Пять поросят - Агата Кристи

Вскоре Эльза возвратилась в Лондон, Эмиас также отсутствовал несколько недель. Я совсем позабыл тот разговор, когда услыхал как-то, что Эльза снова в Олдербери – для того, чтобы Эмиас закончил ее портрет. Известие меня взволновало. Кэролайн при встрече не стала обсуждать это, вела себя обычно, без какого-то особого беспокойства. Я решил, что между ними все хорошо, поэтому очень удивился, когда узнал, как далеко зашло дело.

Я рассказал Вам о своей беседе с Кэролайн и о разговоре с Эльзой. У меня не было на этот раз случая поговорить с Кэролайн. Мы только обменялись несколькими словами. Словно вижу ее – с большими черными глазами, затаенным волнением, будто слышу ее голос: „Все кончено…“ Нет слов, чтобы высказать безграничную горечь, с какой она это сказала. То была жестокая правда. Без Эмиаса жизнь для нее кончилась. Потому, я в этом убежден, она и взяла цикуту. Это было спасение. Спасение, подсказанное моей глупой лекцией. И отрывки из Платона, прочитанные тогда…

Вот каково мое теперешнее убеждение. Она взяла цикуту, твердо решив покончить с собой, если Эмиас ее бросит. Он, наверное, увидел, когда она это делала, или узнал позднее, что у нее есть цикута. Это его напугало. Он ужаснулся, поняв, как далеко зашел. Но, несмотря на угрызения совести, он чувствовал, что не может отказаться от Эльзы. Это понятно. Ни один мужчина, влюбившись в нее, не смог бы порвать с ней. Он не представлял себе жизни без Эльзы. Он понял, что, в свою очередь, Кэролайн не сможет жить без него. И решил, что есть только один выход: самому воспользоваться цикутой. И то, как он это сделал, по-моему, для него характерно. Живопись была для него дороже всего на свете. Он решил умереть с кистью в руке. И последнее, что должны были видеть его глаза, – образ девушки, которую он безрассудно любил. Возможно, он подумал, что и для нее его смерть будет наилучшим выходом…

Признаю, эта версия оставляет без объяснения некоторые факты. Почему, например, на пустом флаконе были только отпечатки пальцев Кэролайн?.. По-моему, после того, как Эмиас брал флакон, его отпечатки были стерты тряпкой, лежавшей в комоде. А после смерти Эмиаса Кэролайн брала его, чтобы посмотреть, не трогал ли кто. Пожалуй, такое объяснение возможно и правдоподобно. Что касается отпечатков на пивной бутылке, то защита считала, что после принятия яда пальцы скрючиваются, и потому человек может держать бутылку неестественным образом.

Стоит объяснить и поведение Кэролайн во время процесса. Мне теперь понятны мотивы ее действий. Она взяла яд из моей лаборатории. Ее решение покончить с собой было причиной, побудившей ее мужа к самоубийству вместо нее. Не будет нелогичным предположить, что в момент болезненных угрызений совести она чувствовала себя ответственной за его смерть. Таким образом, Кэролайн убедила себя, что она виновна в убийстве, хотя вовсе и не в том смысле, в каком понимал ее вину суд.

Считаю все это вполне возможным и уверен, что Вам нетрудно будет убедить маленькую Карлу в невиновности матери и она сможет выйти замуж.

Все написанное до сих пор, к сожалению, не то, о чем Вы меня просили. Попробую сейчас исправить этот недостаток. Я Вам уже рассказывал обо всем, что произошло накануне смерти Эмиаса. Перейдем к этому дню.

Спал я очень плохо, взволнованный таким печальным для моих друзей поворотом событий. После долгого раздумья, когда я напрасно старался придумать способ избежать катастрофы, часов в шесть утра я заснул мертвым сном. Не проснулся, когда мне приносили чай. С трудом поднялся приблизительно в половине десятого, измученный, с тяжелой головой. Немного погодя мне показалось, что я услыхал шорох в комнате, которая была подо мною, то есть в лаборатории.

Шум, видимо, вызвала кошка, залезшая туда. Я увидел приоткрытое окно, по недосмотру так и оставленное с вечера. Приоткрыто окно было приблизительно настолько, что могла пролезть кошка. Сообщаю об этом для того, чтобы объяснить, что привело меня в лабораторию.

Как только, одевшись, я спустился туда и начал осматривать полки, – заметил, что бутылка с цикутой немного выдвинута. Это привлекло мое внимание. Присмотревшись, я увидел, что из бутылки исчезло значительное количество жидкости. Перед тем бутылка была почти полная, а теперь в ней осталось меньше половины.

Я плотно закрыл окно и вышел, заперев дверь на ключ. Меня разбирало волнение, я растерялся. Любая неожиданность всегда замедляла ход моих мыслей.

Все слуги в один голос утверждали, что в лабораторию не заходили. После некоторых раздумий я решил позвонить брату и попросить совета. Филипп быстро осознал всю серьезность произошедшего и вызвал меня. По дороге из дому я встретил мисс Уильямс, которая искала свою ученицу. Я заверил, что не видел Анджелы, быстро пошел к морю, сел в лодку и начал грести к противоположному берегу.

Брат ждал меня у причала. Мы поднялись к дому той же дорогой, которой прошли с Вами несколько дней назад. Местность Вы знаете, следовательно, можете себе представить, что, проходя около стены „сада-батареи“, мы не могли не услышать, если за стеной о чем-нибудь говорилось.

И мы действительно услышали голоса, однако слов не разобрали. Не вызывает сомнения лишь то, что Кэролайн и Эмиас спорили о судьбе Анджелы. И никаких угроз со стороны Кэролайн не было. Она, я полагаю, была против отправки девочки в школу, на чем решительно настаивал Эмиас. Он был неумолим, нервничал, кричал, что дело решено и что он уже распорядился упаковать ее вещи.

Калитка „батареи“ открылась как раз в ту минуту, когда мы были возле нее. Вышла Кэролайн. Она казалась немного взволнованной. В это время подошла Эльза. Понятно было, что Эмиас хочет продолжать работу над картиной, поэтому мы пошли по тропинке вверх.

Филипп позже горько укорял себя, что мы не приняли тогда срочных мер. Но я не разделяю его мнения. Абсолютно ничего не оправдывало наших предположений о подготовке убийства. (Кстати, я считаю, оно и не готовилось.) Естественно, что-то нам следовало предпринять, но уверен, что сначала надо было тщательно обсудить проблему, обязательно найти решение. Раз или два я даже спрашивал себя, не ошибся ли я, на самом ли деле бутылка накануне была полной? Я не из таких, как мой брат Филипп, которые считают себя абсолютно правыми во всем. Память иногда может сыграть злую шутку. Сколько раз, например, я был уверен, что положил какой-то предмет в одно место, а он потом оказывался совсем в другом. Чем больше я пытался вспомнить, сколько было в бутылке накануне, тем больше появлялось сомнений. Это очень злило Филиппа, он начал терять терпение. Мы не могли больше рассуждать и решили продолжить после ленча.

Позднее Анджела и Кэролайн принесли нам пиво. Затем я пошел по тропинке в сторону „батареи“. Как раз над „батареей“ среди деревьев есть полянка, где стояла старая скамья. Я сидел там, курил в раздумье, наблюдая, как позирует Эльза. Вечно буду помнить Эльзу, какой она была в тот день. Стройная, в желтой блузке и синих шортах, в красном пуловере, наброшенном на плечи. Ее лицо излучало здоровье и радость.

Вы, возможно, подумаете, что я подслушивал. Нет! Эльза меня хорошо видела, она знала, как и Эмиас, что я там сижу. Она даже махнула мне рукой и закричала, что Эмиас в это утро невыносим, что он не дает ей отдохнуть. Она, мол, вся замерзла, и у нее нестерпимо болит поясница. Она не замечала ничего и никого, кроме себя и Эмиаса, не знала сомнений, ни в чем себя не упрекала и ни в чем не раскаивалась. Да и можно ли этого ждать от жизнерадостной молодости? Раскаяние – это чувство, которое приходит с возрастом, вместе с мудростью.

Они, разумеется, много не разговаривали. Художник не любит болтать, когда работает. Каждые несколько минут Эльза делала какое-то замечание, а Эмиас что-то ворчал в ответ. Она ему говорила: „Мне кажется, ты прав в отношении Испании. Это первая страна, куда мы поедем. И ты поведешь меня смотреть бой быков. Это, наверное, исключительное зрелище! Только я бы хотела, чтобы бык убил человека, а не наоборот. Представляю, что чувствовали римлянки, глядя, как умирает гладиатор. Мужчины умирают – невелика беда, а вот животные!.. Они прекрасны“. Она сама была примитивна, как молодое животное, и не имела никакого опыта, мудрости преисполненного сомнений человека. Не думаю, чтобы она мыслила, она только чувствовала. Она была полна жизни, живее всех живых существ, каких я знал…

В последний раз видел я ее такой радостно-уверенной. Обычно вслед за такой веселостью приходит беда.

Гонг зазвонил к ленчу. Я встал, спустился по тропинке и зашел на „батарею“, где меня встретила Эльза. После тенистых деревьев свет кажется слишком ярким, слепящим. Эмиас сидел, раскинув руки, на скамье. Он внимательно смотрел на картину. Я только раз видел его в такой позе. Откуда я мог знать, что яд уже действовал, что Эмиас цепенел?