Три дня до эфира - Ямалеева Гульназ Фарисовна

Брючки серые, он сидит на корточках, улыбается и рассказывает что-то…

Рядом с ним другой мальчик. Есть ещё мальчик. Потемнее и поменьше ростом. Он его товарищ. Это друзья. Они вместе, и им не страшно, им хорошо. Никаких ограничений у них нет. Они не закрыты. Они на свободе… Им неплохо, и они спокойно разговаривают… Никакой опасности. Опасности нет. Их никто не похищал… Все… Все, больше не смотрю. Достаточно.

Шура была ошарашена — окончательно и бесповоротно. Как это никто не похищал?!! А награда — пятьдесят тысяч долларов? А отец, на котором лица нет и которому не до политики и ни до чего вообще… Он что, сам своего сына спрятал?

Так нет, Саша вообще не спрятан — никаких ограничений. Боже мой, ничего не понятно…

Светлана выглядела не просто усталой — измотанной. При дневном свете резко обозначились морщины, и теперь она выглядела лет на пятьдесят с лишним, — действительно, почти старуха. Дора молча убрала свечку в шкаф, тихо пододвинула на место кресла, поправила шторы. Девушки быстро распрощались с хозяйкой и ушли.

Срочно! Срочно нужно звонить Лешке! — вот в этом Шура была убеждена на все сто процентов.

Вопрос «поверила — не поверила» даже не мог возникнуть. Как не возникла мысль о награде для себя, появилась искренняя тревога за десятилетнего мальчика Пашу Снегирёва, которого ищут все, и ему наверняка нужна помощь. Даже если никто его не похищал, у пацана все равно какие-то серьёзные неприятности. И ещё появилась чёткая уверенность что нужен Лёша, он обязательно найдёт выход и поможет. И сейчас не время для личных обид — нужно звонить…

Владимир Владимирович Жучков прошёлся по комнате, остановился возле большого натюрморта и внимательно посмотрел на картину. Из всей своей коллекции больше всего Жучок любил именно эту. В искусстве и живописи бывший уголовник разбирался не очень, но с экспертами никогда не советовался, а в подборе коллекции ориентировался исключительно на собственный вкус. Больше всего он любил натюрморты. Этот, датированный 1747 годом, Жучков ценил больше всего. И вовсе не потому, что обошёлся он в довольно кругленькую сумму, почему-то именно в этой работе старого мастера Владимир Владимирович видел особую тщательность и добросовестность. А эти два качества для Жучка были главными.

Хозяин подошёл ближе и с наслаждением начал рассматривать композицию картины. В центре старый художник любовно выписал серпантин лимонной кожуры, чуть правее от яркого пятна на столе лежала сочная гроздь винограда, на заднем плане были выставлены керамические горшки, один чуть больше, другой меньше.

Почему-то все это располагалось на дорогом изысканном ковре, узор которого, как казалось Жучкову, особенно удался художнику.

— Н-да, — причмокнул Владимир Владимирович — работать раньше умели.

Он отвернулся от картины и задумался. Что-то в разговоре с Красновым ему не понравилось. Что-то не давало ему покоя и не позволяло спокойно наслаждаться картиной.

— Не найдут они снегиревского сынка, не найдут — сформулировал вслух Жучков мучившую его мысль.

Разумеется, Владимир Владимирович не был альтруистом и чужие проблемы его не волновали. Забота о пропавшем сыне Снегирёва возникла из простого расчёта. Он знал, что избиратели все о нем знали: человеком он был известным не только, как говорится, в определённых кругах. Жучок был абсолютно уверен, что большинство подозревают его в похищении ребёнка, а ему это было очень неприятно. Мало того, это было просто невыгодно. Ежедневный просмотр рейтингов уже показывал, как резко упали его показатели. И Жучков занервничал. Поговорив с Красновым, он понял, что определённых версий у следствия нет, и занервничал ещё больше. Такая ситуация его не устраивала, поэтому конкурент Снегирёва достал из кармана телефон и набрал номер. Через несколько секунд в дверях появился невысокий человек.

— Павлик, заходи, заходи, поговорить нужно, — пригласил его Жучков.

Мужчина почти бесшумно подошёл к своему патрону и вопросительно посмотрел на него.

— Не нравится мне все это дело со Снегирёвым, — начал Жучков, — ты понимаешь, о чем я говорю?

— Да. Я сегодня смотрел результаты рейтингов.

— Был у меня тут гость из органов, или как они там теперь называются?

Топчутся они на месте. И мне это очень не нравится. Снегирёв может снять свою кандидатуру раньше срока, который ему установили, а мне это не нужно, ты понимаешь.

Мужчина замер в ожидании приказа.

— Разберись с этим делом. Выясни, кто тут химичит.

— Я уже пытался узнать у наших, никто не в курсе.

— Я полагаю, человек этот опасный, ни перед чем не остановится. Двоих замочил, и ради чего? Мне лично непонятно.

— Я разберусь.

— Вот и хорошо, — кивнул Жучков и впервые за время разговора посмотрел на подчинённого.

Глава 14

ПРИКЛЮЧЕНИЯ БЕГЛЕЦА

Саша Снегирёв сидел в мусорном баке и боялся пошевелиться, мальчику казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Потной ладонью он провёл по лбу, это лёгкое движение вызвало, как ему показалось, страшный шум, что-то зашуршало, и Саша опять притаился. Через некоторое время мальчик почувствовал, что замерзает, неприятный запах, идущий откуда-то снизу, казалось, пропитал одежду ребёнка насквозь. Саша терпеливо выжидал, когда люди выйдут из дома и уедут, но, как назло, вокруг воцарилась тишина и даже те двое, которые рыскали по территории в поисках беглеца, куда-то исчезли. Прошло часа два, и мальчик уже хотел было сделать попытку осторожно вылезти из ящика, как тут со стороны ворот послышался шум подъехавшей машины и требовательные сигналы. Совсем рядом протопали чьи-то торопливые шаги. По всей видимости, один из охранников спешил к воротам. Прошло ещё несколько минут, и машина подъехала почти вплотную к бакам.

— Ну чего? — услышал Саша грубый мужской голос. — Вывозить сегодня?

— Давай вывози! — отозвался второй. Где-то совсем рядом раздался скрип, и бак сильно тряхануло.

— Эй, поосторожней, опрокинешь!

— Сам знаю! — крикнул шофёр мощным басом. Бак закачался. Чтобы сохранить равновесие, мальчик упёрся руками в стенки. Наконец мусорные баки благополучно погрузили, и машина, взревев, выехала из ворот. Саша слышал, как шофёр громогласно распевает какую-то разухабистую песню. Хотя чувствовалось, что машина ехала не очень быстро, баки все-таки сильно трясло, и мальчик то и дело ударялся головой о металлическую стенку. Тряска продолжалась минут тридцать, наконец, скрипнув тормозами, машина остановилась на каком-то открытом месте, мальчик слышал вой ветра. Пришёл в действие какой-то механизм, бак, в котором сидел маленький Снегирёв, перевернулся, и содержимое вывалилось на землю. Саша больно ударился головой и с трудом сдержал стон. Он был готов стерпеть вес, что угодно. Шофёр, все так же громко распевая что-то блатное, залез в кабину, и машина тронулась с места. Саша осторожно выглянул из-за груды мусора. Вокруг никого не было. Огромный мусоровоз уже отъехал довольно далеко, и теперь можно было спокойно вздохнуть и выйти из укрытия. Ноги и руки затекли, и Саша с удовольствием потянулся.

В кромешной темноте ничего не было видно. Под ногами шуршали какие-то бумаги, коробки, перекатывались банки.

«Свалка», — догадался Саша.

Куда идти, мальчик не знал. Никакой дороги не было, сплошные мусорные кучи. Откуда-то издалека ветер донёс едва слышный звон колокола. Мальчик прислушался, но понять, откуда доносился звук, было трудно, и Саша двинулся наугад. Через полчаса он добрёл до какого-то странного сооружения, на ощупь это было что-то металлическое, возможно, старый вагон то ли трамвая, то ли поезда.

Саша осторожно обошёл сооружение и совсем близко от себя вдруг увидел чью-то тень. От неожиданности мальчик шарахнулся в сторону, и в ту же минуту чьи-то сильные руки крепко ухватили его за шиворот и приподняли над землёй.

— Вот ты где! — произнёс чуть глуховатый голос, и Саша громко закричал.