Хроника - Закарий Канакерци
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
/120а/ Глава III
О ПРИХОДЕ ЦАРЯ МУРАДА В ЕРЕВАН
Рассказ об Амирджане мы поместили вначале, ибо он был причиной прихода хондкара[131] в Ереван. В 1083 (1634) году прибыли из страны греков купцы и сказали хану: “Османы собрали войска; одни говорят, идем в Багдад, другие — на Ереван, а иные — на Львов. Но истину мы не узнали”.
Сказал хан вельможам: “Разыщите человека, чтобы послать его лазутчиком в страну османов”. Они ответили: “Танутер Амирджан очень хорошо знает эту страну”. И повелел хан канакерцам /120б/ отправиться и привести его. А они послали ему письмо, привезли его и отвели к хану. Дал ему хан [денег] на дорожные расходы, коня и сказал: “Отправляйся в Стамбул, узнай, куда намеревается идти хондкар, и доставь нам известие”.
Выйдя от хана, пустился Амирджан в путь. Но Мурад-бек тайком от хана перехватил его и отвез в свою ставку. Дал он [ему] четыре запечатанных письма, из которых одно было написано на имя хондкара, другое — везиру, третье — казиаскеру, четвертое — великому эфенди. И написал он в них: “Слышал я, что двинулись вы и намереваетесь отправиться на войну. Ни в какое другое место не идите, /121а/ но приходите в Ереван, ибо находится он в моих руках. Как только прибудете вы сюда, в тот же день сдам Ереван в ваши руки”.
Выехал Амирджан из Еревана в начале декабря, а в Византию вступил 21 марта, в день, когда собрались османы идти на Львов. Как только отдал он письмо, тотчас повелели глашатаям громогласно возвестить повсюду: “Всякий, кто услышит наш голос, пусть приготовится идти через три дня в Ереван”.
Так, согласно строгому указу, приготовились они, вышли 29 марта из Константинополя, а 6 августа достигли земли Араратской, а с ними и Амирджан. /121б/ И, когда они оказались в области Ширак, сказал Амирджан: “Я отправляюсь вперед, дабы доставить хану весть о вашем прибытии”. Вступив в крепость, отправился он к хану; хан велел дать ему вина, а затем спросил: “Что имеешь сообщить?” И сказал он сперва: “Привел я хондкара в Ширак”. “Мы отправили тебя, чтобы ты привез нам весть, — сказал Мурад-бек, — а ты пошел и привел хондкара?” Говорит Амирджан: “Не я привел, но твои четыре письма привели”. “Что это за письма были?” — спросил хан. И рассказал Амирджан все по порядку. Тогда разгневанный хан ударил Мурад-бека ногой по голове и сказал: /122а/ “О черный ишак, я не знал, что твоя собачья натура творила зло”. Сказав это, он ушел. А Мурад-бек сам убил Амирджана и бросил его в помойную яму.
Спустя три дня прибыл хондкар, осадил крепость, а через девять дней овладел крепостью[132]. И сказал он персам: “Кто любит нас, может остаться здесь, а кто не хочет оставаться, может идти куда пожелает”. Шесть персов вышли [из крепости], чтобы пойти в Гянджу. Дошли они до канакерских полей, до места, что зовется Аванапос, и увидели сделавших там привал османских воинов. Напали они на них, убили и захватили их имущество. Пока царь узнал об этом и послал против них силы, они /122б/ поспешно бежали в направлении Гянджи.
Хондкар же, оставив в Ереване мужа сестры своей Муртуза-пашу с пятнадцатью тысячами солдат, сам отправился в Тавриз, и получил он [там] письмо от матери: “Захватили, мол, латиняне престол твой”.
[Тогда], выступив из Тавриза, он отправился через Ван в Константинополь.
Глава IV
О ТОМ, КАК УБИЛИ МУРАД-БЕКА
Взяв крепость, призвал хондкар Тахмасп-Кули и назвал его Юсуф-пашой, а Мурад-бека — Мурад-пашой и послал их в Стамбул до своего отъезда. И отбыли они со всей своей свитой, слугами и служанками. Вместе с ними поехали /123а/ и Масум-бек, и Аслан-ага, и иные простые [люди]. Когда достигли они пределов османских, стали выходить [из домов] люди земли той, дабы поглядеть на них, а иные высмеивали и ругали их, давая им прозвища, издевались над ними. Все эти оскорбления Тахмасп-Кули принимал на свой счет. Вспоминая былое величие и [сравнивая его] с насмешками, которые видел и слышал, вздыхал он и всхлипывал, но ничего не мог поделать и молчал. Двигаясь так, они достигли постоялого двора, который называли Алача-хан, и сделали там привал. И никто не присоединился к Мурад-беку, ни брат его Аслан-ага и никто /123б/ другой, но все разделяли трапезу и чувства Тахмасп-Кули. А Мурад-бек уединился со своими слугами и сидел в своем шатре.
Однажды отправил хан к нему Аслан-агу, сказав: “Позови сюда этого черного ишака, твоего брата, ибо имею нечто сказать ему”. Пошел к нему Аслан-ага и говорит: “Зовет тебя хан”. “Разве я слуга ему, — говорит Мурад-бек, — чтобы шел к нему? Он паша, я тоже паша”. И не пошел. Вернувшись, рассказал Аслан все хану. Говорит хан: “Пойди, снова позови его”. Снова отправился он его звать. /124а/ А тот рассердился и говорит: “Почему зовет меня сопляк? Мне нечего ему сказать, чтобы я шел к нему. Если же он имеет что сказать, пусть придет ко мне”. Вернувшись, рассказал [Аслан] все хану. Говорит хан Аслан-аге: “Опояшись саблей и иди со мной. Что скажу, то и сделаешь”. И пошли они в шатер Мурад-бека. Гордость и упрямство [Мурад-бека] погубили его, ибо, увидев хана, не поднялся он [ему навстречу], но в пустой надежде остался сидеть. “О черный ишак, — сказал ему хан, — ты привел османов против меня, ты разорил страну мою, ты сдал им крепость, из-за тебя полонен я и страна езидов. И вот слышу я, как одни /124б/ говорят мне — перс, другие — неверный, третьи — неправедный, а иные — еретик. И все это свалилось мне на голову из-за тебя, собака. А теперь стал ты таким важным, что называешь меня сопляком?”
“Войди к этой собаке, — сказал он Аслан-аге, — и изруби его саблей на мелкие куски”. Так погиб он (Мурад-бек) во славу сатаны. Похоронили его там и поставили над ним грубый памятник из нетесаного камня.
Рассказали об этом
