«На суше и на море» - 62. Фантастика - Александр Колпаков

Когда мы вытащили его, то увидели, что ноги у него заклинены. Страшное давление смяло поножи в лепешку. Если бы металл треснул, Тарнэй утонул бы и погиб ужасной смертью, наглотавшись ртути.

Ноги Тарнэя в кровавых вмятинах, и теперь он, по-видимому, будет всегда хромать. Больше пробовать не стали. Подумали о колоколе, но Линг показал нам отрезвляющие цифры. Стенки должны быть толщиной в фут. Нам понадобилась бы кораблестроительная кузница, чтобы сделать такую штуку. Это было просто невозможно.

Мы растерянно переглянулись. Всего в тридцати футах под нами лежит спрятанное горючее. Но оно с таким же успехом могло бы быть и в центре планеты. Добраться до него сквозь ртуть нельзя — мы убедились на опыте. Это было все равно, что нырять в воду на глубину четырехсот футов без всяких специальных приспособлений. И все же нам нужно достать его — или навсегда остаться на Меркурии.

Я сказал «нужно», потому что мы еще не решили проблемы. А время нашего отлета должно наступить всего через девять суток. Мы можем попробовать последнее отчаянное средство, о котором уже думали. Оно будет стоить одной жизни. Спасибо за сочувствие, Земля! Оно значит больше, чем вы думаете.

День сто сорок седьмой.

Нашим следующим шагом была разведка вокруг ртутного озера, чтобы узнать, с чем мы боремся. Металлическое озеро в поперечнике около пяти миль и находится в лощине между горами Дневной половины и замерзшими кряжами Ночной. Одной стороной оно упирается в покатые склоны, другой — в крутые утесы.

Оно прекрасно и отвратительно, это ртутное озеро. Его слегка трепещущая поверхность блестит, как мягкое серебро. Когда оно швыряет свои тяжелые «волны» на берега, со всех сторон доносится непрерывный низкий гул.

Парлетти говорит, что на этой невыветривающейся планете должно быть много свободной металлической ртути — целые озера и пруды. Когда с либрацией в Дневную сторону приходит тепло, ртуть испаряется, а когда с либрацией в Ночную сторону приходит холод, она застывает в «глетчеры».

Но, к несчастью, в нашей Сумеречной зоне она не будет ни замерзать, ни испаряться. Она просто останется здесь, пока какое-либо геологическое нарушение не откроет ей путь и не позволит перетечь куда-нибудь в другую долину.

Этой надеждой мы и жили все эти три месяца — вдруг какая-нибудь свинцовая гора на краю Дневной стороны растает и позволит ртути вытечь. Теперь эта надежда исчезает. Нам нельзя ждать слишком долго. Мы до сих пор не знаем, что делать с ртутью. Для ясности расскажу, чем были заняты люди последние три месяца.

Капитан Атвелл с самого начала приказал всем продолжать научную работу. Нечего сидеть и горевать о погребенном горючем.

Организовали разведку на Дневную сторону, чтобы заглянуть в этот пылающий ад. В ней участвовали капитан Атвелл, Парлетти и Линг. Для этого они снабдили скафандры холодильными приборами, работающими от батареи.

Мы поставили корабль невдалеке от пирамиды на якорь со стальной цепью. Они отплыли на стальном «плоту», который придумали, когда плавали по озеру. Весла повели плот с поразительной скоростью, и он подпрыгивал на маслянисто-гладком металле, как пробка.

Высадившись близ Дневной стороны, отряд перевалил через горы и прошел вглубь пешком на тридцать миль. Они обходили кипящие озера расплавленного свинца, висмута, олова и кадмия, ослепительно блестевшие под лучами гигантского Солнца.

Вокруг простирались металлические скалы, равнины и утесы, раскаленные, искрящиеся, словно свежие слитки на заводах. Это было похоже на модель мира, сделанную в металле каким-нибудь исполинским рабочим. Металлические пары вились в раскаленном добела небе. Вокруг нестерпимая жара, сушь и кажущаяся безжизненность.

И все же тут не безжизненно, так как участники экспедиции видели издали двух ужасных крылатых драконов. Как они живут и чем питаются в этом уголке ада — поразительная тайна. Биологам будущего хватит работы здесь на всю жизнь.

Они видели также мираж, удивительно ясный и подробный. В атмосфере металлических паров отражался обширный, простиравшийся до горизонта, расплавленный океан с барашками на плещущихся медных волнах. Никакой построенный человеком корабль не сможет плавать по этим свирепым волнам, более свирепым, чем все земные тайфуны. Представьте себе металлические «валы» и «ветер» из металлических паров вместо воды и воздуха, и вы получите силу, которая разобьет любой дредноут, как яичную скорлупу.

Мираж был отражением того, что лежало под прямыми лучами Солнца на сотни миль впереди. Он был таким ярким, что глаза у людей заболели, несмотря на дымчатые стекла визоров.

Они вернулись, когда внешняя температура достигла 300 градусов по Фаренгейту[14]. Холодильные приборы работали на пределе. Горячая почва чувствовалась даже сквозь вакуум в подошвах. Каждый потерял в весе по пяти фунтов.

— Стоит того, — сказал Атвелл, — зрелище, которое не увидите ни на какой другой планете.

Маркерс посылает следующее известие. Каждую минуту на Земле можно ожидать магнитных бурь от солнечных пятен. Полярные сияния будут особенно яркими на Земле в ближайшие двадцать четыре часа. Маркерс предлагает сделать затемнение во всех городах (в пределах видимости сияний), чтобы полюбоваться зрелищем.

День сто сорок восьмой.

Капитан Атвелл вместе с фон Целлем и Суинертоном провел также разведку на Ночной стороне.

Батареи в их скафандрах были соединены на этот раз с обогревательными приборами. И они понадобились. Температура все падала и падала. Через тридцать миль она упала до 200 градусов ниже нуля по Фаренгейту. Еще дальше, там, где лучи Солнца никогда не светили, она должна быть совсем близкой к абсолютному нулю, ниже 500 градусов по Фаренгейту.[15]

Там, за краем Ночной стороны, на всем лежал слой белого «снега». Снега из замерзших газов. Вялые струйки жидкого воздуха текли оттуда и испарялись. Вот откуда Дневная сторона получает свое постоянное пополнение атмосферы. Действительно, здесь есть постоянные «пассаты» с Ночной стороны на Дневную, как пассаты на Земле, вызванные циркуляцией экваториального и арктического воздуха.

Фон Целль описывал местность почти поэтически. Вечная ночь. Яркие звезды, как драгоценные камни на угольно-черном бархате неба. Видны Земля, Венера и Марс. Марс низко, темно-красный. Земля выше — прекрасная голубая звезда. Венера блестит так ярко, что они приняли ее за вторую луну Меркурия, кроме той, которая открыта Маркерсом. Они любовались на Маркерсову луну, названную Фаэтоном за то, что она, как колесница, быстро ныряла вверх и вниз по крутой дуге, словно в поисках Солнца.