Школа - Владимир Козлов

Первый день каникул. Делать нечего. Когда был малый, сидел все каникулы дома, смотрел мультики – капитана Врунгеля и «Вокруг света за восемьдесят дней». Потом, класса с четвертого, – разные детские фильмы. А сейчас уже и фильмы задрали – каждый год те же самые.

Одеваюсь и иду на остановку. Пацанов – никого. Кто учится, кто еще спит. Снег как выпал, так и растаял. Сейчас вообще хорошо, тепло – только что солнца нет.

Подходит троллейбус, я сажусь и еду в город.

Доезжаю до драмтеатра, захожу в комиссионку. Под стеклом – зеркальные очки «Италия» по 22 рубля. Я просил мамашу в том году, чтоб купила, но она уперлась: зачем тебе они, и так денег нет.

В другом отделе – разные японские «маги», как у Ленки, только лучше. Все в разноцветных наклейках. Вот бы родоки мне такой подарили, а не сраную «Электронику».

Из комиссионки иду к «Чырвонай зорке». Там еще идет то кино, в котором играет Виктор Цой, – «Игла». Сеанс на двенадцать сорок, как раз через двадцать минут.

Очередь в кассу небольшая. Я беру билет и поднимаюсь в буфет за мороженым. Там толкутся разные бабы – видно, на каникулах, как и я. В основном, с подругами, а не с пацанами: на стрелу так рано не ходят. Некоторые ничего, но подкалываться лень. Мороженого нет, я беру пирожное – трубочку с кремом – и иду в зал.

Когда был малый, ненавидел «Чырвоную зор-ку» за то, что экран в ней низко, не то что в «Октябре» или «Родине». Сядет какой-нибудь длинный впереди – и все, ничего не видно. Или куртку надо сворачивать и подсовывать под жопу, или крутиться, чтоб видеть между головами. Но малый я редко ходил в кино в город, обычно – в ДК Куйбышева. До него – десять минут на троллейбусе, и фильмы те самые, что в кино, только идут позже. Зато пускают всех – нет такого, чтоб «кроме детей до 16 лет». И «Менжинка» нас никогда не трогала, хоть и рядом это – малые еще были, не до того. А потом, классе в седьмом, ходить в ДК стало несолидно. Если в кино, то только в город. Иду в зал, сажусь на свое место. Хорошо – сиденье не порезано, а то малые приносят с собой лезвия, режут дерматин и выдирают поролон – сиди потом на деревяшке.

Кино хорошее, и песни тоже – некоторые у меня есть на кассете.

После кино иду к ГУМу. Захожу в «Патент» -кооперативный магазин. Он только недавно открылся. В нем – разные нормальные шмотки, только все дорого. Джинсы вареные – сто двадцать рублей. Кооператоры – гады, спекулянты сраные. А народу в магазине – целая толпа, и почти одни бабы: смотрят шмотки, мерят, тоже воз-бухают, что дорого.

Сбоку от ГУМа, где вход на стадион, в деревянных будках, всегда что-то «выбрасывают», и там стоит очередь. Сегодня – тоже, но небольшая. Я спрашиваю у мужика: – Что дают?

– Джемперы польские.

Подхожу ближе, смотрю. Джемперы лажовые, но мне и не надо.

Хочется жрать. Баба в грязном белом фартуке продает беляши. Сую ей пятнашку, она дает мне жирный беляш в поносного цвета бумажке. Я жую его по дороге к остановке.

Идем с Батоном к Чиче. Она до девятого была у нас в классе – тихая такая, чмошная: ее даже никто не щупал. Потом ушла в семидесятое учило и стала всем давать. Батон с ней побазарил, сказал, что придем вдвоем.

По дороге я говорю Батону:

– Слышь, может, зря все допили? Может, надо было взять ей чернила?

– Она не пьет.

– Откуда ты знаешь?

– Я тебе говорю.

– А почему не пьет?

– Сам у нее спроси.

– Ладно, спрошу.

– Только пиздить ее не надо, понял? Сказала – все нормально, дает двоим, все по-хорошему. Так что не трогай, ладно?

– Ладно.

Чича живет с мамашей в пятиэтажке около школы. Помню, как эту пятиэтажку строили, как убирали кран, как заселяли, – я все это видел в окно. Я еще малый был – года три, может, – но это помню. И помню свой день рожденья, четыре года. Родоки купили торт, вставили в него четыре свечки и зажгли, чтоб я задул. А я как раз срать захотел. Мамаша принесла горшок, и я сел. Сидел, срал, а на торте горели свечки.

Звоним. Чича открывает. На ней синяя «мастерка» от спортивного костюма и черное эласти-ковое трико со швами спереди. Швы полопались, из них торчат нитки.

– Привет, – говорит Батон.

– Привет, заходите.

– Ты одна?

– Одна, не бойтесь.

Мы разуваемся.

– Ну, ты, это самое, посиди пока на кухне, а? – говорит Батон.

– Ладно.

Раз добазарился, пусть идет первый, само собой. Бухнуть бы еще, только у Чичи ничего не будет, раз она не пьет. Хотя мамаша ее, скорее всего, пьет: в углу – целая батарея бутылок от пива, водяры и чернила.

Из мебели – три старые табуретки, стол и буфет, как много у кого на Рабочем: одна дверь высокая, одна низенькая, над ней – откиднушка, а сверху – стекло. У нас тоже такой был, пока родоки не купили в том году кухонный гарнитур.

В буфете за стеклом – фотографии. Чичина мамаша со своим мужиком – он давно умер, а на фотографии еще молодой. И Чичина мамаша – тоже молодая, но смотрится, как колхозница. Губы накрашены криво, волосы – в клубке, как у деревенской бабы. На другой карточке – Чича малая, видно, еще в саду: в белых гольфах, с бантиками.

Сидеть на кухне надоедает. Я поднимаюсь и иду к двери комнаты, приоткрываю и заглядываю.

Батон и Чича сидят на диване, и она ему дрочит. Значит, не встал. Батон в майке и носках, на Чиче – лифчик и трусы.

– Может, возьмешь, а? – спрашивает Батон.

Она мотает головой.

– Ну, возьми, ты ж видишь, что… А?

– Ладно.

Чича становится на колени, берет хуй Батона в рот.

У меня встает, я расстегиваю ширинку и начинаю дрочить. Пока Батон тащится, я спускаю на дверь. Чича выплевывает малофью на пол. Я отхожу от двери, обуваюсь, одеваю куртку и выхожу. На лестнице достаю пачку «Астры», закуриваю.

Каникулы кончились, опять учеба. На перемене выхожу на боковое крыльцо стрясти сигарет. Там курит девятый класс. Деловые стали, выделывают-ся. В восьмом были пацаны как пацаны, а пришли в девятый – стали много на себя брать.

Я подхожу, здороваюсь.

– Дайте кто сигарету, а?

– Нету. Все разобрали, – говорит Лысый. – Если хочешь, оставлю добить.

– Дрон, у тебя вон пачка в кармане.

– Это пустая.

– А ну-ка покажи!

– Зачем показывать? Ты что, Бурый, мне не веришь?

– Сказал – покажи.

Дрон вытаскивает пачку «Космоса», открывает. Там еще пять сигарет.

– Что, видел? Больше не увидишь.

Он сует пачку назад в карман, остальные рогочут.

– Тебе въебать или как?

– Ну, рискни здоровьем.

Дрон ниже меня – малый, но залупистый. Он в том году на меня полез на коридоре – и получил. Я ему рассек губу, наставил фиников. Он потом полчаса сидел в классе и плакал, но не заложил, – все-таки свой пацан, не лох какой-нибудь. Пацаны говорили – он сейчас на каратэ ходит, но это все ерунда. Дохлый – он и есть дохлый.

– Что, Бурый, будешь с Дроном по разам? – спрашивает Антип.

– А хули?

Антип – самый здоровый в своем классе и уже давно лазит за район. Помню, как он сцыканул, когда первый раз ехал в «трест» в том году. Все спрашивал у пацанов, что там да как там. А сейчас деловым заделался. Снимаю пиджак, вешаю на турники. Я в кроссовках – это хорошо, в кроссовках удобнее бить ногами. Дрон выкидывает сигарету, тоже снимает пиджак, отдает Антипу.

– Ну что, погнали? – говорит Антип.

Бью первый. Мимо. Дрон увертывается, бьет прямой в плечо. Неслабо. Я ему – ногой. Он отбивает, машет кулаками. Пробую на встречных – не выходит: он молотит и молотит. Бью в рожу. Еще. Еще. Он – по яйцам. Приседаю. Он – ногой по морде. Под глаз. В ухо. Пиздец.

– Ну что, Бурый, будешь еще? – спрашивает Антип.

– Не буду.

Рожа у Дрона довольная, остальные тоже лыбятся.

Я беру пиджак, достаю платок, сморкаюсь. На платке – сопли с кровью. Вытираю морду рукавом.

– Что, Бурый, получил от Дрона? – говорит Лысый.

– А ты что, тоже со мной по разам хочешь, а?

Лысый сцуль, он только залупаться может.

– Ну что, пойдешь?

Лысый молчит. Я резко бью ему в пятак, он отлетает к стене. Добавляю ногой по яйцам.

– Э, не трогай его, – говорит Антип.

Лысый плачет. Сапун говорит:

– Давай сорвемся на него, а? Поучим?

Я поворачиваюсь и иду к крыльцу.

– Лысый сам виноват, – говорит Антип. – Сосцал – вот Бурый его и ебанул. А ты молодец, Дрон, так и надо.

Завтра свадьба Йогана, а сегодня он проставляется в «конторе»: приволок семь банок чернила на пятерых – он сам, Батон, Куля, Зеня и я.

– Что, Йоган, – будешь теперь окольцованный, законный муж, да? – подкалывает его Куля.

– Ну да.

– Не, Йогану теперь хорошо будет, – говорю я. – Не надо никого снимать, крутить – Светка всегда под боком.

Йоган кривится.

– Ни хера ты, Бурый, не понимаешь. Она у меня живет месяц – знаешь, как уже заебало?

– Да, это охуеть надо – все время с одной бабой, – говорит Куля. – Я б так не смог. Лучше под железный каблук, чем под бабский. Так что, Бурый, зря ты Йогану завидуешь насчет этого. Тем более, что у нее скоро пузо вырастет, там уже не до того будет.