сделать Вошу предложение, от которого он не сможет отказаться?

– С детьми может остаться Бен, – отвечаю я Рингер, как будто все уже продумала и план по спасению Эвана прорабатывался не один месяц. – Пойдем вдвоем, только ты и я.

– С какой стати мне с тобой идти?

– А почему бы тебе со мной не пойти?

Рингер напрягается, а потом, по какой-то непонятной мне причине, смотрит на Бена. Поэтому я тоже поворачиваюсь к Бену, а Бен упирает взор в пол, как будто впервые его видит: «Что это такое удивительное у меня под ногами?»

– А как тебе такой мотив? – Я не оставляю попыток. Почему? Потому иначе проиграю. – Забудь про меня. Забудь про Эвана. Сделай это ради себя.

– Ради себя? – искренне удивляется Рингер.

Ха! В кои-то веки раз она не может притвориться, будто читает мои мысли.

– С тобой он разобрался. Он сделал свое дело. И если ты хочешь покончить с этим, то должна явиться к нему.

Рингер отшатывается, как от затрещины. Хочет прикинуться, будто не понимает, о ком я говорю. Черта с два у нее получится.

Я все увидела у нее на лице, когда она рассказывала свою историю. Услышала в голосе. Оно было там. Между хмурыми минами и долгими паузами. Он – причина того, почему она не сдается, из-за него она держится, он – ее raison d’être[10].

То, ради чего стоит умереть.

– Вош думает, что ты собираешься сделать «зиг»… А ты сделаешь «заг». Он думает, что ты побежишь, а ты пойдешь вперед. Ты не можешь изменить того, что он сотворил, но можешь вырубить его самого.

– Это ничего не изменит, – шепчет Рингер.

– Может быть. Но зато он будет мертв. А это не пустяк.

Я протягиваю руку. Сама не знаю почему. Гарантия доставки товара – не мое дело. В голове чирикает голос разума – слабый, спокойный, древний и мудрый: «Она права, Кэсси, это самоубийство. Эвана нет, и больше чудес не будет. Отпусти его».

Мое место рядом с Сэмом. Оно всегда было рядом с Сэмом. Сэм – мой raison d’être. Он, а не какой-то больной на всю голову парень с фермы в Огайо. Господи, если Рингер права, даже любовь Эвана может оказаться бредом. Он только думает, что влюблен в меня, так же как считает себя иным.