Древний Марс (сборник) - Крис Роберсон

Кидд, перехватываясь за леер гакаборта[7], перебрался с одной стороны кватердека[8] до другой, поглядывая то на грот-мачту за бортом, то на бизань-мачты. Команды всех трёх мачт свое дело знали, поэтому за считаные минуты все паруса были убраны.

И тут на них обрушился мощный порыв ветра. Весь корабль содрогнулся, верхушки рей задрожали, мачты протяжно застонали от такого напора; некоторые матросы с гиканьем запрыгали на своих линях безопасности. Кидд и Эдмондс налегли на колдершток[9], упираясь ногами в палубу изо всех сил; ветер не давал им повернуть корабль на нужный курс. Снасти выдержали, не раз латанные паруса тоже, и корабль стремительно рванул к незнакомой планете.

Но чуть погодя к Кидду подоспел Секстон, с трудом цеплявшийся за линь безопасности. Он даже потерял где-то свой парик.

– Стойте, стойте! – Секстон перекрикивал шум ветра. – Мы уже вошли в атмосферу планеты! Я был глупцом, когда не учёл, что сила притяжения на Марсе меньше, чем на Земле. Его атмосфера должна быть менее плотной, а значит, обширнее!

– У меня нет времени на натуральную философию, доктор! – рявкнул Кидд в ответ.

– Вы не понимаете, капитан! Мы падаем!

Наконец-то Кидд понял то, что его тело твердило ему вот уже которую минуту. Вот чем была быстрая, растущая с каждой секундой скорость корабля – падением. Кидд снова ощутил свой вес, он тянул его к носу корабля, а корабль продолжал приближаться к планете.

– Надуть шары! – скомандовал он. – Живо! Шевелитесь на пределе сил!

Матросы шкафутной команды незамедлительно направились к большим сундукам на палубе, куда были убраны воздушные шары. На Земле они надували их целый день; сейчас времени было куда меньше – они находились в эпицентре шторма.

Кидд наблюдал за парусами, ежеминутно регулировал их направление, чтобы меняющийся ветер не разнёс корабль в щепы. Может, стоило бы спустить их, потерять контроль, но сбросить скорость?

От этого размышления его отвлек полный ужаса крик на шкафуте. Кричал старшина шкафутной команды.

– Сгнило! – мученически рыдал он. – Все сгнило!

В его руках был обрывок черного сгнившего шелка.

Кидд метался от одного сундука к другому, чтобы оценить ущерб. Все шары прогнили в тех местах, где шелк касался деревянных стенок сундука. Центральная часть шаров была цела, но из-за того, каким образом они были уложены, каждый был испещрен дырами. Не было никакой надежды, что хоть один из них сможет удержать воздух, особенно сейчас, когда времени не оставалось.

Кидд посмотрел на сгнившую ткань, которую крепко сжимал в руках.

Именно он сворачивал воздушные шары. Он прекрасно осознавал их важность, знал, что они – залог их спасения, когда они вернутся на Землю. Он сам проверил, чтобы они были правильно свернуты и уложены.

Капитан не учел того, что в тот момент они уже были мокрыми, еще до того, как их спустили. Виной тому был первый штормовой дождь. Влажный шелк, неважно, насколько аккуратно его сложили, все равно бы покрылся плесенью и сгнил.

Кидд своими руками погубил «Марс Эдвенчер». Он обращался с нежным шелком как с обычной парусиной, и чувствительная ткань от его небрежного обращения завяла и умерла, точно цветок.

Он безнадежно посмотрел на Марс, огненный пылающий шар, неумолимо надвигающийся прямо на них. При столкновении с этим каменным шаром корабль разлетится в щепки. Теперь уже точно.

Рядом с ним возник Секстон. Не говоря ни слова, Кидд показал ему сгнивший шелк.

– Все такие? – спросил философ.

Не в силах говорить, Кидд кивнул. Не будь невесомости, он бы рухнул в отчаянии прямо на палубу.

Секстон немедленно достал подзорную трубу и уставился в нее так напряженно, будто собирался силой своего взгляда прожечь дыру в штормовой завесе. Но в конце концов он убрал инструмент и, точно в воду опущенный, повернулся к Кидду.

– Нам отсюда не выбраться, – признал он. – Мы уже слишком глубоко проникли в атмосферу Марса; его притяжение удерживает нас сильнее. – Он вздохнул. – Если бы только мы могли расправить плавники и улететь, подобно caelipiscines.

Кидду пришлось поднапрячься, чтобы узнать латинское имя, которое Секстон дал летающим рыбам.

– Или выгрести из этой беды.

Сколько раз за годы мореплавания Кидд садился на весла и спасал корабль, когда ветер и волны предавали его.

На душе у Кидда было тяжело, но в глазах Секстона вспыхнул огонек вдохновения.

– Весла, – сказал он, – весла! Быть может, они помогут…

– В такой шторм? Они же сломаются, как прутики!

Секстон потряс головой.

– Представим плавники caelipiscines.

Кидд пока не понимал, куда клонит Секстон, но все же попытался представить плавники летающих рыб. Широкие, покрытые пленкой, укрепленные паутиной тонких, но жестких перепонок.

Каждая перепонка была не толще голубиного перышка, но их было очень много. Когда рыба рассекала воздух плавником, давление распределялось равномерно.

Нет. Они летели не совсем как птицы. Их движение скорее походило на греблю.

– Боже мой, – произнес Кидд, начиная понимать.

– Но мы немедленно должны сбросить скорость, – сказал Секстон, – или у нас не будет шанса.

– Спустить паруса! – скомандовал Кидд. – И зовите сюда парусного мастера, такелажника и плотника!

После того как парусный мастер, плотник и такелажник закончили работу, места на палубе осталось очень мало.

Наименее пострадавшие полотнища шёлка они разрезали на полоски; каждая такая полоска связала между собой соседние весла. Вся конструкция должна была стать крыльями огромного размаха и чем-то напоминала паруса китайской джонки. Но пока что шкафут корабля выглядел как бесформенная масса белой ткани в чёрную полоску. Гнилой шелк полоскался на ветру, пока корабль падал в марсианском воздухе. Даже двое сильных мужчин с трудом удерживали одно весло, сопротивляясь силе ветра.

Уключины они усилили стапель-блоками, а между ними продёрнули самые прочные канаты под килем корабля. Сеть из канатов точно уложила корабль в веревочную колыбель.

– Не сработает, – пробормотал Секстон. – Я глупец, раз поверил в это.

Утратить веру в свою идею – вот уж совсем не похоже на Секстона. Обычно он цеплялся за любую мысль, неважно, насколько непрактичной она ни казалась Кидду, до безоговорочного успеха или абсолютного провала. Но сейчас, когда жизнь всей команды зависела от этой безумной затеи, натурфилософ почти ударился в панику.

– Сработает, – ответил Кидд, похлопав Секстона по спине, хотя на самом деле он не был в этом уверен. – Должно сработать.

Теперь Марс казался таким огромным, что взглядом его было не охватить. Стал виден неестественно изогнутый горизонт. Планета приближалась, атмосфера давила на корабль, и к Кидду снова вернулся вес. Он по-настоящему стоял на палубе. За два месяца он и забыл, как это. Секстон говорил, что вес будет не больше трети от того, что был на Земле, – и хорошо: после стольких недель невесомости Кидд держался на ногах не увереннее новорожденного олененка.