Уйти и не вернуться - Чингиз Абдуллаев

Двое вошедших в городок людей сразу обратили на себя внимание. У одного из домов они остановились около одиноко сидевшего старика. В тяжелых, горных условиях, когда все члены семьи обязаны трудиться, дабы выжить, созерцателем и наблюдателем может быть только абсолютно немощный старик. Именно такой и сидел перед ними.

— Ассалам аллейкум, — поздоровался на фарси Чон Дин, — да пошлет Аллах удачу этому дому.

— Валлейкума салам, — отозвался старик, — кого ты ищешь, незнакомец, могу ли я тебе чем-нибудь помочь?

— Мы пришли издалека, — начал Чон Дин, — наш путь был долгим и трудным. Мы ищем здесь лавку Али-Рахмана, да будет благословенно имя его и имя его отца.

— Это недалеко, — показал старик, — совсем рядом. Пройдите вперед три дома и сверните направо. А потом-все время прямо. Наши лавки расположены там.

— Спасибо тебе, добрый человек.

— Но Али-Рахмана, кажется, нет, — вдруг добавил старик, — я уже два дня не вижу его.

— Мы посмотрим, — улыбнулся Чон Дин, взглянув на Падерину. Та согласно кивнула головой.

Они прошли по дороге, указанной стариком, выпили воды у колодца и направились дальше. У некоторых домов стояли телеги без лошадей. Очевидно всех лошадей успели мобилизовать для прохождения горных троп или бандиты, или правительственные войска. Хотя жители города давно не различали кто есть кто, не пытаясь, разобраться в хитроумных сплетениях кабульской официальной политики.

Ближе к дому Али-Рахмана телеги встречались все реже, ибо торговцы, как народ предприимчивый, предпочитали прятать своих лошадей и соответственно телеги от назойливых посетителей и незваных гостей. Торговая улица Зебака была вместилищем двадцати-тридцати лавок и пекарен, и если раньше здесь еще можно было услышать голоса или громкие споры, то теперь, вот уже несколько лет, на улице стояла непривычная тишина, нарушаемая лишь изредка случайными покупателями.

Лавка Али-Рахмана была ближе к концу улицы, там, где начинался обрыв и весело журчала небольшая реч ка, Чон Дину сразу не понравилась подозрительная тишина у этого дома, хотя сама лавка была открыта. Он сделал знак Падериной остановиться и тихо попросил:

— Я пойду первым. Если понадобится, вы войдете позже. На войне все решают секунды. Правильная тактика — верный залог успеха.

Подполковник Падерина согласно кивнула головой. Она понимала, что войти для первого контакта должен мужчина. Это было правильно по местным нормам и верно с точки зрения психологии афганских моджахедов, если бы вдруг они оказались в этой лавке.

Чон Дин, наклонившись, вошел в лавку Али-Рахмана. За прилавком стоял молодой парень лет двадцати в обычном для этих мест наряде — широких штанах, рубахе навыпуск, тяжелой безрукавке из козьей шкуры.

— День добрый, — поздоровался Чон Дин, — мне нужен Али-Рахман.

— Добрый день, — отозвался парень, — но его нет. Он уехал в Кабул.

— Прости меня за мою назойливость, — на Востоке приняты витиеватые выражения и многословные формулировки, — но ты не мог бы мне сообщить, когда это произошло?

— Два месяца назад.-сообщил парень, — он вернется через еще один месяц.

«Почему он врет? — подумал Чон Дин, — ведь им передали этот адрес несколько дней назад. Неужели у них не было никаких контактов с этим связным? Непонятно. Нужно проверить», — решил он и спросил:

— Прости меня еще раз, но скажи, ты не ждешь никаких известий из славного города Дели?

Парень замер, покраснел, посмотрел по сторонам.

— Войди, — показал он на другую дверь, пропуская в соседнюю комнату гостя первым.

— Как ты сказал? — спросил, заикаясь, парень.

— Не ждешь ли ты каких-нибудь вестей из Дели? — повторил Чон Дин и вдруг почувствовал, что за спиной у него кто-то стоит. Он резко обернулся и увидел направленное на него дуло винтовки.

VIII

Воспоминания. Старший лейтенант Вячеслав Черкасов

Из всех офицеров, прошедших войну вместе с Акбаром Асановым, это был самый дерзкий, самый отчаянный и самый смелый. Скорее, даже безрассудный, если такой термин может быть применим к офицеру военной разведки. Казалось, он был заговоренный. Смерть избегала его, словно опасаясь отчаянного напора этого человека, его колоссальной внутренней энергии. Пули дважды пробивали ему куртку, даже не задев ее обладателя. Вместе с десантниками он бывал в самых трудных местах, лазил в горы, ходил один в кишлаки. Его информация всегда была точной и своевременной, словно он опрашивал руководителей моджахедов, перед тем как принести сведения.

В Афганистан он попал летом восемьдесят шестого. К тому времени стало ясно, что предстоит затяжная война. Несмотря на все усилия, в предыдущие годы перелома в войне добиться так и не удалось. Племена, кочевавшие на юге по всей афгано-пакистанской границе, по-прежнему отказывались признавать безбожную власть, столь строго ограничивающую их традиционное перемещение. В горах устанавливались свои законы, с запада шли отряды наиболее непримиримых фанатиков, получавших оружие и деньги из соседнего Ирана. Практически все соседи Афганистана оказались втянутыми в эту войну. Исламский Иран с самого начала широко практиковал помощь религиозным отрядам, выступающим под знаменами исламской революции. Несмотря на изнурительную войну с Ираком, иранское правительство находило возможность для помощи своим братьям-единоверцам в соседней стране. Правда, делать э, то прихо' дилось достаточно осторожно, дабы не разозлить своего могучего северного соседа.

Проамерикански настроенный Пакистан никогда и не скрывал своей позиции. Тысячи инструкторов из западных стран, мощная поддержка оружием, непрерывные поставки медикаментов, продовольствия, техники для воюющих моджахедов не были особым секретом. Поставки шли из Америки и Израиля, из Франции и Англии, из Китая и Германии. Миллионы долларов оседали в сейфах пакистанских чиновников, продающих в другие, руки гуманитарную помощь Запада. Еще десятки миллионов оставались на счетах лидеров афганских моджахедов, на которых не жалели ни новейшее вооружение, ни щедрые подачки. На севере активизировалась разведка Китая, считавшего, что активность Советского Союза в этом регионе противоречит долговременным интересам самого Китая. И, наконец, в конфликте была задействована Индия, с помощью которой советское руководство постоянно держало в напряжении огромную по протяженности пакистано-индийскую границу, оказывая довольно сильное давление на пакистанские власти. Таким образом, в этом внешне очень локальном конфликте приняли участие страны от Ирака до Китая, образовав ту самую дугу нестабильности, о которой любил говорить помощник Президента Картера по национальной безопасности Збигнев Бзежинский, словно предвидевший последующие события в восьмидесятые годы.

В Советском Союзе утверждалась новая эра. Появились такие слова в политическом лексиконе страны, как «гласность», «демократия», «плюрализм». А в самом Афганистане по-прежнему шла война. После восемьдесят пятого-шестого годов эта война приняла характер партизанской борьбы против гарнизонов советских войск и собственных неверных, продадшихся иностранцам. В некоторых областях даже устанавливалось негласное разделение зон, при котором в крупных городах и поселках действовали представители официальной власти и части контингента советских войск: а в кишлаках и селениях контроль оставался за представителями афганской оппозиции.

К тому времени у оппозиции стали появляться подлинные лидеры, способные на консолидацию довольно большого числа людей, имевшие собственные программы выхода страны из кризиса. Дсанов иногда встречался с некоторыми из них и успевал заметить, как выросли в последние годы командиры моджахедов, какой культурный и нравственный .потенциал заложен в этих людях. Позже в фильмах и книгах он с удивлением встречал образы всегда непримиримых фанатиков или почти людоедов, против которых действовали советские солдаты. На самом деле все это было очень далеко от истины. Среди моджахедов, конечно, бывали и неистовые фанатики и просто идиоты, но бывали и другие — выпускники лучших теологических институтов Востока, потомственные аристократы из афганских родовых семей, крупные инженеры и предприниматели, получавшие образование в известных центрах научной мысли Франции, Англии, США. Но это касалось только высшего, очень тонкого слоя афганской оппозиции. На девяносто процентов она состояла из племенных образований и озлобленных крестьян, просто по необходимости взявших оружие в руки. Позже многие из них так и не смогут никогда вернуться в свои дома, на свои поля, в свои кишлаки. Убивать на воине — станет их основной профессией. И потянутся наемники из Афганистана во многие бывшие республики Советского Союза, продолжая сражаться и убивать, словно своеобразное возмездие за десятилетие отчаяния и ненависти. Посеявшие бурю — пожинают ураган.