Тайна моего мужа - Лиана Мориарти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что с ее стороны было особенно низко наслаждаться взглядами, которые Тоби бросал на ее ноги.
Ее грехи в тот день были такими банальными: тщеславие, потакание собственным слабостям, крошечное предательство по отношению к Эду и заодно к Джеки Мерфи. Но может, эти мелкие грешки как раз и хуже всего. Человек, убивший Джейни, возможно, был больным и сумасшедшим, в то время как Рейчел находилась в здравом уме и полном сознании, и она прекрасно представляла, чтó именно делает, когда позволяла подолу платья задраться чуть выше колен.
Средство для мытья, которое она вылила в воду, плавало на поверхности, словно капли масла, скользкие и жирные. Рейчел снова попыталась подняться из ванны, но не преуспела.
Возможно, станет проще, если она сперва спустит воду.
Она вытащила пробку пальцами ноги, и поток, убегающий в сливное отверстие, по обыкновению, зарычал, будто дракон. Роб в детстве боялся этого отверстия. Джейни обычно вопила: «Рры-ы!», делая вид, будто у нее на пальцах когти. Когда вода сошла, Рейчел перевернулась на живот, затем поднялась на четвереньки. Коленные чашечки заныли так, словно вот-вот треснут.
Она привстала, опираясь руками, ухватилась за бортик ванны и осторожно перенесла через край сперва одну, а затем и другую ногу. Вот она и выбралась. Сердце утихомирилось. Слава богу, все кости целы.
Возможно, сегодня вечером она принимала ванну в последний раз.
Рейчел вытерлась насухо и сдернула с крючка у двери халат. Это был отличный халат из чудной мягкой ткани – очередной подарок, заботливо выбранный Лорен. Дом Рейчел был полон подарков, заботливо выбранных Лорен. Например, та толстая свеча с запахом ванили в стеклянной плошке, стоящая на шкафчике в ванной.
«Большая вонючая свечка», – назвал бы ее Эд.
Странное дело, что только не заставляло ее скучать по Эду. Она скучала по спорам с ним, по сексу. Они продолжали заниматься любовью после смерти Джейни. Их обоих это удивляло, и у обоих вызывало отвращение то, как охотно их тела реагировали друг на друга, точно так же, как прежде, но они все равно продолжали.
Она скучала по ним по всем: матери, отцу, мужу, дочери. Каждая потеря ощущалась как незаживающая рана. Ни одна из их смертей не была справедливой. К черту естественные причины, во всех них виновен убийца Джейни.
«Не смей». Именно такая странная мысль пришла в голову Рейчел, когда Эд одним жарким февральским утром рухнул на колени в коридоре. Она имела в виду: «Не смей бросать меня тут наедине с этой болью». Она сразу поняла, что он мертв. Ей сказали, что причиной смерти был инсульт, но и Эд, и ее родители умерли от разбитого сердца. Только сердце самой Рейчел упрямо отказывалось поступать как положено и продолжало биться. Она стыдилась этого так же, как и собственного желания заниматься сексом. Она продолжала дышать, есть, трахаться, жить, а Джейни тем временем гнила в земле.
Рейчел провела ладонью по запотевшему зеркалу и пригляделась к собственному расплывчатому отражению за каплями воды. Она подумала о том, как целует ее Джейкоб, прижав обе пухлые ручки к ее щекам, уставившись огромными и ясными голубыми глазами в ее глаза. И каждый раз она испытывала удивление и благодарность из-за того, что ее морщинистое лицо может внушать кому-то подобное обожание.
Просто ради того, чтобы чем-то себя занять, она принялась легонько подталкивать толстую свечу. И вот наконец та доползла до края шкафчика, опрокинулась и грохнулась на пол в граде пахнущих ванилью осколков стекла.
Глава 14
Сесилия занималась сексом с мужем. Это был хороший секс. Очень хороший секс. Чрезвычайно хороший секс! У них снова был секс. Ура!
– О боже, – произнес над ней Джон Пол, зажмурившись.
– О боже, – охотно согласилась Сесилия.
Как будто им вовсе ничто не мешало. Сегодня вечером они легли в постель и повернулись друг к другу так же естественно, как и в юности, когда только-только стали парой и им казалось немыслимым, что однажды они смогут заснуть рядом, не занявшись сперва любовью.
– Господи. Иисусе. – Джон Пол запрокинул голову в экстазе.
Сесилия застонала, чтобы уведомить его, что она тоже вполне счастлива.
Очень. Хороший. Секс. Очень. Хороший. Секс. Она повторяла эти слова в такт движениям их тел.
Что это было? Она напрягла слух. Кто-то из девочек ее звал? Нет. Ничего. Черт побери! Теперь она утратила сосредоточенность. Отвлекись лишь на мгновение – и всему конец. Она вернулась на первую клетку. По словам Мириам, решением был тантрический секс. Ну вот, теперь она думает о Мириам. Это уж точно конец.
– О боже, о боже.
Джон Пол, судя по всему, не испытывал ни малейших затруднений с сохранением сосредоточенности.
Гей! Какой из него, к черту, гей?
Девочки, которые уже должны были крепко спать, но еще только готовились лечь (мама Сесилии была весьма своенравна, когда речь заходила о расписаниях), пришли в восторг, увидев отца раньше ожидаемого. Они облепили его, перекрикивая друг дружку, чтобы рассказать о «Потерявшем больше всех», о Берлинской стене, о по-настоящему жуткой глупости, которую на днях ляпнула на балете Гарриет, о том, сколько рыбы им скормила мама, и так далее.
Сесилия видела, как Джон Пол попросил Изабель повернуться кругом, чтобы он мог полюбоваться ее новой стрижкой, и не заметила в его взгляде на дочь ничего странного. От усталости после долгого полета под его глазами залегли тени (он проторчал в Окленде большую часть дня, поскольку нашел более ранний рейс через Новую Зеландию), но он выглядел счастливым и весьма довольным тем, как ему удалось всех удивить. Ничего общего с человеком, способным украдкой проливать слезы под душем. А теперь они занялись сексом! Отличным сексом! И все было в порядке. Не о чем беспокоиться. И он ни словом не упомянул письмо. А раз тут не о чем говорить, значит там не может быть ничего важного.
– Ух… клево. – Джон Пол содрогнулся и рухнул на нее.
– Ты только что сказал «клево»? – переспросила Сесилия. – Привет из семидесятых!
– Да, сказал, – подтвердил Джон Пол. – Это подразумевало удовлетворение. И, раз уж об этом зашла речь, мне так показалось?..
– Все хорошо, – заверила его Сесилия. – Это было клево, чувак.
В следующий раз будет обязательно.
Джон Пол рассмеялся, скатился с нее и привлек ее к себе, обняв обеими руками и поцеловав в шею.
– Давненько был последний раз, – сдержанно заметила Сесилия.
– Знаю, – подтвердил Джон Пол. – А все почему? Вот почему я прилетел домой пораньше. Внезапно возбудился до чертиков.
– Я все похороны сестры Урсулы думала о сексе, – призналась Сесилия.
– Так и надо, – сонно одобрил Джон Пол.
– А на днях мне вслед свистнул водитель грузовика. Я еще вполне ничего, просто чтобы ты знал.
– Мне не нужен чертов водитель грузовика, чтобы знать, что моя жена еще вполне ничего. Готов поспорить, на тебе были эти твои спортивные шорты.
– Точно, – подтвердила она и чуть помолчала. – На днях в магазине кто-то свистнул вслед Изабели.
– Мелкий ублюдок, – буркнул Джон Пол, но без особого пыла. – С этой стрижкой она выглядит намного младше.
– Знаю. Только ей не говори.
– Не дурак же.
Голос его звучал так, будто он уже почти спит.
Все было в порядке. Дыхание Сесилии начало замедляться. Она прикрыла глаза.
– Теперь Берлинская стена, да? – уточнил Джон Пол.
– Ага.
– Мне до смерти осточертел «Титаник».
– Мне тоже.
Сесилия начала погружаться в сон.
Все вернулось на круги своя. Все так, как должно быть. Завтра еще столько дел…
– А что ты сделала с тем письмом?
Ее глаза распахнулись, и она уставилась в темноту прямо перед собой.
– Убрала обратно на чердак. В обувную коробку.
Это была ложь. Настоящее, бесстыдное вранье, слетевшее у нее с языка так же легко, как и невинная ложь об удовлетворении от секса. Письмо лежало в шкафу для документов, в кабинете чуть дальше по коридору.
– Ты его вскрыла?
В самом его голосе было нечто особенное. Он явно пребывал в полном сознании, но следил за тем, чтобы говорить сонно и безразлично. Она ощущала напряжение, исходящее от его тела, словно электрический ток.
– Нет, – ответила она, постаравшись, чтобы и ее голос прозвучал сонно. – Ты просил не вскрывать, и я не стала.
Обнимающие ее руки как будто чуть расслабились.
– Спасибо. Мне так неловко.
– Не глупи.
Его дыхание замедлилось. Она позволила расслабиться и себе.
Сесилия солгала, чтобы сохранить возможность прочесть письмо, когда и если она решит с ним ознакомиться. Теперь между ними лежала настоящая ложь. Проклятье! А ей просто хотелось забыть о чертовом конверте.
Она так устала. Она подумает об этом завтра.
* * *Невозможно было сказать, как долго она проспала, прежде чем снова проснулась – в одиночестве. Сесилия сощурилась на часы с цифровым дисплеем, но без очков разглядеть время не удалось.