Прощай генерал… прости! - Фридрих Незнанский

— А о конкретных причинах гибели вертолета и людей речи вообще не заходило…

«Да».

— Я навещу вас, когда вам станет легче. Но пока мне надо искать. Где это следует делать, здесь, в городе?

«Нет».

— Лететь на площадку?

«Да». И через паузу еще раз, настойчиво — «да, да!»

Из левого глаза Кати выкатилась слезинка и скользнула по щеке. Александр Борисович взял чистое полотенце с тумбочки и уголком его промокнул мокрый след на щеке женщины. Но она уже закрыла глаза. И не ответила на его слова: «До свидания, Катя, я скоро к вам снова приду…»

И как раз в этот момент в палату заглянула заведующая отделением. Она выразительно посмотрела на посетителя и глазами сделала ему знак удалиться. Он немедленно подчинился и вышел, не закрыв за собой дверь. Остановился, оглянулся.

Заведующая внимательно осмотрела лицо и руки больной, проверила показания приборов, стоящих возле ее кровати, поправила одеяло и вышла, вопросительно взглянув на Турецкого.

— Вам что-нибудь еще? — Голос у нее был, во всяком случае, недовольный.

— Вы не могли бы уделить и мне несколько минут вашего драгоценного времени, доктор? — со всей учтивостью, на которую только был способен, спросил Александр Борисович.

Она пожала плечами, будто не понимая, зачем это ему, но потом кивнула в сторону:

— Что ж, пройдемте… Ну так что вас интересует? — сухо спросила, когда уселась за свой рабочий стол сама и пригласила Турецкого устраиваться напротив.

— У меня к вам вопрос и просьба… Ангелина Петровна. — Турецкий вспомнил, как назвал ее Филя, еще и ухмыльнулся по этому поводу, а теперь понятно почему: уж на ангела она абсолютно не походила, скорее наоборот. Но как же все-таки Филе удалось ее уломать, этакую-то?

— Излагайте, — она умудрилась «прокаркать» слово, в котором не было ни одного «р». И полезла в карман за папиросами.

Турецкий немедленно предложил ей свои сигареты, но она отрицательно помотала головой и достала мятую «беломорину». А чтоб прикурить, вот тут уж, так и быть, снизошла до огонька его зажигалки.

— У больной уже были посетители?

— Разумеется, но только мы никого не пропускали. Вы стали первым. И что, много получили информации, я спрашиваю?

— Практически никакой. Жива хоть, и то слава богу! А что были за люди? Это, надеюсь, не секрет?

— Ну почему же? Сестра приходила. Со службы навещали. Ее же у нас знают многие. Интеллигентная женщина, умница… Умела сдерживать губернаторский «ндрав», возможно, вам знакомо такое слово?

— Еще бы! — Турецкий улыбнулся. — А что, случалась острая нужда?

— У нас Сибирь, — многозначительно ответила Ангелина Петровна, курившая переломленную папиросу будто какая-нибудь бомжиха, в кулаке. — Халатик-то можете снять, вон туда, на плечики, повесьте, — кивком указала она на стенной шкаф. — Это у нас для высоких гостей предназначено.

Турецкий жестом изобразил полное понимание и разоблачился. Вот оно как, оказывается.

— А что, Ангелина Петровна, мой коллега из МУРа кровушки вам тут своей настырностью не попортил? Так я готов за него принести…

— А нет нужды, — небрежно отмахнулась заведующая отделением. — Мы ж с ним, с Филиппом-то, давно знакомы, еще с Афгана.

— Да быть того не может! — воскликнул Турецкий и испуганно зажал себе рот.

— Может, может… — снисходительно и успокаивающе «прокаркала» Ангелина, а в глазах ее блеснули веселые огоньки. — Да разве ж я б кого пустила сюда, мальчик вы мой милый? Вы меня не стесняйтесь, Филипп рассказал мне уже, что мог, я же понимаю… Так какие у вас теперь трудности?

— Ну, Филя!.. — все не мог успокоиться Александр Борисович.

— Я слушаю, слушаю, — напомнила она.

— Я боюсь за нее.

— Так поставьте свою охрану, — она пожала плечами и раздавила окурок в пепельнице, — если она у вас есть. Но я не вижу смысла. В мое отделение и мышь не проскользнет.

— Но я-то шел…

— Ах, бросьте! Если вам Филипп ничего не объяснил, так это совсем не значит, что у меня здесь проходной двор.

— И желательно, чтобы о моем посещении тоже знало как можно меньше народу.

— А кто вас видел? Я думаю, что вам, наверное, будет важно переговорить с сестрой нашей Катеньки, да? Вот я вам дам ее телефон, позвоните, она женщина простая, без претензий, но достаточно умная.

— Еще один вопрос могу?

— Если последний на сегодня. Вы меня извините, но у каждого из нас есть и свои обязанности. Слушаю.

— Вы говорили, что Катерину Ивановну навещали тут. Ну, пытались. Со службы — это, вероятно, из администрации края, да? А по телефону интересовались, например, состоянием больной, при этом не представляясь ее родственником либо знакомым? Мне надо вам объяснять, чем продиктован мой вопрос?

— Не знаю, возможно, такие звонки тоже были, мы — больница, обязаны давать справки о состоянии здоровья своих пациентов. Но попыток несанкционированного проникновения в ее палату — так у вас это, кажется, называется, да? — таких попыток пока не было. Надеюсь, и не будет. Мы всем сообщаем, что Пшеничная, по сути, находится в коме. И диагноз неутешительный. А правду знают всего двое-трое лиц. Теперь и вы с Филиппом. Поэтому и смысла в охране не вижу, наоборот, сразу возникнет подозрение. А в том, что девочка, возможно, знает правду, я почти уверена. Все! Больше я вам ничего не скажу. Идемте, я вам покажу, где у нас служебный.

— Ну, Филя, ты — великий артист! — со значением сказал Александр Борисович, садясь в «Жигули». — И чего, спрашивается, темнил?

— Мелочи жизни, Сан Борисыч, — подмигнул тот. — Все мы там, в разной степени, проходили через их руки, понимаете? Но мы их потом забываем, а вот они нас — никогда… И узнают при встрече первыми. И ведь странная несправедливость! Ну сколько их было вообще в моей жизни, этих живодеров? Трое, пятеро? А нас у них? Тысячи. Однако же они помнят каждого, кого вернули с того света, а мы, неблагодарные скоты, даже свое спасибо толком выразить не умеем… Куда теперь?

— Вот телефон. Надо позвонить и узнать адрес. Это сестра Катерины.

— Откуда взял-то? — удивился Филипп.

— Ангелина твоя дала!

— Ну, ё-о-о! Охмурил-таки девушку, да?

— Ох, Филя, креста на тебе нету!..

Через несколько минут городская телефонная справочная выдала необходимый адрес. Филя посмотрел и сказал:

— Я знаю, где этот поселок. По той же трассе, куда тебя возили. За «резиденцией». Но время уже не рабочее, поэтому лучше не звонить, а сразу ехать туда.

— Но один звоночек я все же выдам, — сказал Турецкий. — Если братва решила, что я ее элементарно «наколол», то пусть это будет им утешением. Уж теле-фон-то Серова они наверняка слушают. — И он набрал номер прокуратуры. — Юрий Матвеевич? Еще на службе? Ох, извините, ради бога, это Турецкий беспокоит. Совсем уж было дошел до вас, да неожиданно встретил старинного приятеля, ну, разговорились, то-се, сто лет не виделись… Словом, если вы не против, я уж сегодня не стану вас беспокоить, а завтра, с вашего разрешения, прямо с утречка и загляну, не возражаете?

Тот помолчал явно озадаченно, а потом сказал:

— Да делайте, как это вам удобно, Александр Борисович. Вы же знаете, и я, и все материалы к вашим услугам.

— Ну, спасибо еще раз, всех вам благ! — и отключил свой мобильник. Сказал: — Теперь ни у кого нет ко мне претензий…

4

Людмила Ивановна оказалась старшей сестрой Катерины. Была она женщиной статной, видной — из той сибирской породы, которая, может, и сохранилась в тех краях, где неохотно усваивались и европейская, и азиатская цивилизации. На семейной фотографии, что делалась, видно, не так уж и давно, сестры сидели рядышком, очень похожие друг на дружку, но Катя почему-то казалась много моложе и нежнее Люды, хотя разделяли их только три года.

Александр Борисович на минутку представил Орлова и рядом с ним Катерину и подумал, что у крепко сбитого, рослого генерала губа была совсем не дура. Если слухи стоят того…

Не коттедж, нет, обычный, но добротный крестьянский дом с усадьбой, принадлежавший еще родителям сестер, стоял в ряду таких же крепких изб, но ближе других к лесу.

Встретил приехавших москвичей муж старшей сестры — сразу было понятно, мужик простой и бесхитростный. Узнав, кто есть гости, не раздумывая, позвал в дом, где, собственно, — и познакомил с женой и двумя детьми. Скромная, вовсе не городская обстановка в доме, спокойная атмосфера тепла и уюта настроили на такой же мирный лад. Ничего спиртного Андрей, так он, просто по имени, и представился, им не предлагал, зато чай был просто чудесный, а пирожки, варенье — это оказалось выше всякой похвалы.

Маленько почаевничали, как было положено по неписаному сибирскому уставу, и только потом перешли к важному разговору. И вот теперь Александр Борисович смог бы сказать, что ему открылось действительно неожиданно интересное — такое, что и в голову не пришло бы, кабы, опять-таки, не череда случайностей. Не встреть Филя в больнице докторшу, которая в Афгане спасла ему жизнь, не проникнись она, пожилая женщина, доверием к московскому следователю и так далее — не, не, не… Случай, из которого все решительно и проистекает!..