Самый младший лейтенант. Корректировщик истории - Юрий Валин

15.40.

Перекресток улицы Фурманова и Люсинского переулка

– Закапываются, суки, – пробурчала Катрин.

Вид со второго этажа открывался не то чтобы роскошный, но вся ложбина вдоль улицы Академика Павлова просматривалась. Край кладбища, дорога – там вспухали редкие облака разрывов. Дымился развернутый поперек проезда бронетранспортер. Дальше горела еще одна машина – издали не понятно, наша или немецкая. Среди кустов на окраине кладбища изредка перебегали фигурки. Должно быть, начальнице в бинокль немцев отлично видно.

Правее замер город. Серые дома в густой завесе дыма. Множество пожаров слилось в одно колышущееся марево, в котором глухо грохотали разрывы снарядов и бомб.

В доме со связистами Катрин все-таки не усидела. Выбрались к перекрестку вместе с сержантом-разведчиком. Женька сообразил, что его берут, чтобы на глазах оставался. Начальница проворчала, «что Земляков, как дитя малое, всякую каку в рот тянет – то с диверсантами знакомиться лезет, то под немецкую гранату сунуться норовит».

Теперь дурной товарищ Земляков сидел на продуваемом чердаке, любовался возящимся у кладбища противником.

Боевую группу Майера зажали крепко. Дивизионный разведывательный батальон немцев, усиленный подразделениями танкового батальона, относительно беспрепятственно прошел вдоль шоссе и угодил в приготовленный «мешок». Теперь немцы укрылись между развалинами домишек поселка, примыкающими к кладбищу. Гренадеры окапывались между могил. Легкие минометы отплевывались, пытаясь накрыть плотно бьющие с окраины поселка Халтурина пулеметы. Две атаки советской пехоты немцы отбили, но сами двинуться вперед не могли – русские противотанковые пушки с хорошо подготовленных позиций не давали высунуться на дорогу. Немцы ждали подкрепления. К ним уже двинулась подвижная группа резерва.

– Накрыть бы их поплотнее, – прошептал разведчик, опираясь о плечо Женьки. – Как на ладони – корректировщика бы сюда, да ударить.

– Чем? – угрюмо поинтересовалась Мезина. – Гаубицы, что остались, все за городом, от немцев драпают. Здесь одна батарея, да снарядов там с гулькин… Что смогут, сделают.

– Да я понимаю. Так… ерзаю, – разведчик вздохнул.

– Ты не ерзай, – попросил Женька. – Придавил.

– Виноват, товарищ младший лейтенант, – разведчик поспешно отодвинулся.

– Да я не к тому. К балке прижимаешь, а я штаны только зашил. Лопнут ведь, задница на честном слове держится.

– О, так бы и сказали. У Николы запасные шаровары есть, по случаю достались, почти не ношенные. Хотите, попрошу? – великодушно предложил разведчик.

– Выручи, а то шевельнуться боюсь, – признался Женька.

– Сделаем. Только ведь… солдатские. А вы… – сержант выразительно покосился на Женькины новенькие погоны.

– Слушай, я обновку у командования не выпрашивал. К гусарству склонности не имею. Приказали – ношу, – оправдался Женька.

Катрин ехидно покосилась:

– Пошли к связи, модники. Немцы никуда не делись, война идет по расписанию.

Приказ уходить Катрин получила в 17.30. Пыталась возражать, но на том конце провода сказали что-то такое, что Мезина мигом разговор окончила, вышла злая и красная:

– Уходим, Земляков. Бери вещички, немца, и к машине.

Женька поспешно собирал хозяйство, когда заглянула Наталья Семеновна:

– Бежите, а? А мне як? Твоя красуня грошей дала. Рейхсмарки, так? Значит, бежите?

Женька мельком взглянул на бурые, разных оттенков купюры. Наверняка из карманов фрицев, что за садиком валяются. Рачительная Катерина, этого не отнять.

– Меняем диспозицию, тетя Наташа. Война ныне маневренная. Раз уходим, могут и немцы прийти. Круговорот, так сказать. Вы бы побереглись.

– Потаскуны вы брехливые, а не вызволители, – с неожиданной ненавистью заявила тетка. – Дочь с внучкою за Ташкент загнали. Зять неведомо де. Та еще крыши над головой лишаете. А куды я пойду, если муж здесь на кладовище лежит?

Женька отвернулся. К счастью, тут во дворе затарахтел двигатель полуторки.

Грузовик прыгал по улице. Вчера еще проезжали относительно нормально, сегодня то и дело приходилось притормаживать – рухнувшие столбы, заборы, один из домов разнесло прямым попаданием. Земля порыжела от кирпичной пыли, забор рухнул, придавив тонкие замерзшие вишневые деревца. У уцелевшего пролета лежали два трупа, прикрытые одинаковыми ситцевыми занавесками. Полуторка миновала воронку, прибавила ходу. Женька изо всех сил упирался ногами, удерживал на коленях автомат. Роттенфюреру приходилось еще хуже – начальница лично проверила, как связан пленник, на всякий случай стянула немцу и ноги. Теперь эсэсовец катался у заднего борта, тщетно пытаясь упереться плечом. Но смотрел насмешливо:

– Господин комиссарский переводчик, похоже, вы окружены. Надеетесь удрать?

– Зачем удирать? Ваши силы мы успешно раздробили. Дальше посмотрим, – Женька сплюнул за борт, но не слишком изящно – уж чересчур машину мотало.

Немец, гад, криво усмехнулся. За сопляка считает. А кто ты, Евгений Земляков, на самом деле? В армии месяц с хвостиком, штаны чужие, из жалости подарили. Только и умеешь, что лопотать с венским акцентом. Лох, лузер и чмо московское. Стрелять-то толком не научился.

Немец все ухмылялся. Морда обросла белесой противной щетиной, ворот камуфляжной парки в дерьме каком-то. Но наглость вернулась, видел роттенфюрер, что жуткая фройляйн-ведьма за «баранку» раздолбанного драндулета села. Непрестижно, лапотно.

А может, его того… Случайный выстрел. В целях пресечения любых мыслей о побеге?

Немец улыбаться перестал. Видимо, интуиция изрядно развита. Как же его Катерина «наколола-расколола»? Впрочем, у наставницы солидный опыт. А стрелять мы вас, роттенфюрер, пока не будем. Вдруг пригодишься, тварь такая. Хотя зачем?

Ствол автомата вроде сам собой развернулся к немцу. Женька хотел ужаснуться, но почему-то не мог. Враг сидит. Не смешливый паренек из трудолюбивой рабочей семьи. Натуральный эс-эс. И еще не известно, как дальше повернется…

Проскочили мимо забившихся между домами грузовиков, мелькнула зенитка, вкопанная в землю по самый ствол. «Полицайская антилопа» тормознула, Женька, как водится, приложился затылком о кабину. Черт, пора бы приноровиться.

Катрин высунулась из кабины:

– Не высыпались? Как по нам палить начали, я газанула от души.

– Стреляли? – забеспокоился Женька.

– Ладно, проехали уже, – Катрин внимательно взглянула на немца. – Ты его воспитывал? Что-то он сбледнувший слегка. Ты, случайно, о задании не забыл?

– Ни в коем случае. Выгружать?

– Сваливай, – Катрин озабоченно завертела головой. – У немцев где-то за Шевченками батарея. Нащупывает, падла. Как бы «Антилопку» не раздолбили.

18.50.

Улица Академика Павлова.

Штаб 179-й отбр

Подвал был обжитой. Горела керосиновая лампа, радист у немецкой рации однообразно и тихо материл мудреную технику. В углу спал, с головой накрывшись полушубком, измученный старший лейтенант. В соседней комнате то и дело начинали громогласно орать в телефон, связываясь с батальонами. Остатки растрепанной за две недели боев бригады готовились к атаке. С правого фланга их должны были поддержать роты 209-го батальона НКВД. На окраине поселка Халтурина сосредоточилась главная ударная сила – шесть «тридцатьчетверок» и два «Т-60» – все, чем на данную минуту располагала бригада. Остальные машины или втянулись в бой в районе станции Лосево, или спешно ремонтировались на ХПЗ. Генерал-майор Белов, принявший на себя командование харьковским гарнизоном, уже дважды требовал ускорить разгром прорвавшегося к кладбищу противника и перебросить танки к ипподрому – немцы наращивали давление на северной окраине города. Об уже проскользнувшей в Журавлевку механизированной группе немцев сведения пока поступали крайне разноречивые.

– Хватит матюгаться, – неожиданно для себя строго сказал Женька радисту. – Дай послушать.

В наушниках шуршало, потом неожиданно близкий голос начал по-немецки вызывать «Венеру» и «Дору». Отозвалась «Дора», немцы принялись уточнять координаты дома, в котором засели снайперы. Потом встрял «Марш», доложил, что движение замедлилось, впереди мины, сильный фланговый огонь русских, приходится обходить перекресток. «Хельга», выходящая в эфир словно из соседней комнаты, просила до утра не тянуть.

– Что там? – рядом присела неслышно возникшая Катрин.

– Трудятся. Пока без особого ажиотажа, – сказал Женька.

– Через десять минут начинаем, – командирша расстегнула ремень и принялась подвешивать горбоносую кобуру «вальтера». – Немец сидит?

– Отдыхает, – машинально сказал Женька, стараясь удержаться и не чесаться по-обезьяньи.

Немец сидел в компании двух камрадов по несчастью под охраной злого автоматчика с перевязанной головой. Бойца слегка мутило, потому на любое шевеление немцев он нервно рявкал: «Не балуй! Капут устрою!»