Наблюдатели - Питер Леренджис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ева выронила карандаш и уставилась в окно.
Я Брианн.
Я Алексис.
А они Ева.
Не сестры.
Ближе.
Ближе однояйцевых близнецов.
Совсем идентичные человеческие особи.
Но как?
Животных уже клонировали. Растения. Но не людей. Это запрещено законом.
Это невозможно!
Так уж и невозможно?
Кто-то же мог или вынужден был такое сделать.
Об этом доклад Брианн. Технология существует. Все дело только во времени. Может, это уже осуществлялось.
Она знала.
Она говорила об этом Терри.
Он ей сначала не верил. Но я доказательство тому.
Что все это значит?
КТО Я?
Никто. Нереальная личность.
Идея. Воплощенная в жизнь теория. Нечто, выращенное в пробирке.
Сердце у Евы забилось.
Все сильнее. Слишком сильно.
Грудь словно опалило огнем.
Каждая клеточка в ней вопила. Боль была невыносимой.
Не может быть!
Болезнь унесла Таню. Она унесла десятки из этого списка. Незнакомцев, юношей и девушек — приблизительно ее возраста.
Не только незнакомцев. Она убила и девочку по имени Алексис, которая генетически идентична Брианн. И Селестайн. И Даниель.
И меня.
НЕТ!
Я НЕ УМИРАЮ.
Кисти рук Евы пронзила острая боль. Она взглянула на них.
В правой руке было зажато скомканное письмо родителям.
Спать!
Мне надо поспать. Вот и все.
Глаза у нее слипались. Прежде чем ее голова коснулась подушки, она уже погрузилась в глубокий сон.
Она проснулась, когда поезд подходил к Норт-Шамплейн.
Солнце только всходило над привокзальной площадью. Здесь было холоднее. Это был промышленный район. На горизонте, далеко на севере, вырисовывались контуры Сент-Луиса, с трудом просматриваемые за массивом производственных кирпичных цехов.
Она с трудом держалась на ногах. Колени дрожали. Локоть ныл.
Прямо как старуха.
Хватит!
Гулкое эхо ее шагов усиливали кафельные стены пустого зала ожидания. Войдя в телефонную будку, Ева позвонила в справочное бюро и спросила адрес Померанцев.
Никаких данных. Ни в Норт-Шамплейн, ни в соседних округах.
Ева повесила трубку.
Слишком быстро.
Слишком быстро все происходит.
Она не успела подготовиться.
В Рейсин-Джанкшн они с Терри бросились на вокзал. Она села в первый же поезд на север. А следовало бы немного подождать. Сперва надо было кое-что разузнать. Правда, Терри обещал сам навести справки, пока она в пути…
Ах да, Терри. Чуть не забыла.
Она набрала его номер.
— Да, — послышался сонный голос.
— Прости, что разбудила. Но дело спешное…
— Ева? Ты где?
— В Норт-Шамплейн. Здесь утро, Терри. Я ехала всю ночь.
— Ах да. Рад, что ты позвонила, потому что…
— Слушай, я не могу найти ни телефон, ни адрес Селестайн Померанц. Их нет в справочнике.
— Их действительно нет, Ева, — отозвался Терри. — Как только ты уехала, я позвонил в Норт-Шамплейн. Когда в справочном мне ничего не нашли, я попросил соединить меня с полицией. Там знали Померанцев.
— Знали?
— Родители Селестайн переехали после смерти дочери в Швейцарию.
Ева стала медленно оседать в телефонной будке.
Опять неудача. Целую ночь трястись в вагоне, мучиться от кошмаров с пробирками, безумными учеными, штампованными Евами, умирающими, словно лебеди в жутком балете, — и все ради чего? Чтобы вернуться на круги своя, остаться ни с чем — только с умершими девушками. И ни малейшего намека на ответ.
— Что же теперь? — тупо проговорила Ева.
— В Швейцарии в это время года классно, — вяло пошутил Терри.
— Моей подруге Кейт это понравилось бы. «Добрый день, мистер и миссис Гарди, Ева сейчас под душем и не может подойти к телефону». Пока я тем временем обогнула половину земного шара и приземлилась в стране, где все обожают шоколад «Нестле».
— Нельзя сдаваться, Ева. Узнай все что можно о Селестайн. Найди людей, которые знали ее. Как ты узнала о Брианн. Ладно?
— Ты думаешь, это так просто? Ты думаешь, мне так приятно находиться одной-одинешенькой в неизвестной глуши? — Ева на миг замолчала, поймав себя на том, что кричит. Это нехорошо. Надо говорить потише. — Прости, Терри. Я просто устала. Спасибо. Правда. За все.
— Я всегда к твоим услугам. Ну, удачи тебе. И в случае чего звони.
Ева повесила трубку. Она чувствовала себя совсем разбитой.
У Брианн было хорошее чутье на людей.
Поток пассажиров устремился к поездам. Ноги совсем не держали Еву. Она присела на скамейку, чувствуя себя выжатой как лимон.
Шея сзади так и горела. Она дотронулась до родинки и помассировала ее, но от этого стало только хуже.
Не трогай. И ради бога, без поспешных выводов. Конечно, все болит и ноет. Но ты же десять часов просидела на лавке в вагоне, скрючившись в три погибели.
У нее заурчало в животе. Вот еще одна проблема.
Надо перекусить, и все станет на место.
Ева заковыляла к выходу с вокзала. Она вышла на оживленную широкую улицу, тянущуюся между двумя рядами пакгаузов вверх на невысокий холм. На вершине горела неоновая надпись, приглашающая поесть.
Ева двинулась в ту сторону. Наверху и впрямь была старая закусочная. Выложенные плиткой полы. Пластиковые столики вдоль широкой стеклянной стены. Группки стариков во фланелевых рубашках за столиками неторопливо доедали свои яичницы с таким видом, будто завтракают здесь годами и уже перестали замечать друг друга.
— Присаживайся, — пригласила официантка.
Ева села за маленький столик у окна и огляделась по сторонам. По другую сторону холма тянулась центральная Мейн-стрит. Она разглядела почту, ратушу, библиотеку, магазинчики.
Все близкое и почему-то до боли знакомое.
Еще бы. Типичная американская глубинка. Такие каждый день видишь по телику.
Она глянула в меню. Оно было запаяно в плотный желтоватый пластик. Поля украшали граффити.
Ребятишки.
Должно быть, они здесь постоянно ошиваются. Может, и Селестайн хаживала сюда.
— Выбрала? — У стола выросла официантка с карандашом и блокнотом и нетерпеливо смотрела на Еву.
― Яичницу-болтунью, — начала Ева. — Жареную картошку и апельсиновый сок… — Спроси. — Гм, и скажите, будьте добры, вы не знали Селестайн Померанц?
— Это актриса или кто? — спросила официантка, не глядя на нее.
— Девочка. Подросток. Она здесь жила.
— Милочка, я всех их как облупленных знаю. Только не спрашивай меня, как их зовут и на кого похожи. Сейчас принесу яичницу.
Бесполезно.
Кладя на стол меню, Ева обратила внимание на разрисованные фломастерами поля: «Дж & Рт, ешь жареный сыр & умри! Хай, Бет! Правила младших классов!»
Она улыбнулась. Чем не ежегодник младших классов Файеттской средней школы?
Вдруг ей до боли захотелось домой. Она готова была разреветься: так ей не хватало Файетта. Даже школы. Во всяком случае, ежегодных школьных вечеров. В этом году ежегодник должен быть классный.
Если суждено увидеть его.
Ева стала смотреть на улицу. На машины, ищущие места для парковки. На любителей ранних прогулок с собаками. На женщину в плиссированной юбке, открывающей похожую на склеп библиотеку.
Библиотека!
Ежегодник!
Ева вскочила из-за стола. Резкая боль пронзила спину.
— Эй! А как же яичница? — закричала вдогонку официантка.
— Сама ешь! — на бегу огрызнулась Ева.
Вытащив мелочь, она бросила ее на столик и выскочила на улицу.
* * *Библиотекарша с удивлением подняла на Еву глаза из-за своего стола, когда та переступила порог библиотечного зала.
— Глазам своим не верю! Старшеклассница здесь спозаранку в каникулы!
Ева улыбнулась:
— Старшеклассница младшей школы. У вас есть школьные ежегодники?
Женщина показала на отдел. Ева сама нашла нужную полку — длинный ряд ежегодников за десятилетия. Она нашла один двухлетней давности и начала просматривать фотографии выпускников. «П»…
Палладино… Петерсон… Пински…
Селестайн Померанц.
Есть!
К моменту составления выпускного сборника Селестайн была еще жива.
Кожа у нее была матово-белой, волосы иссиня-черные, пострижены коротко. Много сережек и даже одна крошечная в виде гвоздики в левой ноздре. Руки крест-накрест на груди, длинные черные ногти.
«Готический» стиль. Это все объясняет.