Конец веры.Религия, террор и будущее разума - Сэм Харрис

Если вас не пугают эти данные, вспомните о том, что существуют и другие страны: Саудовская Аравия, Йемен, Египет, Иран, Судан, Ирак, а также Палестинские территории, не включенные в опрос. Если бы у нас были данные по этим странам, можно без сомнения сказать, что Ливан не оказался бы вверху этого списка. Конечно, поведение смертников включает в себя самоубийство, которое, по мнению большинства мусульман, прямо запрещено Богом. И потому, если бы вопрос был задан в иной форме: «Оправдано ли насилие, направленное на мирное население, как средство защиты ислама от его врагов?» — мы бы получили больше голосов в поддержку терроризма.

Но за опросом Центра Пью кроется куда более мрачная картина. Оказывается, в отрицательный ответ включены голоса тех, кто сказал «никогда не оправдывает», а также тех, что ответил «лишь в редких случаях», так что ислам стал выглядеть в данных опроса более миролюбивым. Возьмем, например, данные по Иордании: 43% населения здесь явно одобряют терроризм, а 48% — нет. Однако на самом деле 22% опрошенных жителей Иордании ответили, что терроризм оправдан «лишь в редких случаях», а это половина из всех отрицательных ответов. Ответ «лишь в редких случаях» все равно допускает, что в некоторых особых ситуациях оправдано убийство мирного населения без разбору (плюс самоубийство), причем речь не идет о неизбежных потерях среди мирного населения во время боевых действий, но о результате целенаправленной деятельности смертника. О терпимом отношении мусульман к терроризму свидетельствуют и цифры в последнем столбике, показывающие процент населения, которые не могли сказать «никогда не оправдывает» и ответили «не знаю» или отказались отвечать на вопрос. Если мы разделим все данные по другому принципу, мусульманский мир окажется еще дальше от солнца современности:

Это ужасающие цифры. Даже если бы весь мусульманский мир ответил так же, как мусульмане Турции (где 4% считают, что поведение смертников оправдано «часто», 9% — «иногда», а 7% — «лишь в редких случаях»), у нас и здесь был бы повод для беспокойства: это бы значило, что около 200 миллионов людей в мире открыто поддерживает терроризм. Однако Турция — это просто исключительно мирная страна по сравнению с другими частями мусульманского мира.

Представим себе Ближний Восток, где в один прекрасный день воцарился мир. Что бы должны были думать там мусульмане о террористах-смертниках? Говорили бы они: «Наши предки были каким-то поколением социопатов»? А что бы они сказали о праздниках, которые следуют за «священными взрывами»? Молодой человек, родившийся в достаточно привилегированной семье, начиняет себя взрывчаткой и шариками от подшипников и уничтожает себя вместе с каким-то количеством детей на дискотеке, после чего его мать торжественно поздравляют сотни соседей. Что должны были бы думать палестинцы о таком поведении, если бы на Ближнем Востоке был мир? Если бы они остались верными мусульманами, они должны были бы думать так: «Теперь наши мальчики в раю, и они приготовили путь в рай для нас. Ад же уготован неверующим». На мой взгляд, это совершенно очевидная истина о человеческой природе: никакой мир не может долго просуществовать на фоне такого рода представлений.

Нам не стоит забывать о том факте, что значительная часть мусульман всего мира верит в то, что люди, разрушившие Всемирный торговый центр, ныне сидят по правую руку Бога, где «реки из воды не портящейся и реки из молока, вкус которого не меняется, и реки из вина, приятного для пьющих, и реки из меду очищенного» (47:15). Эти люди — перерезавшие горло стюардесс, несшиеся со скоростью восемьсот километров в час, чтобы убивать молодых родителей с их детьми, — теперь пируют в «царстве блаженства и славы», где им прислуживают «юноши вечные». «На них одеяния зеленые из сундуса и парчи, и украшены они ожерельями из серебра» (76:21). Коран приводит длинный список ожидающих их наград. Но что поднимает смертника с постели в его последний день среди живых? Неужели кто-то из девятнадцати террористов мечтал о саде Аллаха просто по той причине, что там ему вручат роскошные одежды? Маловероятно. Ответ на этот вопрос — чудо своего рода: наиболее сексуально зажатые люди во всем мире, люди, которые яростно протестовали против показа сериала «Спасатели Малибу», идут на мученичество ради такого рая, который более всего напоминает бордель на открытом воздухе[142].

Мы не будем говорить об ужасающих этических последствиях подобных представлений о загробной жизни, достаточно сказать, что рай Корана крайне неправдоподобен. Слова пророка VII века о саде с молочными и медовыми реками аналогичны словам пророка XXI века, который бы описывал роскошь и блеск райского города, где каждая душа водит новенький «Lexus». Достаточно немного поразмыслить, чтобы понять простую истину: эти описания ничего не говорят о жизни после смерти, а лишь открывают ограниченность человеческого воображения.

Верующие мусульмане определяют себя в первую очередь своей религией. Несмотря на движение панарабизма, представления об этнической или национальной идентичности никогда не пускали столь же глубоких корней в мусульманском мире, как в мире западном. Ярким примером мусульманской солидарности служит всеобщая поддержка мусульманами Саддама Хусейна после нападения США на Ирак, хотя ранее весь мир ислама презирал Хусейна за его секуляризм и деспотизм. Эта реакция продемонстрировала одну вещь: несмотря на все преступления диктатора против народа Ирака, против Кувейта и Ирана, сама идея о том, что армия неверующих занимает Багдад — какими бы благими мотивами последние ни руководствовались, — невыносима для мусульман. Саддам Хусейн мог бы пытать и убивать мусульман больше, чем любой другой политик в истории, но при этом американцы все равно остаются «врагами Бога».

Важно помнить об этой широкой картине, потому что ее детали в крайней степени абсурдны и просто бессмысленны. Ведя диалог с мусульманским миром, мы говорим с людьми, представления которых о мире не опираются на разум, так что их даже невозможно обсуждать, хотя именно эти представления стоят за многими претензиями мусульман к Западу.

В этом контексте нас особенно должна заботить проблема ядерного сдерживания. Никакая холодная война невозможна в том случае, если исламистские режимы располагают ядерным оружием дальнего действия. Холодная война возможна тогда, когда обе стороны сдерживает угроза смерти. Представления мусульман о мученичестве и джихаде перечеркивают ту логику, которая ранее позволяла США и Советскому Союзу более или менее стабильно не переступать черту Армагеддона. Что мы будем делать, если какая-либо группа исламистов, у которых увлажняются глаза при упоминании о рае, овладеет ядерным оружием дальнего действия? История говорит нам о том, что, вероятно, мы не сможем заранее узнать, где находится штаб боевых действий и каково состояние готовности противника, чтобы превентивно уничтожить его обычным управляемым оружием.

В такой ситуации нам останется только одно средство спасения от смерти — первыми нанести ядерный удар.

Надо ли говорить о том, что это было бы ужасным преступлением — оно повлекло бы за собой гибель десятков миллионов невинных людей в один день, — но, учитывая представления исламистов, можно предположить, что у нас не останется иного выбора. Как будет воспринят подобный преступный акт самозащиты в мусульманском мире? Вероятнее всего — как первый шаг крестового похода, направленного на истребление мусульман. Ужасающая ирония этого заключается в том, что такое представление может творить реальность, эта мысль может втянуть нас в кровавую войну со всяким мусульманским государством, располагающим ядерным оружием. Весь этот сценарий, конечно, похож на бред: я просто хотел представить потенциально возможное развитие событий, которые повлекут за собой уничтожение значительной части населения мира из-за религиозных идей, которые стоило бы поставить в один ряд с верой в Бэтмена, в философский камень или единорогов. Такая гибель из-за мифа кажется нам зловещим абсурдом, но такое действительно может случиться. Более того, тот факт, что вера в нашем обществе защищена от разумного обсуждения, увеличивает вероятность подобного сценария. Нам пора привыкнуть думать о том, что люди, проникнутые тем же духом, что и девятнадцать похитителей самолетов, однажды могут завладеть ядерным оружием дальнего действия. Мусульманский мир особенно сильно мечтает об этом и делает все возможное для достижения такой цели. Учитывая неуклонное развитие техники, мы с уверенностью можем сказать, что время здесь работает на противника.

Сэмюэль Хантингтон назвал конфликт между исламом и Западом «столкновением цивилизаций». Ханггингтон заметил, что когда мусульманская страна граничит с немусульманской, между ними часто происходят вооруженные конфликты. Он нашел удачную фразу для описания злосчастного факта, когда написал о «кровавых границах ислама»[143]. Многие ученые подвергли Хантингтона резкой критике. Эдвард Саид написал по этому поводу, что только «великая демагогия и откровенное невежество позволяют Хантингтону самонадеянно говорить обо всей религии или цивилизации»[144]. Сам же Саид утверждал, что члены Аль-Каиды — это просто «безумные фанатики», которых, вопреки мнению Хантингтона, следует отнести к таким же людям, как последователи Джима Джонса, основателя секты «Ветвь Давидова» в Гайане[145], или сторонники культа Аум Сенрикё: «Хантингтон пишет, что миллиард мусульман, живущих в мире, «убежден в превосходстве своей культуры и страдает от унижения из-за того, что имеет мало власти». Спросил ли он, что об этом думают хотя бы сотня жителей Индонезии, 200 марокканцев, 500 египтян и 50 боснийцев? А если бы даже и спросил, разве можно было бы делать столь глобальные выводы?» Нетрудно понять, что такого рода критика страдает недобросовестностью. Разумеется, не все обобщения относительно культуры правомочны, однако слова о том, что Осама бен Ладен - это просто мусульманский эквивалент преподобного Джима Джонса, смехотворны. Саид считает, что бен Ладен стал «неким обобщенным символом всего того, чего боится и ненавидит Америка»[146], но это не так. Достаточно открыть Коран, чтобы понять правоту слов Хантингтона: подлинно верующий мусульманин действительно «убежден в превосходстве своей культуры и страдает от унижения из-за того, что имеет мало власти», и он просто обязан быть именно таковым. А этого достаточно для доказательства его тезиса.